М Емцев - Черный ящик Цереры Страница 9

- Хорошо, проверю, - сказал Мильч и положил трубку. Он сидел в темноте, схватившись за голову. Руки дрожали. Как, в сущности, близко он был от гибели. Что это за аппарат? Откуда он взялся? Старый ржавый шкаф. Кажется, в нем перевозили кое-какую аппаратуру из Германии после войны. Простоял двадцать лет, успел заржаветь... и никто... Неужели никто не догадался подвести к нему ток? Он служил для всякого хлама. Кому могло прийти в голову, что его можно разбудить электричеством. Ведь там даже проводов не было. Только мое невежество и... затруднительность ситуации... Ну, как теперь быть? Возможно, это что-то вроде бомбы, какой-нибудь запал... Но это же ни на что не похоже!

В лаборатории вспыхнул свет. Мильч вскочил и бросился к рубильнику. Рывком отключил питание шкафа. Затем осторожно снял провода с клемм и, наматывая их на согнутый локоть, пошел на склад. Тут сильно пахло жженой изоляцией.

Шкаф стоял по-прежнему грязный, пыльный и пустой. Мильч выдернул из-под него концы провода и спрятал моток в углу. Затем подошел к шкафу и принялся его рассматривать. А может, это бомба замедленного действия?

Его охватил панический ужас и он хотел было бежать, но вспомнил о коробке с часами. Что с ней? Он заглянул и увидел на дне знакомые очертания. В глазах у него двоилось. Мильч осторожно протянул вперед правую руку и пригнулся. Левой он задел за дверцу и вздрогнул. Металл был теплый.

Резкий стук в дверь заставил его выпрямиться. Стучались в лабораторию. Отделенные двумя комнатами от склада, стучавшие, казалось, хотели высадить двери.

Мильч заметался. Его руки торопливо подхватывали ветошь и забрасывали в шкаф, туда же полетели банки с маслом и дюралевые трубки. Повесив ржавый амбарный замок, он выключил свет и выбежал со склада.

- Почему запираешься? - грозно спросил главный электрик Иванов громовым басом. - Что натворил?

- Это определенно у них, Викентий Павлович, - сказал дежурный техник. Слышите, как резиной пахнет?

- Я ничего особенного не включал. Свет да паяльник. Ремонтирую потенциометр, - устало сказал Мильч. - А впрочем, ищите, обнаружите что казните.

...С непокрытой головой шагал Мильч по Пушечной улице. Шел крупный ласковый снег. Небо было близкое и нежное. Бархатные снежинки ласкали щеки и лоб. Окна домов и магазинов напоминали елочные лампы. Мужчины, облепленные снегом, были похожи на дедов-морозов, а женщины - на снегурочек. На тротуаре и на проезжей части валялись огромные целлофановые пакеты. Удивительные пакеты. В них были завернуты автомашины и квартиры, мебель и ковры, фрукты и золото, книги и бриллианты. В них было все, чего жаждет современный человек. Телевизоры, яхты, роскошные номера в модных гостиницах, пальмы на берегу моря. Одним словом - все.

Рог изобилия, огромный, невероятный, чудовищных размеров, парил над Москвой. Мильч раскачивал его, ухватившись за самый кончик, и на землю сыпались пакеты со счастьем. Они медленно опускались вместе со снегом, большие, тяжелые. Но их почему-то никто не поднимал. Их просто не видели, не замечали. Люди торопливо пробегали, наступая на фарфоровые вазы и драгоценный мех. Машины проезжали сквозь комнаты, уставленные дорогими гарнитурами, дети швыряли снежки в роскошные бальные платья, разложенные на полированных столах.

Вы не видите Рог изобилия, друзья? Он здесь, он над вами. Пакеты счастья падают из него, подбирайте их, дорогие, в них есть все, что вам нужно! Ах, вы и пакетов не замечаете? Ну, тогда... я не знаю. Как дать счастье слепому? Он ведь не сможет его взять. Гм, придется вложить ему счастье прямо в руки.

Рог изобилия принадлежит вам, друзья. Вы заслужили его, заработали. Вы имеете на него право. Ах, это право страдальца, право лишенного. Таков удел человека на нашей планете.

Вы получите Рог изобилия. Вы уже почти умеете им пользоваться. Вам осталось только научиться крутить у него хвостик. Вот так, как делаю я. Вправо - пакет, влево - пакет, вправо - пакет...

Но сначала... сначала, дайте мне одному поиграть с ним. Все равно он не минет вас, не правда ли? Пусть перед этим хоть немного побудет моим, ладно? Вы не слышите меня, друзья, вы торопитесь, вы заняты, у вас дела. Ваше молчание я принимаю за согласие, хорошо? Ну, вот и отлично. Очень рад. Я же люблю вас, люди. Милые, славные, двуногие... глазастенькие...

- Пьяная морда, глядеть надо!

3

- Верушка, дорогая моя, мне не очень хочется об этом говорить, но ты мать, а мать должна знать всю правду, иначе какая она мать? Неделю назад, как сейчас помню, в воскресенье, заявился твой Роберт ко мне. Ну, ты знаешь, как он приходит. "Здравствуйте". Двадцать секунд молчания. "Ну, я пошел, тетя Ната, меня друзья ждут". В то воскресенье все было как обычно. "Здравствуйте". Зевнул, посмотрел по сторонам и вроде углядел что-то. Я сразу заметила, что вид у него стал, как у кошки перед кринкой со сметаной. Безразличный такой, а у самого глаза бегают. Одним словом, то-се, через некоторое время следует вопрос, что, дескать, за камень у меня на перстне. Бриллиант, отвечаю, натуральный бриллиант. Я обычно этот перстенек ношу, а в тот день как раз сняла, что-то подагра моя разыгралась. Кольцо лежало на столе, рядом со мной, вот Роби его и заприметил. Ну, я тогда особого значения не придала его вопросам, многие перстеньком интересуются, оно и понятно. Работа старинная, шуточное ли дело. Ну, я спокойненько ему отвечаю на все вопросы, вдруг он говорит; "Тетя Ната, дайте мне перстенек на один день". Зачем, спрашиваю. Пошел врать, как он умеет, без запинки. Есть, дескать, музей под Москвой, где он точнюсенько такой же перстень видел. Ему интересно, видите ли, сравнить. Он пригласит своего приятеля, кандидата искусствоведения и т. д. и т. п. И так заговорил мне зубы, что я дала ему кольцо на понедельник, а во вторник он обещал его вернуть. Неосторожность? Конечно, неосторожность. Но чего не сделаешь для любимого племянника! Нет, нет, Верушка, ничего такого, что ты подумала, не произошло. Послушай дальше.

Во вторник приносит он мне кольцо, "спасибо", говорит, оказались совершенно одинаковые экземпляры, сделанные каким-то мастером, работавшим еще при Николае I. Ну, одинаковые, так одинаковые, леший с ними. Я взяла кольцо, спрятала в свою шкатулку и забыла про него. Склероз, родная моя, склероз. Годы-то какие. Я как посмотрю на нашу молодежь - она в двадцать лет ничего не помнит, а к семидесяти совсем обеспамятеет, из ума выживет. Так что наше старое дерево еще поскрипит. Да, так вот. Я тебе про Роби все толкую. Сегодня захожу я в комиссионный магазин, что на Колхозной, чисто, светло там и пахнет хорошо, не то, что в этих гастрономах. Ну вот, зашла я, интересуюсь подстаканником ко дню рождения Василия Пантелеймоновича. Как водится, все осмотрела, и посуду, и часы, и сережки, и кольца. Глядь, а среди колец мое красуется! Ты представляешь? Вот тебе и не может быть!