Право на эшафот (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна Страница 10

Утром из дилижанса я вылезла злая и невыспавшаяся. Несмотря на ослабленный корсет, казалось, я провела ночь в пыточном приспособлении. Да, чувствовать своё тело и владеть им было прекрасно, но всё должно быть в меру. Случайные попутчики выглядели не лучше: мятые, сонные и, к счастью, совершенно неразговорчивые.

Спрашивать, где монастырь, не пришлось — он был прекрасно виден из любой точки города, возвышаясь над ним, как напоминание о неотвратимости возмездия за грехи. Теперь оставалось только придумать, как туда попасть. Не могу же я прийти и сказать: «Здравствуйте, у вас моя тётя». «Здравствуйте, — ответят мне, — а вас как раз король искал. Вы у нас посидите, пока от него не приедут. У нас есть очень милая зарешеченная келья. Для особо важных гостей». Быть гостьей монастыря не хотелось, особенно по такому поводу.

Но почему бы туда не прогуляться? Мало ли что придёт в голову, когда она проветрится после поездки?

По дороге я купила лист писчей бумаги и карандаш на случай, если удастся передать записку. Это казалось маловероятным: не для того король отправил мою родственницу в монастырь, чтобы она вела неподконтрольную обширную переписку. Но если появится возможность, я должна быть к ней готова. Я даже пару строк набросала, любуясь изяществом букв, которые рука выводила вне моего желания. В прежней жизни я никогда не достигала такого уровня каллиграфии.

Почти все мои спутники также двигались к монастырю, и я вспомнила, что там есть гостевые комнаты для тех, кто приезжает на воды. Но в своём нынешнем виде я на них не могла претендовать. А вот на то, чтобы заплатить монетку за вход и испить пару стаканов исцеляющей воды — вполне. А там осмотрюсь и решу, что делать.

Я пристроилась в хвост процессии, чтобы посторонние посчитали, что я чья-то горничная, и не обратили на меня пристального внимания. Вообще, чепец оказался очень удачной находкой, снизившей мою привлекательность настолько сильно, насколько это было возможно при стройной девичьей фигурке. Но был он при этом очень неудобный и прилично мешающий обзору.

Стоящая на входе монахиня зорко следила, чтобы никто не проскользнул не оплатив. Каждого, кто вносил хоть самую мелкую монетку, она одаряла улыбкой и благословением. Удостоилась его и я.

Проход был только один, но в конце коридор разветвлялся. Указатели на стенах сообщали, что к источнику идти направо, а к гостевым помещениям — налево. В этом месте я окончательно рассталась со своими спутниками по дилижансу, которые даже не заметили моей потери.

У источника никого не было, кроме ещё одной монахини, которая откровенно скучала, поэтому начала мне рассказывать длинную красочную легенду о святой Лурдес, покровительнице монастыря. Я слушала, выразительно ахала в нужных местах и размышляла, не слишком ли будет подозрительно, начни я узнавать про тётю.

Но узнавать не пришлось: графиня Хаго появилась у источника сама. Двигалась она без сопровождающих, но это не мешало ей ступать величаво, словно королеве. Чёрное кружевное платье контрастировало со светлыми волосами, в которых седины практически не было. Учитывая тётин возраст — 62 года, можно было предположить, что это скорее результат магии, чем естественный цвет. На лице морщинок заметно почти не было. А уж глаза, глубокого серого цвета с длиннющими чёрными ресницами могли принадлежать куда более юной особе.

Сориентировалась я тут же.

— Ваше Сиятельство, не нужна ли вам горничная?

Она вздрогнула и уставилась на меня с величайшим изумлением. Пришлось чуть приподнять оборки чепца, чтобы она уж точно убедилась, что это я.

— Дитя моё, неприлично приставать к доньям, — сурово сказала монахиня, попытавшись вклиниться между нами.

От чепца я руки убрала и залепетала:

— Сестра, прошу меня извинить. Но я нахожусь в ужасном положении. Я сирота и денег у меня осталось совсем немного.

— Сестра, не будьте столь жестоки к девочке, — медово пропела тётя. — Я переговорю с ней. Мне на самом деле нужна горничная. Возможно, она подойдёт. Что ты умеешь?

— Всё, что будет угодно Вашему Сиятельству. Я могу шить, готовить, убирать, бегать по вашим поручениям…

— Умеешь ли ты писать и читать?

— Да, но не очень хорошо.

— Пойдём со мной. Я проверю, правду ли ты говоришь. Неграмотная горничная мне не нужна.

Она развернулась, даже не дойдя до источника, и так же величаво, как подходила, поплыла назад. Осанка у неё была такая, что усомниться в её высоком положении было невозможно.

Чувства, что меня завлекают в ловушку, не было. Да и сама графиня не выглядела узницей, а скорее отдыхающей в хорошем санатории на свежем воздухе. Помещение, которое ей было отведено, вполне укладывалось в это предположение: несколько комнат, в том числе гостиная, кабинет и спальня. Провела тётя меня в кабинет.

— Рассказывай, — сразу бросила она, как только я закрыла дверь и с наслаждением стащила опостылевший чепец с головы. — Что это за маскарад?

— Пришлось бежать, потому что Его Величество решил меня срочно выдать за графа Нагейта.

— То есть он помиловал тебя с условием? — гневно фыркнула она. — Я так и знала! Я сказала, что, как твоя опекунша, никогда не соглашусь на этот брак, поэтому меня сослали, а тебя обманули как глупую деревенщину. Зачем ты просила аудиенции у короля?

— Надеялась, что он тебя помилует, — ответила я.

Обращение на ты казалось одновременно и естественным, и совершенно невозможным. Эта женщина вызывала уважение и была одновременно мне близка и совершенно чужда. Моё сознание перемешивалось со знаниями и ощущениями Эстефании, и я не всегда могла понять, что там моё, а что чужое. Жизнь до аварии уже казалась чем-то вроде потускневшего кино, а жизнь здесь — яркой и настоящей. Моей.

— Теодоро и без того не стал бы меня тут долго держать, ты просто облегчила ему выполнение плана. Боже мой, Эстефания, столько трудов — и всё прахом из-за того, что ты решила поступить, как тебе захотелось. Вот и получай в мужья Нагейта.

По воспоминаниям Эстефания была уверена, что тётя её любит, но сейчас я видела перед собой женщину, для которой то, что планы пошли прахом, оказалось куда важнее судьбы племянницы.

— Как я могу избежать брака?

— Никак. Герцоги Эрилейские всегда держат слово.

— Но я не соглашалась на брак.

— Тогда почему Теодоро тебя помиловал? — она побледнела. — Что ты ему такого сказала? Или пообещала?

— Я потребовала проверку на кристалле Истины, и он посчитал меня невиновной.

Она недоверчиво прищурилась.

— Как это возможно? Ты сама призналась.

Да, Эстефания действительно сделала такую глупость: призналась во всём сразу после задержания, облегчив жизнь не только придворному магу, но, как только что выяснилось, и королю.

— И тем не менее я ничего не подливала королю Теодоро Второму.

Она задумалась. Ненадолго. Взгляды при этом бросала на меня такие, что я понадеялась, что она догадалась об обмене. Обманывать её я изначально не хотела, сильнее намекнуть не позволяла клятва, но и того, что я сказала, должно быть достаточно тому, кто лично передавал фамильные знания племяннице. Но если графиня Хаго и догадалась, то решила оставить это при себе. В её поведении не изменилось ровным счётом ничего.

— Не знаешь, бумаги уже подписаны королём?

Я спохватилась и вытащила из-за корсажа изрядно помятый и потёртый брачный контракт. Графиня развернула и начала читать, с каждым мгновением распаляясь всё сильнее и сильнее.

— Это переходит всяческие границы, — наконец раздражённо выдала она. — Нет, я понимаю, почему Теодоро настаивает на этих пунктах, но это оскорбление памяти твоего отца. Нет, брака с Нагейтом на таких условиях я не допущу. Пока не знаю как, но не допущу. Тебя нужно срочно спрятать. Не здесь. Здесь вонючка Бласкес найдёт тебя быстро.

От воспоминаний о мерзком придворном маге меня передёрнуло.

— Почему он не моется? Это какой-то обет?

— Почему не моется? — удивлённо посмотрела на меня тётя. — Он воняет из-за магии. Слишком часто использует.