Дэвид Зинделл - Экстр Страница 9

Данло посмотрел на реку Истас, мерцающую при свете звезд, и промолчал.

– Мне думается, ты знаешь, где твой отец.

Данло сжал в руке пустой бокал, храня молчание, как ночное небо.

– Возможно, у нас с тобой общая миссия, – сказал Малаклипс. – Мне думается, мы оба ищем твоего отца.

Возможно ли, чтобы единственной целью Малаклипса в Экстре была встреча с отцом? – подумал Данло. Вряд ли. У воинов-поэтов внутри одних целей всегда спрятаны другие, и самая глубокая их цель – это война.

– Ты хорошо умеешь молчать, – сказал Малаклипс. – Ну что ж – послушаем, что скажет хозяин дома.

Данло, глядя на темный лес далеко внизу, вдруг осознал, что вокруг него звучит голос Мер Тадео. Голос, усиленный музыкальными прудами, висел над садом, как серебряный туман. Мер Тадео произносил свой тост, и Данло отвел глаза от воина-поэта, чтобы вникнуть в смысл.

– …эти храбрые мужчины и женщины столь почитаемого в Цивилизованных Мирах Ордена поклялись проникнуть в Экстр, чтобы… – Тут Данло заметил, что его бокал пуст. В погоне за воином-поэтом он позабыл наполнить его.

– У тебя нет вина, пилот. – Малаклипс поднял свой бокал, словно демонстрируя Данло некий тайный эликсир, с хрустальным звоном коснулся им пустого бокала и быстро налил туда до половины рубинового вина, не пролив ни капли. – Выпьем за успех твоей миссии?

Данло понес бокал к губам, но пить не стал, а только вдохнул. От вина шел шипучий, пряный, почти горячий запах.

Посмеет ли Малаклипс отравить его на глазах у десяти тысяч человек? Воины-поэты славятся своими ядами. Тысячу лет назад, в конце Войны Контактов, они в союзе с Архитекторами Старой Церкви сконструировали вирус, опустошивший Цивилизованные Миры, а впоследствии сгубивший все племя деваки за исключением Данло.

– Ты когда-нибудь пробовал огненное вино? – спросил Малаклипс.

Данло вспомнил, что яды воинов-поэтов не всегда смертельны. Когда-то его бабушку, даму Мойру Рингесс, тоже отравил воин-поэт. С помощью своих маленьких игл он ввел ей в кровь запрограммированные бактерии, так называемые сдель-клетки. Эти клетки, наподобие раковых, пустили метастазы в ее мозг, где уничтожили миллионы нейронов и нервных узлов и отложили микроскопические слои белковых нейросхем, превратив таким образом живой человеческий мозг в биологический компьютер. И бабушка Данло, мать Мэллори Рингесса, стала почти полностью подвластна программам воина-поэта. Данло, вдыхая пьянящий аромат огненного вина, не мог не думать о прижизненной смерти, которой она подверглась.

– Я не могу пить с тобой, – сказал он наконец.

– Вот как?

– Сожалею, но это так.

Малаклипс пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Я как пилот не могу пить с врагами моего Ордена.

– Ты уверен, что мы с тобой враги? – с грустной и чарующей улыбкой спросил Малаклипс.

– Конечно.

– Хорошо, не пей со мной, но все-таки выпей. Этой ночью все пьют за триумф Экстрианской миссии, и ты тоже должен.

Мер Тадео закончил свою речь, и звон десяти тысяч бокалов наполнил весь сад. Эта хрустальная музыка напомнила Данло то время, когда он доверял тому, что видел собственными глазами. И для него всего важнее было проверить истинность того, что он видит. Сейчас, глядя в фиолетовые глаза Малаклипса, которые улыбались ему и манили, он видел, что вино – это только вино, и нет в нем ни вирусов, ни слельклеток, ни прочих ядов. Данло необходимо было удостовериться в этой правде любой ценой, и он выпил.

Мягкие ткани его языка и глотки тут же опалило огнем. На миг он испугался, что вино все-таки отравлено – возможно, даже экканой, которая никогда не выводится из организма полностью и обрекает человека на страдания до конца его дней.

Но жжение уступило место дразнящей щекотке, которая в свою очередь сменилась чудесным холодком, напоминающим мятный. Вино и в самом деле было только вином, восхитительным огненным вином, столь ценимым торговцами и любителями во всех Цивилизованных Мирах.

– Поздравляю. – Малаклипс поднял свой бокал и поклонился Данло. – За твою миссию. За вечный момент, когда все становится возможным.

С этими словами он выпил, а Данло наклонил свой бокал и вылил остаток бесценного вина на траву у себя под ногами.

Он сказал, что не станет пить с воином-поэтом, и не стал.

– Я сожалею, – сказал он.

– Я тоже сожалею. О том, что не ты поведешь мой корабль в Экстр.

Воин– поэт обладал безупречным чувством времени. Как только он произнес “Экстр”, люди в саду хором начали обратный отсчет. Сто… девяносто девять… девяносто восемь… девяносто семь. Они выкрикивали цифры в унисон, следуя примеру Мер Тадео, и их голоса сливались в сплошной зловещий рев.

Многие лица были обращены на восток, к небу. Купцы в серебряных кимоно и люди Ордена в форменных одеждах – все смотрели на тот клочок космоса, где Зондерваль пообещал явление звезды. Шестьдесят шесть… шестьдесят пять… шестьдесят четыре… шестьдесят три. Воин-поэт тоже наставил свой тонкий палец в небо и звучным голосом считал вместе со всеми, приближаясь к нулю. Двадцать два… двадцать один… двадцать… девятнадцать.

Наконец и Данло поднял глаза к звездам Экстра. Его волновала и забавляла мысль, что эти бессчетные, безымянные звезды, возможно, тоже ждут его, как он ждет, чтобы их дикий свет наполнил ему глаза. Когда-то в детстве он думал, что звезды – это глаза его предков, которые следят за ним и ждут – ждут, когда он поймет, что и он по сути своей неистовая белая звезда, неотделимая от ночи. Звезды, он знал, могут ждать почти вечно, пока человека не прожжет наконец его истинная суть, и в этом заключается великая тайна звезд. Четыре… три… два… один.

Настал момент – момент, в который небо осталось просто небом с вечно мерцающими звездами. Зондерваль ошибся в расчетах, подумал Данло, и никакой новой звезды этой ночью не появится. Он настал, этот бесконечный момент, длившийся гораздо меньше секунды, и прошел. Над восточным горизонтом, чуть выше темных гор, вспыхнула яркая точка – вспыхнула и тут же развернулась в ослепительную белую сферу. Протуберанцы, клубясь вокруг невыносимо яркого центра, рассылали сияние во все стороны космоса. Свет этого дикого цветка резал Данло глаза, и он отвернулся. Остальные зрители щурились, гримасничали и заслонялись руками от сияющего дива.

Невольно казалось, что такое событие должно сопровождаться большим шумом, как при фейерверке, – устрашающим шипением раскаленного воздуха или космическим громом. Но небо хранило свою странную тишину, и в саду слышалось только людское дыхание, пение ночных птиц да плеск воды и вина в фонтанах.

Гости и слуги тоже притихли, пораженные этим зрелищем.