Сергей Болотников - Змеиное проклятие Страница 9

Интересная заметка, и напрямую касается церкви.

Листаем дальше. Снова ничего интересного, село потихоньку развивается, и в конце концов достигает размеров села нынешнего, богатые дома в центре, бедные по окраинам, кстати -похоже, что некоторые из этих домов до сих пор тут и стоят.

Ага, вот снова интересное. В 1598 голу разразилась страшнейшая буря, по мощности своей вполне напоминающая нынешнюю. Церковь Спаса на Крови была разрушена почти до основания. Что же мы видим после бури?

Почти треть селян переселяется по окружным деревням, короче, бегут прочь из Черепихова. Те, что остаются, начинают клясться, что видели всякую чертовщину.

"И настолько разум их был помутневшим что клялись они в том, что видели нелюдя поганого, что по прудам шастает, а еще клялись, что народ их пропадает".

Да, довольно-таки похоже на сегодняшнюю ситуацию, только люди не исчезают. Или исчезают? Надо завтра расспросить Щербинских, они, похоже, много знают.

Ого! Вот и еще одна приписка на шестнадцатый век, черным по белому - "В 8498(1598 п.н.с.)году наблюдались в селении и окрестных деревнях много змей поганых".

Змеи, в том далеком времени, после бури, тоже были змеи, и змеи теперь. Но ведь прошло столько времени! Да и как могло быть это взаимосвязано?

Огонь в печке уютно потрескивал, и думать о прошедшем не хотелось. Трудная дорога и переживания на входе в село сильно измотали Сергея, и он, отбросив папку с историей поселения, начал засыпать. Фонарь бросал блики, а за окном шуршал дождь, и скоро горожанин спал, там и не обдумав вычитанное, а если бы потрудился, то нашел бы для себя гораздо больших совпадений, помимо бури и змей.

Угли в печке медленно остывали.

2.

В то же самое время, когда городской охотник за кладами мирно засыпал на продавленной койке, убаюканный теплом и покоем тракторист Коля очнулся от своего продолжительного забытья. Перед глазами он видел шероховатую поверхность стола, на котором бессильно лежала его голова.

В самой голове плавал туман и бессвязные отрывки воспоминаний о грандиозной попойке с местным фельдшером, бывшим ветеринаром, потом он помнил, как его ктото настойчиво будил, но не помнил кто, а затем вот это пробужденье.

Тракторист с трудом оторвал голову от грязной столешницы и мутно взглянул в глубину бара. Это движение вызвало резкую боль в голове и черные точки перед глазами.

Он увидел, что в баре было пусто, а на дворе была ночь. Он помнил, что за столом возле окна сначала сидели братья Щербинские и Кузьмич, а затем к ним присоединился еще кто-то, незнакомый, в дорогой джинсовой куртке.

Впрочем, видения и реальность так перемешались в голове бывшего первого на селе тракториста, что он уже не мог сказать наверняка, что было, а что нет.

Пили все, кто остался в селе. Иначе можно было сойти с ума, не выдержав повторяющихся кошмаров. Алкоголь дарил забытье и заставлял относится отвлеченно к окружающим опасностям, давал наконец возможность выспаться.

За это селяне расплачивались головной болью и пониманием, что они снова находятся в мире, где каждый миг подвержен опасностям.

Что за проклятие пало на село после бури? Он не знал.

Тракторист тяжело поднялся из за стола, качнулся, но удержал равновесие и огляделся в поисках ружья. Оно лежало тут, у стойки, как обычно. Старая Ижевская двустволка двенадцатого калибра, вполне может завалить и лося и зубра, а еще можно из нее стрелять по своим страхам. Все селяне ходили с ружьями, и не напрасно.

Да, нехорошо на этот раз получилось, слишком долго он засиделся в баре, никогда со времени бури не засиживался он до темноты, потому как знал - зло всегда приходит в темноте.

Все ушли, и теперь ему придется добираться до дома одному. И это было особенно плохо, потому что путь к его дому пролегал мимо Черепиховских прудов, на которые не один нормальный из оставшихся в живых селянин не рискнет сунуться после наступления темноты. Он бы давно переехал бы в любой другой из свободных домов и не ездил бы мимо прудов, но его старый дом был достоянием семьи и был построен еще его дедом, так что бросать дом не хотелось, и приходилось с замиранием сердца каждый раз ездить мимо прудов.

Коля покачал гудевшей головой и, подняв ружье за стволы, вышел из бара.

Темнота тут же навалилась на него со всех сторон, и испуганный селянин вскинул ружье. После того, как выключилось электричество, окрестности погрузились в глубокую тьму. Каждую ночь нагоняющую на жителей страх. Но сейчас было тихо, лишь холодный дождь падал сверху, освежая затуманенную голову.

Тракторист прошелся в темноте несколько метров, держась за стену бара, и нащупал железные выступы своего трактора Беларусь, которого давеча поставил в стороне от дороги, на нем Коля и ездил.

Тихо ругаясь под нос, селянин, дважды поскользнувшись на подножке, забрался внутрь машины и завел двигатель. Неуклюжая машина двинулась в ночь, слабенькие фары с трудом освещали метра три впереди.

Трактор двигался с неторопливой скоростью двенадцати километров в час, и вскоре он уже ехал по раскисшей проселочной дороге, ведущей к прудам.

Так как была непроглядная тьма, то ни прудов, ни темного леса за ним не было видно, но тракторист, как всегда, взмок, проезжая мимо них. Он чувствовал, что за этой пеленой дождя они скрываются, эти крупные водоемы, наполненные черной стоящей водой, водой, которая заманит тебя, а затем закроется над твоей головой, увлекая тебя в черную глубину. Плохая ночь и место плохое. Тракторист подвинул поближе ружье, все же приятно чувствовать под боком оружие.

И тут слева во мраке прудов вспыхнул маленький синеватый огонек.

Ничто не могло сильнее напугать тракториста Колю, как этот маленький огонек, горевший там, где никаких огоньков не должно быть, на берегу черного маслянистого пруда. Но он горел, горел сизым неживым светом, как горели когда-то ртутные лампы, не разгоняя своим светом тьму, а лишь углубляя ее, делая непроглядней.

Неожиданно он заметил, что уже какое-то время его трактор стоит не двигаясь. Более того, мотор машины потихоньку остывал, а свет фар слабел и слабел.

Тракторист смотрел на огонек, да свет был неживой, неприятный, он был похож на взгляд змеи, он притягивал и манил, он заставлял идти к нему.

Не сознавая, что он делает Николай открыл дверцу трактора и, оставив ружье, вышел в окружавшую липкую тьму. Порыв ветра кинул ему в лицо россыпь холодных брызг, и вот уже раскисшая глина чавкает под ногами. А он идет. Удаляясь от ружья и безопасной кабины трактора.

"Остановись!!!"-крикнул он про себя, осознав, что идет к черным глубоким прудам с лесом вокруг, глубокой ночью. Идет сквозь тьму, туда, где еще темнее.