Георгий Гуревич - Приглашение в зенит (авторский сборник) Страница 99

Математика любит плавные кривые, природа предпочитает ступени: пороги при переходе жидкого в твердое, дня в ночь, жизни в смерть. Так вот эти пороги перемещались вразнобой. На один из них мы наткнулись, когда у нас замерзла вода при плюс восемнадцати. В дальнейшем могла замерзнуть и кровь. Спасибо Джэтте, она предупредила своевременно. Но теперь предупреждать было некому. Сам я ломал голову, стараясь угадать, какой порог следующий.

Масса крови растет, движение замедляется, но запас энергии неизменен. Значит, с теплом благополучно, мы не закоченеем ни в коем случае.

Но вот что изменяется: количество крови, притекающей в клетки. Кровь движется медленнее и меньше переносит кислорода. Нам угрожает подобие горной болезни: вялость, головокружение, тошнота, потеря сознания, в конце концов.

Допустим, мы справимся с этим, постепенно заменяя нормальную атмосферу чисто кислородной. Только не забыть бы о пожарной опасности. Что еще?

Кровяное давление. Массивная кровь сильнее давит на стенки сосудов. Мы все постепенно становимся гипертониками. В перспективе разрывы капилляров, подкожные кровоизлияния, кровоизлияния во внутренние органы, в сердце и в мозг. Инфаркты! Инсульты!

Чем предупреждать? Невесомостью. Но невесомость — это отказ от приращения скорости, от борьбы с ускользающим “Паломником”. Есть ли другой выход? Сон. Временное прекращение жизни. Но кто будет управлять ракетой, пока мы будем спать?

В одиночку терзался я этими страхами. Слушать меня не хотел никто.

— Что ты пугаешь сам себя? — говорили ребята. — Посмотри на “Паломник”. Идет себе благополучно. А у них ведь скорость выше нашей.

И напрасно твердил я, что мы их обгоним когда‑нибудь. Тогда станем впереди идущими, невольными испытателями. На себе будем опыты ставить, пробовать, никто не предупредит нас о неожиданностях.

— Когда обгоним, там будет видно, — отвечали мне. — Пока что просвет растет.

Не с кем было посоветоваться. Молодожены, обе пары, были заняты друг другом. Сэй Большой стал почти невменяемым после свадьбы, сходил с ума от ревности, просто опасались мы, что он в припадке ярости пришибет брата или новобрачную. Впрочем, Сзй Нижний никогда не был мыслителем, я на него и не рассчитывал. Гэтта почему‑то избегала меня после того разговора о твердых характерах. И остался у меня один Пэй, мой верный друг и оруженосец со школьной скамьи.

Но у Пэя — даже у Пэя — свои недостатки, те самые, которые являются продолжением достоинств.

Пэй идеальный помощник. Он исполнителен, точен, трудолюбив, вынослив и бескорыстен. Положиться на него можно всецело, если знаешь, что положить. Но Пэй по натуре религиозен, а это недопустимо для конструктора.

Нет, в бога он не верит, конечно. Пэй религиозен по натуре, а не по взглядам. Он не верит в бога, но верит в гениев. Верит, что есть на свете умные люди, которые по–мудрому выбирают самых умных — докторов наук, а те выдвигают из своей среды мудрецов в академики, что самые сверхмудрые из всех пишут монографии, а наше скромное дело — читать, запоминать и повторять, в лучшем случае — дополнять по мелочам. Поэтому, когда беседуешь с Пэем, кажется, будто ты сидишь в библиотеке и перелистываешь справочник.

В тех же редких случаях, житейских преимущественно, когда в памяти Пэя нет руководящей цитаты, он верит в меня. И это еще хуже. Это уже не библиография, а мистика какая‑то, беседа с зеркалом наедине.

— Разве ты думаешь, что на “Паломнике” готовят погружение в сон? — Вот первый вопрос, который я услышал от Пэя.

— А ты разве думаешь, что мы во всем должны подражать “Паломнику”? Как же мы обгоним, если будем подражать?

— Но Джэй собрал у себя лучших ученых планеты. Если они не планируют сон, значит, сон и не нужен.

— Они планируют сон, — заявил я с деланной уверенностью. — История с Джэттой — прямое доказательство. Ведь вся эта автоматика не создавалась же срочно, специально для Джэтты, чтобы наказать ее за тайную связь с нами. Видимо, технология усыпления была разработана на “Паломнике”, подготовлена и при случае ее испытали на Джэтте. Возможно, сейчас все паломники уже погрузились в сон, мы только не узнали еще. И нам нужно готовиться тоже. Как? Скопировать хотя бы стеклянный гроб Джэтты.

Мы с Пэем распределили обязанности. Он разбирается в схемах, я привязываю эти схемы к возможностям наших мастерских, и оба мы изготовляем копии стеклянных саркофагов для гипотермического сна.

Прошло не так много времени, одно из моих предположений оправдалось. “Паломник” исчез из виду. Что это могло означать? Только одно: снова кризис, двигатель включен, скорость невозможно прибавлять, наткнулись на некий порог.

Но через несколько часов радиозвезда “Паломника” снова замигала. Мы получили радиограмму такого содержания:

“Капитану Рэю от капитана Джэя.

Дорогой зять! Поздравляю со свадьбой, желаю счастья тебе и дочери. Я проверил и оценил твою храбрость, а теперь хотел бы проверить и разум. Ты должен понять, что у вас нет ни единого шанса обойти мой корабль. Нет смысла истощать обе команды напряженной гонкой, и потому мы предлагаем мирное соглашение: нам, как первооткрывателям, три четверти пещеры, вам — одна четверть, и можете делать с ней что хотите, использовать или выламывать и вывозить. Лягу в дрейф, как только увижу, что вы легли в дрейф. Выключение двигателя считаю согласием”.

Мы обнимались, крича: “Ура! Они струсили”. Мы изощрялись, придумывая едкий ответ, например: “Охотно возьмем вас на буксир”. Или: “Арестуйте Джэя и поворачивайте домой!” Или: “Встретим в пещере подарками”. Однако в конечном итоге склонились к суровой простоте, ответили: “Нет! Нет! Нет!”

Вероятно, Джэй догадался, как мы ответим, потому что, не дожидаясь нашей радиограммы, сутки спустя “Паломник” замигал снова:

“Дорогой зять! Возможно, наше мирное предложение ты счел признаком слабости. Но не обманывай себя пустыми надеждами. Ты же видишь, что двигатель работает снова и мы набираем скорость. Наш ученый совет обеспечил наращивание скорости вплоть до третьей девятки (то есть до 0,999 с). Вы никогда не обгоните нас…”

Еще несколько передач было в том же духе. Мы регулярно отвечали: “Нет, нет, нет!” И в стандартных радиосигналах невозможно было почувствовать — даже я понял не сразу, — что в наших “нет” было все меньше уверенности. Чтобы заметить это, нужно бы наблюдать нас со стороны изо дня в день.

Вот сидим мы за ужином — семь замученных, отяжелевших от усталости существ в одинаковых сизо–голубых комбинезонах и одна элегантная дама в белом атласе с гипюром — Джэтта. Мы вымотаны, тяжко дышим, лениво ворочаем челюстями. Разговор ведет Джэтта.