Василий Шахов - Тень Уробороса. Аутодафе Страница 9

Из разных коридоров к бегущему Джеку ринулись церберы — «синты» в облике громадных собак. Но все закончилось раньше.

Тварь вырвалась из него и клацнула зубами разверстой пасти прямо ему в лицо. Ослепленный, Джек споткнулся и покатился по гладкому полотну пола. Случись это на пару секунд раньше — у него был бы шанс вырваться на свободу через единственные двери, к которым он и стремился.

Включившаяся автоматическая энегрозащита двери проела человеческое тело смертоносными волнами, едва соприкоснувшись с плотью. Джек даже не закричал.

Воздух странно колыхнулся возле перекошенного от боли лица конвоира. Даже «синты» ощутили это и, взвизгнув, резко осели на задние лапы. А мгновение спустя все успокоилось…

Ненужные врачи склонились над изуродованным трупом Джека.

— Нарочно не придумаешь, — покачал головой один из экспертов. — Как будто проклял кто…

— Чез, эй, Чез!

Ломброни подхватил что-то с земли и, еле передвигая ноги от слабости, дотащился до машины. Не лучше было и состояние его спутников.

— Дьявол… — прохрипел он и с трудом сплюнул комок слюны. — Не мое это…

— Ну и вымотали вы меня, — с камня на присыпанном снежком пригорке спрыгнул Оскар Басманов, «черный эльф» из квадро-структуры Фредерика Калиостро. Выглядел он, правда, бодрячком, в отличие от остальных коллег. — Ну все? Можно ехать? А то в ваших краях у меня начинается чертова аллергия! Вот, уже сейчас в носу свербит!

— Где Феликса потерял? — усаживаясь за руль, спросил аристократ-Марчелло. Кто-кто, а Спинотти в любом состоянии старался сохранить лицо.

— Лагранжа на задание услали, Фанни тоже не поймешь где… Ну вот, сейчас… пчхи! Я же говорил! Аллергия!

— Ты как? — шепнул Порко, машинально нащупывая в кармане орешки, но вглядываясь в побелевшее лицо обычно смуглого Чезаре. — Как мертвец выглядишь, Мама Мия!

Здание тюрьмы отступало, отступало, в итоге оставшись далеко позади, а потом и вовсе исчезнув за поворотом. Порко-Витторио прошиб холодный пот, и он отвернулся, опасаясь смотреть назад.

— Все-таки у женщин это лучше получается! — заметил Басманов.

Ни живой, ни мертвый, Чезаре лишь сглотнул, не поднимая головы с подушки на спинке кресла. Оскар и Марчелло понимающе переглянулись.

При подъезде к аэропорту Оскар начал прощаться.

— Шефу от нас поклон, — за всех сказал Марчелло, а Чез лишь слегка кивнул, присоединяясь.

— Кофе его отпоите… Ну или… апчхи!.. чем покрепче, на крайний случай, — заботливо посоветовал Басманов. — Ладно, не скучайте тут…

— Пойду, воздухом подышу, — вызвался Порко. — А то…

Марчелло и Чезаре остались в машине вдвоем. Помолчав, Спинотти первым прервал паузу:

— Чез, а Чез?

— М?

— Ну и с какой целью ты все это затеял?

Ответа не было долго. Но «аристократ» ждал.

— Не могу смотреть на ее заплаканные глаза… — тихо произнес вдруг Ломброни, слабо зашевелившись в кресле.

«Я догадывался», — хотел сказать Марчелло и не сказал, лишь покачал головой. Что поделать — это непредсказуемо…

— Чез, тебе отоспаться надо…

— Некогда. Джо ведь ждет нас.

— Не валяй дурака. Она что-нибудь заподозрит, увидев тебя такого… Или мы ей скажем?

Ломброни тут же вскинулся, в широко распахнутых черных глазах грозно замерцали всполохи.

— Понял, понял! Вендетта есть вендетта… — Марчелло оградил себя ладонью и снова побарабанил пальцами по панели управления. — Ну и где носит этого Порко? Вечно как упрется куда-нибудь…

— Орешки покупает, — слабо улыбнулся вновь сникший Чезаре.

— Не орешки, а кофе! Ему!

Возникнув будто из ничего, Порко влез в машину и подал Чезу запечатанный стакан.

— Какие планы? Покатаемся, пока наш великий и ужасный колдун придет в себя?

— Ладно, Порко, не издевайся над ним. Нам вечером надо быть у синьоры в Сан-Франциско, попрошу не забывать!

— Кати к отелю, Марчелло, — распорядился Чезаре.

— «Кати к отелю, Марчелло! Предатель сказал уже все! Предатель должен умереть!» — передразнил их Витторио и защелкал орешками. — Лучший предатель — это зажаренный предатель…

— Порко, не кощунствуй, — поморщил красивое и чуть высокомерное лицо блондин-Марчелло.

— Ха! Они сами, можно сказать, запугали человека до зеленых чертей, а я кощунствую! Где справедливость?

Вместо ответа, где же она, эта справедливость, приходящий в себя Чезаре по обыкновению попросил Малареду заткнуться.

8. Жертвоприношение

Клеомед, горы Харана, конец января 1002 года.

Смутно-туманный, в клочках воздушной влаги, подкрадывался рассвет к селению. Уже налилась румяной позолотой верхушка скалы, что нависала с востока над убогими домами, а внизу, под слоем опоясавших утес облаков, было по-прежнему мрачно и промозгло.

Кайша поднялась раньше своей козы, хмуро натянула на себя дырявую шаль, подвязалась ею крест-накрест и, раздув огонь, ушла в сарай. А чему радоваться старой Кайше? Не далее как вчера перед закатом вождь угрюмо посмотрел на ее младшего сына, и знала старуха, ой знала, что это за взгляд. Древние голодные духи снова соскучились по сладкому мясу…

На далеком уединенном острове, в высокогорном стойбище, слыхом не слыхивали о существовании иных городов, не говоря уже о других мирах. В свою очередь цивилизованные клеомедяне избегали нарушать покой аборигенов гор Харана: даже ребенку известно, что именно в тех местах скопился вредоносный атомий. И поколение за поколением харанцев, жили и умирали, не развиваясь и не зная ничего, кроме собирательства и скотоводства. Простые и незамысловатые интересы их заключались в удовлетворении насущных нужд: поесть, согреться и выспаться. Времени на междоусобицы не хватало, да и было тех дикарей раз, два и обчелся.

К январю в племени Солнечной Скалы осталось сорок семь человек, из них зрелого возраста — тридцать, остальные же — дети и старики. И Кайша, и вождь считались старыми: оба топтали эту землю уже сорок третий виток светила.

У Кайши было много детей, столько, сколько пальцев на двух руках, а может, и больше. Но почти все поумирали от болезней, так и не научившись ходить. Теперь с нею жили двое сыновей и дочь. Дочь и старшенький удались, а вот самого младшего, Эфия, злые духи наказали слабой головой. Вместо того чтобы проявлять свою сноровку в охоте либо по хозяйству, Эфий страдал видениями. Бывало, как начнет на ночь брату и сестре рассказывать всякую нелепицу, так те потом и уснуть не могут. А ведь телом удался мальчишка, мог бы и знатным стать охотником. Все бы в нем было хорошо, но и наружное уродство проявилось в нем с самого рождения.