Эдгар Берроуз - Закоренелый преступник Страница 9

Бродяга я! И буду им - я знаю,

Пока своих не кончу дней...

Он простоял несколько минут, глубоко вдыхая в себя живительный воздух молодого дня. Рядом с ним, на голову выше его, стоял Билли Байрн; его широкие плечи были откинуты назад, молодая грудь высоко поднималась.

- Великолепно, не правда ли? - сказал он наконец. - Я никогда не знал, что природа так хороша, и, пожалуй, никогда не узнал бы этого, если бы не слышал ваших стихов! Я всегда считал, что все поэты тряпки, - продолжал он, - но как могут они быть тряпками, когда они придумывают такие вещи, которые заставляют кровь закипать в жилах?

Прежде мне казалось, что каждый человек, который не груб - мокрая курица. Сам я был здорово грубым парнем и не мало этим гордился. Теперь-то я уже далеко не тот! Но до этой перемены я бы сразу возненавидел вас, Бридж. Я ненавидел бы вашу манеру разговаривать, ваши стихи и то, что вы гнушаетесь выпрашивать подаяния. Я бы сам себя стал презирать, если бы подумал, что могу говорить так, как теперь. Да! Тогда я был так груб, что дальше идти было некуда. Однако девушка - очень милая, знаете, девушка - обозвала меня хулиганом и трусом. И - честное слово! - это была правда, хотя у меня и была репутация самого отчаянного парня в западной части Чикаго, и сам я считал себя настоящим мужчиной. Я чуть не дал ей тогда пощечины. Подумайте, Бридж! Да, но все-таки не дал. Потом мне было приятно думать, что быть может меня остановило то хорошее, которое всегда жило в моей натуре, но было еще в скрытом виде. С той самой минуты я и начал меняться. Очень медленно, правда. Ведь я и сейчас еще порядочная скотина. И, знаете, главным образом мне помогла тогда эта девушка, а теперь очень помогаете мне вы и ваши стихи. Если какой-нибудь шпик не подцепит меня, то я, пожалуй, еще могу стать человеком.

- Да, - повторил Бридж, - наши взгляды меняются с годами. Знаете, Билли, ведь было время, и совсем не так давно, когда и я ненавидел бы вас так же сильно, как и вы меня! Впрочем, я употребил неверное слово: я не ненавидел, а скорее чувствовал непреодолимое презрение к людям, которые, как мне казалось, не принадлежали к "моему кругу". Ах, как я гордился тогда, что по рождению принадлежу к интеллигенции! На всех людей, которые были вне моего класса, я смотрел как на "неумытых скотов". Мне было их слегка жаль, но в глубине души я совершенно искренно верил, что они все-таки сделаны из "другого теста", чем я и мои близкие, и что, если у них и есть души, то, во всяком случае, души второго сорта, вроде, как у животных. Я тогда не мог бы усмотреть в вас человека, Билли, точно так же, как и вы не сочли бы меня за человека - и были бы тысячу раз правы! С тех пор я многому научился, но всё же и теперь держусь моего первоначального мнения, что не все люди одинаково ценны; таких людей, с которыми я мог бы дружить, страшно мало. Зато я совсем отделался от своих интеллигентских замашек: мои друзья - все простые люди. Если бы вы знали, Билли, насколько они часто бывают умнее и лучше, чем чванные и пустые представители "высшего класса"! Да, теперь я не считаю человека выше только потому, что он говорит лучше другого по-английски, или умнее потому, что он перечитал больше книг в своей жизни. Для меня не важно, что вы, Билли, не можете говорить правильно; главное то, что вы понимаете и цените, как и я, Сервиса, Киплинга и Ниббса.

Быть может, мы оба ошибаемся; быть может, Ниббс, Киплинг и Сервис совсем не такие замечательные поэты; но, как бы там ни было, их стихи сейчас захватывают и вас и меня одинаково. В этом отношении мы сходимся. Ну, а теперь посмотрим, не удастся ли нам раздобыть пищу и найти укромное местечко, где можно было бы заснуть.

Билли чувствовал себя слишком разбитым, чтобы работать, но у них еще были деньги - целых полдоллара, на которые они собирались пообедать в ресторане. Они накупили кое-каких припасов на соседней ферме, затем с наслаждением растянулись под тенью дерева, подальше от проезжей дороги, чтобы не привлечь к себе внимания, и крепко заснули до самого полдня.

Глава 7. ОПАСНОСТЬ

Но их предосторожность не совсем достигла цели. Незадолго до полудня, два грязных бородатых бродяги перелезли через частокол у дороги и направились прямо к тому самому дереву, под которым спали Билли и Бридж. Они тоже искали уединенного, тихого места.

В облике обоих мужчин было что-то знакомое. Мы видели их, правда, всего несколько минут, но при таких обстоятельствах, которые запечатлели в нас их черты. Они удирали тогда в темноте вдоль железнодорожной насыпи после того, как поклялись жестоко отомстить отколотившему их Билли.

Когда они теперь неожиданно наткнулись на Билли и Бриджа, они не сразу признали их. Они долго стояли и тупо смотрели на спящих, мучительно думая, какую бы выгоду извлечь для себя из этой встречи.

Ничто в одежде Билли или Бриджа не указывало, что здесь было богатое поле для наживы, да и атлетическая фигура Байрна отбивала охоту с ним связываться.

Вдруг глаза одного из бродяг злобно сощурились, между тем как глаза его товарища широко раскрылись от изумления.

- Узнаешь что ль парней? - спросил первый вполголоса и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Это те самые черти, которые нас оттузили по ту сторону Канзас-Сити. Признаешь?

- Право? - спросил другой.

- Уж я тебе говорю! Я их из тысячи признал бы. Ну, теперь они получат сдачу!

И он нагнулся, чтобы поднять большой камень.

- Брось! - прошептал вдруг второй бродяга. - Ты не знаешь, кто они такие. Может быть они нас и оттузили, но этот длинный черт кой-чего стоит! Его ищут в Чикаго и дают за него полтысячи.

- Откуда ты это втемяшил в свою башку? - недоверчиво спросил первый бродяга.

- Я сидел с ним; он укокошил какого-то старикашку. По дороге в исправилку столкнул с чугунки шерифа и дал тягу. А про награду я слышал в городе. Здесь, понимаешь, лежит пять сотенных, если мы умненько поведем дело.

- А что же нам делать?

- Мы оставим этих молодчиков здесь, а сами сбегаем на ближнюю ферму, позвоним по телефону в Канзас и вызовем шпиков, - понял?

- Что ж, ты думаешь, шпики так нам и отвалят пятьсот? Сами слопают в лучшей манере!

Второй бродяга почесал затылок.

- Нет, - сказал он после минутного размышления, - всего-то они, правда, нам не дадут, но мы с ними сторгуемся. Может, парочку сотенных пожертвуют. Это-то уж они должны!

* * *

Агент чикагского уголовного розыска Фланнагэн меланхолично сидел в конторе начальника сыска в Канзас-Сити. Фланнагэн был в очень подавленном настроении. Его послали в Канзас, чтобы установить личность одного подозрительного субъекта, арестованного местными властями. Ему это не удалось, и он уже собирался вернуться в свой родной город. Но перед ним вдруг мелькнула возможность необычайного счастья, которая тотчас же исчезла. Это было в предыдущий вечер. Он шел по улице, ни о чем особенно не думая. Но по привычке он был настороже, как полагается хорошему полицейскому служаке.