Константин Кедров - Винтовая лестница Страница 9

Представьте себе дышащий зеркальный шар и свое отражение в нем - вот что увидел Данте. Вот вам и сфера, "где центр везде, а окружность нигде", и ещё точка Алеф из рассказа Борхеса: "В диаметре Алеф имел два-три сантиметра, но было в нем пространство вселенной, причем ничуть не уменьшенное. Каждый предмет, например стеклянное зеркало, был бесконечным множеством предметов, потому что я его ясно видел со всех точек вселенной".

Внутренне-внешняя перспектива появилась в живописи начала века. Вот картина А. Лентулова "Иверская часовня". Художник вывернул пространство часовни наружу, а внешний вид её поместил внутри наружного изображения. По законам обратной перспективы вас обнимает внутреннее пространство Иверской часовни, вы внутри него, хотя стоите перед картиной, а там, в глубине картины видите ту же часовню извне с входом и куполами.

Если бы мы могли таким же взором видеть вселенную. Внутри и снаружи одновременно.

Метаметафора дает нам такое зрение!

Она ещё только рождается, вызревает в нас, как зерно, но первые ростки начали появляться.

Дети стоят, их мускулы напряжены,

Их уши в отечных дежках.

Из мешка вываливаются игрушки...

Вылезай на свет из угла мешка...

Заводная ворона, разинув клюв,

Таким треугольником ловит сферу земную,

Но сфера удваивается, и - ворона летит врассыпную.

Корабль меньше сабли, сабля больше города,

Все меньше, чем я, - куда там Свифт!..

Мир делится на человека, а умножаете" на все остальное.

(А. Парщиков)

Здесь и робость, и косноязычие, но это первые робкие шаги после В. Хлебникова в космос И. Лобачевского, Г. Минковского и А. Эйнштейна.

Метаметафора - это не только новое зрение, но и новое понимание поэтического слова. В человеке вся вселенная, а человек во вселенной.

Так семантика слова вмещает в себя множество разных смыслов, вплоть до противоположных значений, которые, в свою очередь, дробятся на новые смысловые отражения, а там ещё и еще. Например, нитроглицерин взрывоопасен под рельсами, но не под языком. Пусть лингвисты прослеживают неуловимую связь между нитроглицерином - таблеткой и взрывчаткой; для меня же это просто космическая инверсия слова в два противоположных смысла. Между двумя противоположными значениями возникает своеобразная, как говорят физики, туннельная связь. Слово как бы умирает (вспомните смерть Ивана Ильича), и вдруг в конце туннеля - ослепительный противоположный смысл.

Здесь самый главный прорыв совершили обэрнуты Д. Хармс, А. Введенский, ранний Н. Заболоцкий.

Корабли ходили вскачь

Кони мчались по полям

И была пальба и плач

Сон и смерть по облакам

Все утопленники вышли

Почесались на закат

И поехали на дышле

Кто был беден кто богат...

Здравствуй бог универсальный

Я стою немного сальный

Волю память и весло

Слава небу унесло.

(Александр Введенский, 1930)

Это излюбленный размер обэриутов - сбивчивая детская считалочка. Отсутствующий синтаксис, как сброшенные одежды. "Здравствуй бог универсальный" - человек наг и бос перед мирозданием.

Обэриуты постоянно высмеивают разум. Они знают ограниченность всякой мысли. Но это не пародия и даже не самопародия. Высмеивая самую сокровенную свою мысль, обэриут вовсе от неё отказывается. Осмеяние - это взгляд из космической выси. Слово должно повиснуть в мировом пространстве, беспомощно дрыгая ногами, беспорядочно размахивая руками. Это акклиматизация в невесомости, обживание пространства, в котором жизнь невозможна.

Меркнут знаки Зодиака

Над просторами полей.

Спит животное Собака,

Дремлет птица Воробей.

Толстозадые русалки

Улетают прямо в небо,

Руки крепкие, как палки,

Груди круглые, как репа...

Кандидат былых столетий,

Полководец новых лет,

Разум мой! Уродцы эти

Только вымысел и бред.

(Николай Заболоцкий, 1929)

Взоры обэриутов были устремлены в космос. Между Н. Заболоцким и К. Э. Циолковским завязалась переписка. "Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их", пишет Н. Заболоцкий.

В поэме "Безумный волк" чисто метаметафорический прорыв к мирозданию, волк стремится увидеть Чигирь - звезду Венеру. Анаграмма звезды Чигирь Горечь, звезда имеет привкус горечи на устах волка.

Волк

Я, задрав собаки бок,

Наблюдаю звезд поток.

Если ты меня встретишь

Лежащим на спине

И поднявшим кверху лапы,

Значит, луч моего зрения

Направлен прямо в небеса.

Потом я песни сочиняю,

Зачем у нас не вертикальна шея.

Намедни мне сказала ворожея,

Что можно выправить её.

Для волка выворачивание в космос - это вертикальность шеи. Благоразумный медведь так и говорит об этом;

А ты не дело, волк, задумал,

Что шею вывернуть придумал.

Вспомним, что в поэзии Хлебникова переход от горизонтали к вертикальному зрению - величайший прорыв. "Прямостоячее двуногое" человек, "он одинок, он выскочка зверей". В истории живых существ обретение горизонтальности было обретением бесконечного трехмерного космического пространства. Теперь предстоит "вывернуть" взор во внутренне-внешний мир. Но, как безумного волка, нас держит та же земная, медвежья сила, давящая всей мощью внутрь.

Горизонтальный мой хребет

С тех пор железным стал и твердым,

И невозможно нашим мордам

Глядеть, откуда льется свет.

Меж тем вверху звезда сияет

Чигирь, волшебная звезда!

Она мне душу вынимает,

Сжимает судоргой уста.

Желаю знать величину вселенной

И есть ли волки наверху!..

О удивительная вера в технику! Волк надеется не на себя - на станок. Уж он-то поможет вывернуться к небу.

Само описание неуклюжей, поистине волчьей механики напоминает хлебниковские "балды, кувалды и киюры", коими воздвигается новый космос.

Волк

Я закажу себе станок

Для вывертывания шеи.

Сам свою голову туда вложу,

С трудом колеса поверну.

С этой шеей вертикальной,

Знаю, буду я опальный...

Неужели мы увидим волка с вертикальной шеей? Да, чудо свершилось. Станок ли сработал, или ворожея помогла. Преобразился волк. Вот он сидит в уединении, не то ссыльный, не то опальный; но мысли его только о высоком, уже не здешнем.

Теперь ещё один остался подвиг,

А там... Не буду я скрывать,

Готов я лечь в великую могилу,

Закрыть глаза и сделаться землей.

Тому, кто видел, как сияют звезды.

Тому, кто мог с растеньем говорить,

Кто понял страшное соединение мысли