Ранний старт 3 (СИ) - "Генрих" Страница 10

Прикемарил. Когда глаза продрал, Ника уже в гражданском халате на кухне шумит и что-то по телефону трещит. Судя по тону и отдельным словам нахваливает подруге наш дом отдыха. Х-хе! Потягиваюсь. Хорошо-то как. Неторопливо натягиваю спортивные штаны, шлёпаю на кухню, Ника тут же выгоняет:

— Футболку накинь, не сверкай голым пузом.

Спорить, особенно когда так парит жарящейся картошкой с грибами, нет никакого желания.

— Варенье варить не будешь? — Намекаю на пару бидонов земляники и малины.

— Немного можно…

Много там не получится. Тем более, на столе вижу розетку с земляникой. Нечищенной. Я её так ем, с хвостиком. Лень отрывать. Иногда выплёвываю, иногда нет.

— По детям не соскучилась?

— А ты? — Ника ворошит картошку, выпуская в кухню чудесные запахи.

— Немного.

— И я тоже. Но чуть больше.

— И по Витьке? — Спрашиваю раньше, чем думаю, что может не стоит. Не стоило, да. Ника чуток хмурится. Ну, мне же интересно!

Жена ставит сковородку на стол со стуком. Так же со стуком кладёт ложку.

— Ешь.

И хочется и колется. Хотя чего себе голову морочить, Витька как-то сказал, что у него с мачехой вооружённый нейтралитет и это всё-таки лучше, чем война. Дожился. Умом своего малолетнего сына пользуюсь. Но лучше не скажешь. А вот что сказать надо обязательно.

— Витька в Москве учиться будет.

—… — Ника пожимает плечами, накладывая себе в тарелку. Я-то люблю хрумкать со сковородки, она считает плебейством. Хе-х, дворянка нашлась!

— К чему это я? Жить в Москве дорого. Как ни крути, а тысяч пятнадцать в месяц надо. Это без излишеств. Стипендия всего три тысячи, это на неделю, если впроголодь.

— И что? — Ника настораживается.

— Деньги надо копить, — ответно пожимаю плечами. — Только на проживание ему на год тысяч сто двадцать надо.

Ника продолжает молча есть. Иногда так делает, неприятный разговор замалчивает, а позже делает удивлённое лицо, будто первый раз слышит.

— В этом году на отпуске сэкономили, но придётся ещё ужаться. А то у меня на карте меньше пятидесяти тысяч осталось, а зарплата ещё когда будет.

— Ему обязательно в Москву ехать? У нас тоже университет есть.

— Есть. Но почему-то все умники в Москву рвутся. А Витька — умник. Это ж надо, на Всероссийскую олимпиаду ездил. У меня глаза чуть на затылок не съехали.

Разговоры разговорами, а картошка вкусная. Заметил, что самый первый раз грибы на ура идут. Потом уже не так.

— Так что, когда он поступать будет, в отпуск никуда не поедем? — Спрашивает мирно, но знаем мы эту мирность. Вулканы тоже мирные до поры до времени.

— Съездим. Без отдыха тоже нельзя. Но ужмёмся. Можно в тот же санаторий, но на полторы-две недели, не на три.

Молчит. Мне приходит в голову идея.

— А что, если к тётке Серафиме нагрянуть? Она рада будет, и нам расходов почти никаких.

Морщится Ника, но не возражает.

— Хотя бы раз надо к ней метнуться. Не понравится — в следующий раз не поедем.

— Обидиться, если в следующий раз не приедем, — Ника иногда может рассуждать здраво.

— А мы отпуск возьмём зимой и махнём в Турцию, если можно будет. Зимой там тепло, отогреемся, — что-то сегодня сыплю идеями. Потому что мне самому нравится такой план — пожить в Березняках и пообщаться с друзьями детства не накоротке, а основательно.

— Тебе хорошо, — видя, что я отвалился от сковородки, Ника убирает её и наливает кофе, — ещё неделю гуляешь, а мне завтра на работу.

Намёк? Хочет уволиться? Как-то уговаривал её бросить и сидеть дома. Взбрыкнула. Затем пошла на компромисс, работает на полставки. Иногда привлекают и задерживают на пару часов. За отдельную плату. В итоге в деньгах практически не потеряла, а свободы больше.

Интересно, почему не спорит…

— А когда Кирюшка в Москву поедет, тоже раскошелишься?

Вот и понятно, почему не спорит.

— С ним ничего ещё не ясно. Чего он там захочет? — Несерьёзный Кирюха парень, особенно рядом с Витькой заметно. — И хорошо всё складывается. Витька на четыре года старше, плюс школу на три года раньше закончит. Когда Кирилл в институт поступит, Витя уже работать будет. Даже если ничем не поможет, нам всё равно легче по очереди их выучивать, чем одновременно.

— В лингвистический? Французский он уже знает… — Ника параллельно прибирает со стола.

— Благодаря Вите, — не удерживаюсь, укалываю. Выражения лица не вижу, посуду моет, но спина непреклонна, хе-х…

7 августа, вечер, клуб.

Дождался народ счастья. Хотя и народу-то… на уборочной все, кто способен держать оружие. То есть, баранку машины, штурвал комбайна или хотя бы вилы. Для нас тоже близится призыв, парни говорят, что скоро на уборку картофеля всех мобилизуют. Колхоз поступает просто, каждое пятое ведро картошки твоё. И сразу всем становится интересно. Многие скотину держат, картошка на корм уходит тоннами.

Когда пришёл, — а за спиной моя команда, — не успел спросить за возражения. Девчонки, и мелкие и постарше, тут же завизжали от восторга. Моих быковатых «приятелей» не наблюдалось, видимо, героически бьются за урожай.

Так что развлекаю и развлекаюсь на полную катушку. Из Амено и Саденесс соорудил длинное попурри, минут на пятнадцать. Когда впервые услышал такие выкрутасы, хлопнул себя по лбу в стиле «А что, так МОЖНО было?». Немного подумать и поехали.

Народ требует темп. Для саксофона не свойственно, но подыграть магнитофонным ритмам ухитряюсь.

— Не получится, — настроен я скептически. — Вы поймите…

Не заметил, как в клуб зашёл пред. Музыкант подобен глухарю, когда играет, для него кроме музыки ничего не существует. Догадался, что нечто происходит, когда облачко внимания ко мне стало подозрительно таять. Ну, да. Публика-то видит и поневоле отвлекается, чего это высокому начальству надо.

Высокое начальство дождалось, когда закончу и подманивает меня взмахом кисти. Выходим в вестибюль, тут он меня и огорошивает своим предложением войти в агитбригаду. Уборочная в разгаре, комбайнёры и водители днюют и ночуют на поле. Еду им возят, помыться могут и в прилегающих ручьях и прочих водосодержащих природных объектах. Требуется ещё и культурная подпитка. Работники, будучи в полях и трудах день и ночь, испытывают сенсорный голод. Это я так сам себе перевожу его просьбу.

— Поздно я о тебе услышал, надо было раньше, — сокрушается пред.

— Один саксофон слишком слабо, — пытаюсь объяснить, — он хорош в сочетании с гитарой, барабанами, клавишные можно…

— Баянист есть, — ничтоже сумнящеся выдаёт пред,

— Что? — Он шутит? Смотрю в невозмутимое обветренное и обвяленное солнцем лицо — не, не шутит. Меня натурально срубает от смеха.

Пред терпеливо ждёт, когда мой приступ иссякнет. И технично загоняет меня в угол.

— Здесь же играешь один, без гитары и барабанов. И учти ещё одно: полтонны пшеницы получишь бесплатно.

Это небитка, козырный туз, от которого не отобьёшься. Басима меня живьём без соли съест, если узнает, что я её пяти центнеров халявной пшеницы лишил. У неё корова, у неё куры и всем оно надо. Маловато будет, но своим колхоз продаёт по льготной цене, докупит.

Съест, если узнает, а по глазам преда вижу, что обязательно узнает. Вздыхаю, принимая удару судьбы, и узнаю подробности.

— До конца страды не больше недели. Ездить будете во время обеда вместе с доставкой пищи. Сами пообедаете. Ни утром, ни вечером ездить не надо. Агитбригада уже собрана. Согласен?

— Честно говоря, не хочется, — признаюсь откровенно, — но натурально, никак не нахожу причин отказаться.

Теперь пред смеётся.

— По рукам? — Пожимает мою относительно маленькую, но крепкую длань.

Так и пришлось повесить на свою шею хомут.

8 августа, время около 11 часов.

— Кир, мы работать едем, — придавливаю вспышку раздражения, это паразитная эмоция, — маленьким детям там просто нечего делать.