Томас Диш - Азиатский берег Страница 9

- Благодарю вас, мистер Харрис.

- Да, я... сожалею.

Старик протянул ему конверт со снимками.

Он сунул конверт в карман пиджака.

- Это была моя ошибка.

- До свидания.

- Да. До свидания.

Некоторое время он стоял на улице, у всех на виду. В любой момент кто-нибудь из _них_ мог подойти к нему, положить руку на плечо или дернуть за штанину. Здесь нельзя было рассматривать снимки. Он зашел в кондитерскую и разложил их в четыре ряда на мраморном столике.

Двадцать фотографий. Самый обычный пикник.

Из этих двадцати три оказались совсем темными, их вообще не стоило печатать. На трех других были запечатлены острова или сильно изрезанная береговая линия. Обширные пространства белого неба и сияющей воды, а между ними - длинные темные полосы земли с крошечными прямоугольниками домов. Еще один снимок представлял собой вид какой-то улицы, проходившей по склону холма; деревянные дома и заснеженные сады.

На остальных тринадцати снимках были какие-то люди и группы людей, смотревших в объектив. Крупная женщина в черном платье и с почерневшими зубами щурилась от солнца, на одном снимке стоя возле сосны, на другом сидя в неудобной позе на камне. Смуглый лысый старик с большими усами, очевидно не брившийся несколько дней. Затем он же вместе с крупной женщиной - очень нечеткий снимок. Три маленькие девочки возле женщины средних лет, взиравшей на них с довольным видом собственника. Те же три девочки вокруг старика, который, похоже, не обращал на них никакого внимания. Группа из пяти человек с тенью того, кто их фотографировал.

И та _женщина_. Морщинистое бледное лицо, превращенное ярким дневным светом в гладкую белую маску.

- 19

Мальчик прижался к женщине. Они сидели на одеяле. Небольшие волны набегали на галечный берег.

Потом опять они же вместе со старухой и тремя маленькими девочками. Сходство двух женщин, несомненно, свидетельствовало об их родстве.

Человек, похожий на Джона, оказался лишь на трех снимках. На одном - он держал на руках мальчика; на другом - обнимал одной рукой женщину за плечи, в то время как мальчик с хмурым видом стоял перед ними; и на третьем - в группе из тринадцати человек, уже встречавшихся на предыдущих снимках. Лишь последняя фотография оказалась сравнительно четкой, и он не мог не признать, что усатое, напряженно улыбающееся лицо было его собственным.

Этих людей он никогда не видел, кроме, конечно, женщины и мальчика. Хотя часто встречал подобные лица на улицах Стамбула. Не узнал он и лужаек, сосен, скал, галечного пляжа. Хотя опять-таки они были столь обычными, что он мог бы пройти мимо них десятки раз, не обратив внимания. Неужели мир фактов столь зауряден? В том, что это был мир фактов, он ни минуты не сомневался.

Вещественные доказательства - что можно противопоставить им? Имя? Личность?

Он обвел взглядом стены кондитерской: ни одного зеркала. Тогда он вынул ложку из стакана с чаем и на ее вогнутой поверхности увидел смутное перевернутое изображение своего лица. Когда он приблизил ложку к глазам, образ стал еще менее четким, затем перевернулся на сто восемьдесят градусов, сохранив лишь зеркальное отображение широко раскрытого глаза.

* * *

Он стоял на верхней палубе, когда паром отчалил от берега. Словно человек, выходящий из дома в ненастную погоду, паром, обогнув полуостров, покинул тихую бухту ради вспененных вод Мраморного моря. Холодный южный ветер трепал алое полотнище с полумесяцем и звездой.

Отсюда открывался великолепный вид старого города. Прежде всего огромные серые стены Топукапи, затем изящный купол Собора святой Ирины, который намеренно был построен в таком соседстве (подобно тому, как выбирают друзей, чтобы оттенить свои достоинства) и подчеркивал непостижимую чистоту Святой Веры; а на всех капителях собора - двойные монограммы демона - императора Юстиниана и его шлюхи - супруги Федоры. И в завершение топографической и исторической последовательности - гордое величие Голубой Мечети.

Паром вышел в открытое море. Облака проплывали на север и собирались над таявшим позади городом. Четыре тридцать. К пяти паром достигнет Хэйбели, острова, о котором упоминали и Олтин, и клерк на почте. По их словам, это было чрезвычайно живописное место, где можно сделать хорошие фотографии.

Авиабилет до Нью-Йорка уже лежал у него в кармане. Весь багаж, кроме одного чемодана, был упакован однажды вечером в порыве безумного пьяного страха и на следующее утро отправлен. Теперь опасность миновала. Твердая уверенность в том, что завтра он будет за тысячи километров отсюда, укрепляла его дух подобно обетованию пророка. Конечно, это была лишь постыдная безопасность побежденного - и все же безопасность, несомненная, как завтрашний день. "Завтра" казалось более определенным, более реальным, чем "сегодня". Точно так же в детстве за день до Рождества он переживал тягостное томление и мысленно переносился в следующее утро. А когда оно действительно наступало, то казалось уже совсем нереальным.

- 20

Ощутив себя в безопасности, он осмелился встретиться с врагом лицом к лицу (если, конечно, враг этого пожелает). Риска не было, и не было речи о возможности каких-либо уступок. Эта последняя экскурсия представляла собой скорее жест, а не храбрый поступок - чтобы пощекотать нервы, следовало бы остаться и посмотреть, чем все кончится.

Уже само настроение, с которым он отправился в путь, казалось, исключало всякую опасность. Ведь прежде они просто заставали его врасплох.

Едва ли он мог объяснить себе, зачем пришел на пристань, купил билет, поднялся на палубу. Просто внезапно он почувствовал, что идет каким-то своим путем, с которого уже не может свернуть. Удивительное ощущение почти невыносимого напряжения и дремотной расслабленности. И красоты.

Паром подошел к причалу первого острова, Кинали-Ада. Кто-то сошел на берег, кто-то поднялся на борт. Затем паром развернулся и направился против ветра к Бургазу. Европейский берег скрылся из вида.

* * *

Паром покинул причал Бургаза и обогнул маленький островок Казик. Темные холмы Казика, Бургаза и Кинали образовали весьма живописную группу. Тут можно было бы сделать превосходное фото. Он почти слышал, как щелкает затвор фотоаппарата. В постоянно меняющихся очертаниях этих островов было что-то знакомое. Когда он смотрел на них, полуприкрыв глаза, и ни на чем не сосредотачивая внимание, он почти видел...

Но при малейшей попытке анализа все рассыпалось в пыль.

Он уже стоял на пирсе Хэйбели, когда пошел снег. Паром уходил в белесую мглу, направляясь на восток, к Буюк-Аде.

* * *

Улица, идущая по склону холма. Деревянные дома и заснеженные сады. Хлопья снега падали на мокрую мостовую и таяли. Кое-где горели уличные фонари, но дома оставались темными. Хэйбели был летним курортом. В зимние месяцы здесь почти никто не жил.