Сергей Снегов - Остров, не отмеченный на карте Страница 9

И толстый Джон Паолини изложил доктору Стоку своё понимание проблемы. Нужно сосредоточиться для начала на способах разрыва внутримолекулярных связей. Он предложил бы дополнить интереснейшую таблицу внутримолекулярных прочностей, составленную доктором Стоком, второй таблицей – импульсов, разрушающих эти связи. Ибо, как преодолеть смерть, если предварительно не овладеть, так сказать, её производством?

– Логично, не правда ли, доктор Сток, хи-ха-хи!

– Некоторая логика есть, – согласился Сток. – Вы сказали, что всесторонность – характерная черта работ на острове? Как это понимать? Доктор Гордон говорил, что ваше учреждение называется Институтом Возможных Невозможностей и что иные остряки обзывают его Институтом Невозможных Возможностей, а также что подробное разъяснение этих терминов я получу на Нио. Не пришло ли время получить их?

– Вы их получите немедленно, вы их получите! Слушайте меня внимательно, доктор Сток, слушайте меня.

И Джон Паолини с торжественностью в голосе объяснил, что генерал-профессор Гордон – он, впрочем, в ту пору был не генералом и не профессором, а безусым студентом, и некоторые преподаватели подозревали, что у него не всё в порядке в голове, – так вот, научный создатель острова Нио Л. Г. Гордон разработал науку о соотношениях возможного и невозможного и назвал новосотворённую науку абстрактной модалистикой. Он установил, что возможное и невозможное укладывается в четыре класса соотношений: возможная возможность, возможная невозможность, невозможная возможность, невозможная невозможность.

Различия между этими, так сказать, модальностями существования не только принципиальны, но и огромны. Он покажет это на одном примере.

– Скажем, например: этот человек – мыслитель. Это возможная возможность, ибо мыслительные способности присущи каждому человеку. Теперь скажем так: вон тот человек – божество. С одной стороны, божественность в человеке вполне возможна: с другой стороны, человек никогда ещё не был богом даже самого примитивного образца. Короче говоря, стать божеством – возможная невозможность. Дальнейших разъяснении не требуется, не правда ли? Скажем по-иному: человек – нечто двухголовое. Это, во-первых, невозможность, ибо двухголовых людей не существует. Однако двухголовость не противоречит природе человека, и при известных условиях можно у людей выращивать две головы. Стало быть, эта невозможность возможна, но реальность её осуществления требует высокого уровня науки и техники.

– Бриарей, двухголовый сынок Агнессы Коростошевской, следовательно, относится к разряду невозможных возможностей, – промолвил доктор Сток.

– Именно так, Бриарей – существо третьей категории модальности, – подтвердил директор острова. – И наконец, выскажем утверждение: вот этот блондин – резиновая галоша. Или ещё сильней: он – планета Юпитер или…

– Навозный жук, – подсказал доктор Сток.

Навозного жука Джон Паолини отверг.

– Человек, ставший навозным жуком, относится ко второй модальности. Именно такую возможную невозможность в древности описал писатель по имени Кафка – и читателей доводила до слёз мрачная трагедия его героя, превратившегося у себя в доме в насекомое. Но стать резиновой обувью или гигантской планетой вроде Юпитера – это воистину совершенно невозможная невозможность. Без тонкого различия четырёх модальных различий немыслимо понять, чем занимаются учёные на острове Нио. Дело в том, что первая категория относится к задачам обычных наук. То, что в принципе возможно, но пока не реализовано, осуществляют земные учёные и инженеры. Четвёртая модальность – невозможная невозможность – является прерогативой самого господа бога, ибо осуществление невозможной невозможности есть чудо, а самый могучий учёный чуда не сотворит, сколько бы нам ни твердили, что он чудит. Итак, для сотрудников острова остаются две средних модальности. У нас либо преодолевают невозможность возможного, либо реализуют возможности невозможного. Всё удивительно просто, не так ли, доктор Сток?

У доктора Стока ум постепенно заходил за разум. Простота объяснений директора острова была из тех, что, по древней пословице, хуже воровства. Но не в натуре доктора Стока было прекращать научную беседу с тёмными пятнами недосказанности. Он продолжал спрашивать:

– Вы сказали, что чудо есть прерогатива господа, господин директор, и поэтому на острове чудеса не творят. Но разве двухголовый и восьмирукий человек или искусственное божество в четырёх совмещённых на едином туловище ипостасях…

Джон Паолини прервал доктора Стока категорическим взмахом руки, похожей на распахнутый веер. Нет, и тысячу раз нет! В древности чудом считали всё, что выходило за пределы скудных материальных и духовных средств. Выстрел из пистолета тоже сочли бы чудом в мудрых Афинах. Ныне чудом будет только осуществление невозможной невозможности. Если человек превратится в галошу или обернётся небесной планетой – да, это чудо, здесь присутствует рука господа. Но превратить человека в осла – проблема уровня науки. Доктору Стоку в ассоциации «Кони Армагеддона», кажется, присвоили почётный разряд грузовой лошади. Но там, на материке, ему не придали ни двух дополнительных ног, ни копыт, не вытянули его привлекательное лицо в лошадиную морду. Однако если доктор испытывает внутреннюю потребность обогатиться ещё двумя ногами, четырьмя копытами и приобрести мужественную морду боевого жеребца, то на острове об этом можно поговорить, ибо подобная трансформация облика относится ко второй модальности, то есть является простой возможной невозможностью. Впрочем, некоторые учёные Нио, наверно, нашли бы в реальном олошадении доктора Стока третью модальную категорию, то есть невозможную возможность. К какой категории, кстати, сам доктор Сток отнёс бы свою потребность в олошадении – ко второй или третьей?

– Ни к какой, ибо у меня нет такой потребности. Я вполне удовлетворён своим внешним обликом, господин директор. Ещё один вопрос, если позволите. Итак, проблема чуда. Поскольку чуда нет, а есть лишь совершенные технические средства…

Директор острова снова прервал доктора Стока взмахом веерной руки. Ни один здравомыслящий учёный не станет отрицать чуда, то есть возможности невозможной невозможности. Подобное отрицание свидетельствовало бы о неверии в Высшую силу. Но богу – богово, а человеку – человеческое. По агентурным данным, бог продолжает трудиться на своём производственном полигоне, именуемом в просторечии раем.

– Кстати, доктор Сток, вы, конечно, не разделяете мещанского представления о рае как о некоем санатории для уставших от земного бытия праведников? По сведениям нашей разведки – а в точности их сомневаться не приходится, – рай – грохочущая промышленная площадка и ангелы на ней отнюдь не официанты и санитары небесного дома отдыха, а промышленные трудяги. У самых знатных архангелов крылья постоянно черны от пыли и копоти. Ибо на божественной промплощадке такие создаются комбинации, такие творятся чудеса, что человек в образе резиновой калоши никого из крылатых работяг особенно бы не удивил. Вам, естественно, ясно, к чему приводит исполинская потенция творить и творить – любое из любого, всё из всего, не считаясь ни с какой целесообразностью, ни с какими запретами и ограничениями. Да, печально, но нигде нет такого низкого коэффициента полезного действия, как в раю. Из тысячи созданных там комбинаций только одна годится в тиражирование, как способная к самостоятельной жизни. Чудо всегда эффектно, но очень редко бывает эффективным. Недавно на Нио доставили прелюбопытный пейзаж одного из райских уголков, издалека сфотографированный нашим агентом. Вам ведь сообщали, доктор Сток, что рай от нас весьма близко, всего в нескольких милях по океану. Но никого из нас туда не влечёт, ибо разве можно сравнить райский хаос с правильной научной организацией Нио! Поверьте, мы у себя значительно улучшили все райские потенции. Скажу сильней: волосы дыбом встают при одном взгляде на творимые в раю несообразности, как они выглядели на той фотографии. К сожалению, она быстро выцвела и сейчас на ней ничего не рассмотреть. Таким образом, – продолжал директор острова, – не отрицая в принципе чуда, мы у себя чудес не творим и даже запрещаем их творить. Мы ограничиваемся тем, что предоставляет нам наука и технические средства. Но конечно, мы несравненно превосходим не только райский, но и земной уровень полезного творчества. Кое-кто из учёных невежд клеветал на нас, что мы нечто вроде филиала рая, так сказать, научный форпост на дороге к райским вратам. Мы с негодованием отвергаем подобные инсинуации! Ибо Нио – продолжение и усовершенствование рая, дорога не к нему, а от него. Иначе говоря, осуществление того разумного и реального, что можно обнаружить на райских полигонах. Мы завершаем райские проекты, которые там остаются совершенно нереальными, таково наше научное назначение.