Кристин Раш - Химера Страница 9

Когда она наконец-то забралась в машину, то включила режим автоматического выбора дороги домой. Машина повезла ее по переулкам, вдоль реки и через знаменитые мосты Портленда. Грудь стискивало все больше, по мере того как пейзаж становился более знакомым. Пейзажем ее снов.

Она приказала машине остановиться на Бернсайде. Там она выбралась.

Ноги подкашивались. Ее одновременно поташнивало, и у нее кружилась голова. Но она шла вперед. За углом была любимая игровая площадка Дара, на котором когда-то стояла пивная. Небо было серее обычного, каким было в тот самый день.

Она остановилась на перекрестке, глядя на пустую улицу. В памяти она вовсе не была пустой. Машина — голубая с золотом, без водителя — вынырнула из-за угла, подпрыгнув на обочине, и продолжала мчаться. Одна ее нога уже была на мостовой. Дар тащил ее через дорогу.

Машина сбила обоих, и она полетела — над всем миром, прожектор остановлен на ней, мир следит — как всегда было в прыжках на сцене. Только на сцене кто-то обязательно подхватывал ее. Кто-то подхватывал, и поддерживал, и вращал ее, пока она изгибала спину, стоя на пуантах.

Но тогда никто ее не подхватил. А когда она оглянулась в этом агонизирующе долгом полете, то увидела Дара, перемолотого, поломанного, окровавленного, и поняла, что должна была взять его с собой, взять его в воздух, где было безопасно.

Там было безопасно.

А потом она приземлилась.

Дженни оперлась на краешек здания с такой сильной тошнотой, что ей пришлось глубоко дышать, чтобы удержаться. Тогда произошел второй удар, но не так, как ей запомнилось. Она летела, она приземлилась, а потом машина, вращаясь, врезалась в нее.

И все таки, она ползла к Дару.

Ей как-то удалось найти дорогу в свою машину. Она как-то доставила ее домой. Когда она вошла в дом, Седрик сидел возле двери, спиной к ней. Она подняла его и держала, как ребенка, не обращая внимания на его извивы, держала крепко. Она отнесла его в спальню и легла на постель.

Он выскользнул из рук, неуверенно постоял некоторое время, потом улегся рядом, не касаясь. Он не был ребенком. Она это знала. Он не был ребенком, и он не был котенком; он не был человеком и не был котом.

Он был, по определению, гротескным монстром.

Но только потому, что с ним такое сделали, а не потому, что он сделал с собою сам.

Они не были слишком различны, он и она. Она тоже была гротескным монстром, с дополнительными частями, с которыми она не рождалась. Их с Седриком связывало — но не потеря, как доктор Причард хотела, чтобы Дженни это связывало с собакой — но ночными ужасами, недоверием к жизни и убеждением, что жизнь идет не так, как должна.

Она погладила бок Седрика, разгладив его шкуру. Через секунду он вздохнул и придвинулся чуть ближе, повернув кошачью морду к свету.

Жизнь шла не так, как должна была идти, и ничего не могло этого изменить. Безразлично, что она делала, ничего не могло измениться с того мгновения, когда рука Дара выскользнула из ее руки. Жизнь теперь была другой. И, как Седрик, она выбиралась из глубокой тьмы.

Это заняло у нее много времени, но она, наконец, готова. Готова повернуть лицо к свету.