М Емцев - Возвратите любовь Страница 9

Дежурный врач собрался положить трубку, как вдруг распахнулась дверь, и в комнату ворвалась сестра Беата. Трубка полетела на рычаг. Дежурный врач вскочил, опрокинув настольную лампу. Не было произнесено ни единого слова, как в немом фильме. Они выскочили в коридор. В противоположном конце его показалась белая фигура. Шагов не было слышно, точно на них надвигалось привидение. Когда глаза чуть-чуть привыкли к полумраку, дежурный врач разглядел, что по коридору уверенно и неторопливо идет Аллан Бартон. Глаза его были широко открыты и поблескивали в пламени спиртовки. Бартон осторожно открыл дверь своей палаты, и коридор опустел.

7 августа. Через час. Ординаторская

Таволски прибежал в домашних туфлях. Сейчас он выглядел в офицерском френче еще более нелепо, чем обычно. Он часто поеживался и, согнувшись, ожесточенно тер ладони. Казалось, ему страшно холодно. Главврач, не снимая наброшенной на плечи шинели, широкими шагами вымерял комнату.

Дежурного врача сразу же выставили в коридор. Стараясь сохранить независимый вид, он барабанил пальцами по стеклу и пытался что-то насвистывать. Сестра Беата беззвучно плакала, уткнувшись в промокшую зеленую салфетку.

- Все же объясните мне, майор Таволски, как вы, лечащий врач, не удосужились внимательно прочитать анамнез?! [анамнез - история болезни, описание условий, предшествующих заболеванию]

Таволски молчал. Когда главврач начинал говорить таким тоном, отвечать не полагалось. Он все равно не слушал никаких оправданий и объяснений. И что тут вообще можно было ответить?

- Конечно, я понимаю, рентгеновская иррадиация - особый случай, она никак не обусловлена первоначальным состоянием больного. Но такой же особый случай перелом ноги, вывих, воспаление аппендикса, наконец. Однако во всех подобных случаях, за исключением особо спешных, мы все же не приступаем к терапии, не ознакомившись с анамнезом. Так? Почему же вы, старый, опытный врач, не удосужились просмотреть историю болезни, где черным по белому написано, что Аллан Бартон с детства страдает лунатизмом? Почему? Отвечайте, майор, почему?

Таволски молчал.

Главврач сбросил шинель на пол. Сел в кресло, но тут же поднялся и вновь заходил по комнате.

- Эта прогулка его убьет, вы понимаете? И, главное, накануне операции, когда появились определенные шансы на успех!

Он неожиданно замолчал. Но продолжал, как ягуар в клетке, метаться из угла в угол. Настольная лампа все еще валялась на полу. Чахлый, болезненный рассвет просачивался в темную комнату, где почти неподвижно висели синеватые пленки табачного дыма. Тяжелая тишина больно давила на барабанные перепонки.

Наконец главврач сел. Раздраженно поднял лампу и зажег свет. Таволски зажмурился, но тотчас же открыл глаза.

- Немедленно установите, куда он ходил, - сухо и спокойно приказал главврач. - До этого ничего предпринимать не будем. Вам понятно?

- Да... Только... как узнать? Лунатики же ничего потом обычно не помнят.

- Обычно? А это необычный лунатик. Это радиоактивный лунатик, который повсюду оставляет след... Вам все ясно?

Таволски тоскливо сознавал, что главврач издевается над ним, что нельзя позволять говорить с собой в таком тоне. Но шеф был прав, во всем прав, и Таволски молчал.

- Позвоните на пост, чтоб немедленно прислали солдата со счетчиком Гейгера. Проследите весь путь... Потом доложите.

Таволски потянулся к телефону, но главврач пренебрежительным жестом остановил его:

- Позвоните из коридора. Мне нужно кое с кем переговорить.

Таволски торопливо поднялся и, чуть сгорбившись, зашаркал к двери.

Главврач увидел эту согнутую спину, красноречивую спину усталого пожилого человека, и жалость остро полоснула по сердцу.

- Выпейте что-нибудь успокоительное, Эйб, и... отправляйтесь домой. С дозиметристом пусть пойдет доктор Вайс.

7 августа 19** года. Капитан медицинской службы Тони Вайс

Дозиметрист сразу же нащупал след, и мы довольно уверенно двинулись вперед. Бартон все время петлял, словно огибал невидимые препятствия. Подсознание у лунатиков никогда не спит. Поэтому и реакции организма на внешнюю среду у них гораздо четче и быстрее, чем в обычных условиях. Только так можно объяснить, каким образом Бартону удалось незамеченным пересечь туда и обратно всю зону.

Он прошел мимо площадки для гольфа, поднялся на бетонный мостик через бассейн и резко свернул к розарию. Не доходя до четвертого сектора, опять свернул и направился к противоположному ангару. Перелез через забор и вскарабкался по шесту на крышу. Таким сложным и запутанным путем добрался до автострады седьмого сектора. На дорогу он попал, спустившись с дерева. Мимо казино прошел к радарным вышкам и, проникнув на территорию радиостанции, самым коротким путем вышел к перепаханной полосе вокруг сектора нуль. Проволочное заграждение преодолел в непосредственной близости от второй вышки. Часовой, очевидно, его не заметил.

В связи с тем, что на полигон пускали лишь по специальным удостоверениям, мы вынуждены были возвратиться в седьмой сектор. Оттуда я позвонил генералу. Разрешение сразу же было дано. Мы надели защитные костюмы и прошли на полигон. Довольно быстро нащупали след Бартона, который вел в биологическую зону. Фон все время возрастал и примерно через сто пятьдесят - двести метров совершенно перекрыл сигналы следа. Пришлось опять вернуться и попросить у начальника охраны собаку. Начальник охраны решительно воспротивился. Он сказал, что никогда не согласится послать животное на верную смерть. Я опять позвонил генералу, и он распорядился немедленно предоставить нам собаку. Начальник охраны молча повесил трубку, но сразу же вызвал проводника. Тот быстро надел костюм и собрался уже идти с нами, но чувствительный офицер велел принести защитный комплект для собаки. В этом не было ни грана здравого смысла. Все равно голову пришлось оставить открытой, иначе собака не смогла бы взять след.

Первое время пес вел нас довольно уверенно, но, когда мы вошли в зону, где испытывалась "Бережливая Бесс", он забеспокоился и начал скулить. Видимо, почуял что-то неладное. Трава там совершенно уничтожена. Только местами виднелись высыхающие кустики чертополоха. Пес сел и, подняв голову к начинающему розоветь небу, тоскливо завыл. Он так был в этот миг похож на человека, что мне сделалось страшно. Усилия проводника сдвинуть собаку с места ни к чему не привели. Она упиралась всеми четырьмя лапами и не переставала выть. Пришлось пристрелить беднягу. Все равно животное было обречено. И зачем только начальник охраны велел надеть защитный комплект? Наверное, какой-нибудь провинциальный президент общества охраны четвероногих братьев.