Богоборец. Первый шаг - Ярослав Кожедуб Страница 10

class="p1">Даже в таком виде мне все это казалось довольно необычным — почему, например, за сотни лет ни разу не появлялся какой-нибудь амбициозный и талантливый практик, перешагнувший не только ступень Обладателя Истока, но и следующую за ней? Такому должно хватить сил, чтобы поломать всю эту систему и прогнуть ее под себя. Увы, ответа на этот вопрос я пока не нашел.

***

Процессия была... пышной. Церетеус, в черно-синих цветах рода, ехал впереди на вороном жеребце, безразлично оглядывая кланяющихся крестьян. Сзади, на таких же вороных скакунах, следовала достаточно небольшая свита — всадников десять, не больше, — и... девчонка лет шести. Все те же черно-синие цвета дорогого платья, распущенные волнистые волосы, небрежно рассыпавшиеся по плечам, нос с внушительной горбинкой. И этот нос она задирала куда больше, чем кто бы то ни было, включая самого гертэна. Сидя в обычном мужском, не дамском седле, она оглядывала мир с таким... презрением, что я невольно почувствовал к ней сильную неприязнь. Вот же разбаловали девицу.

Пока я разглядывал процессию — невольно вышел из-за сарая, сам того не заметив. И только когда всадники начали проходить мимо нашего дома, понял, что, несмотря на мой рост — меня тоже прекрасно видно. Заборы-то в деревнях были сугубо символические — максимум, низенькая кованая решетка из хренового железа, как у нас. А зачастую и ее не было. А я тут стою с глупым лицом и едва ли в носу не ковыряюсь. Типичный необразованный крестьянин, блин.

Девчушка, проезжавшая мимо, остановила на мне мимолетный взгляд, после чего фыркнула и громко сказала в воздух:

— Ха! Одиннадцать процентов сродства! Не знала, что в деревнях даже такое встречается!

Ах ты...

Я поднял руку, на автомате собираясь оттопырить средний палец, но тут до меня дошло, что в этом мире такой жест неизвестен. Ну, или просто имеет другое значение — по крайней мере, я не видел, чтобы его кто-то использовал в таких ситуациях. Так что я сделал то, что сделал бы типичный ребенок. Передразнил ее.

— Ха! Одиннасать просентов сротства! — и, подумав, показал язык, скорчив гримасу понеприятней.

— Отец! Он... он... меня оскорбил! — девчонка, явно к такому непривыкшая, разинула рот, как рыба, выброшенная на берег.

Черт. Черт. Черт. Клятое детское тело, опережающее разум!

Куда делись мои мозги? Зачем было тыкать палкой спящего медведя? Ну повела она себя грубо — мне-то какая разница? Ей же лет шесть, блин! Я едва не застонал, застыв на месте и торопливо соображая, что делать. А если местные аристократы имеют право за такое выпороть и меня, и всю мою семью заодно? Или сделать еще что хуже?

Пока я лихорадочно размышлял, процессия остановилась, и Церетеус подъехал поближе. Голубые глаза с любопытством уставились на меня. Наконец, он издал легкий смешок, но не презрительный, а будто увидел забавную зверушку, и повернулся к дочери.

— И что?

— Пусть его накажут!

Гертэн покачал головой и тяжело вздохнул.

— Диомеда, ему года два от силы. Невозможно требовать вежливости от настолько маленьких детей. Тем более что ты первая повела себя грубо, — он повернулся к одному из мужчин в свите, седому, вислоусому, испещренному кучей шрамов. — Алькаус, будь добр, увеличь моей дочери нагрузку по занятиям, в первую очередь по этикету. Думаю, лишнего часа в неделю хватит. Хотя... Ей явно скучно и не хватает проблем в жизни, если она так себя ведет. Значит, можно этих проблем немного добавить. Добавь еще лишних два часа тренировок с оружием.

— Да, господин, — вислоусый коротко кивнул, едва сдерживая улыбку.

— Но... отец! — девчонка открыла было рот, чтобы ляпнуть еще что-то, но...

— Три часа.

— Да, господин.

Церетеус с насмешливым ожиданием уставился на сердито пыхтящую дочку. На его лице было прямо-таки написано: «ну же, давай, еще слово — и часов станет четыре». Но девчонка, несмотря на всю свою заносчивость, мозги имела, так что накидывать себе лишних занятий вдобавок к уже полученным не стала. Промолчала и отвернулась, продолжая негодующе сопеть.

Вот это ни черта себе... Я прищурился, глядя на Церетеуса. В моем представлении аристократ обязательно должен был быть снобом, мнящим о себе невесть что. А тут — первый попавшийся, и настолько адекватный. Интересно, это он тут такой весь из себя необычный, или это норма в мире, где обиженный тобой человек может через десяток лет внезапно усилиться в разы, вернуться и отомстить? Тут либо веди себя нормально даже с крестьянами, либо решай такие вопросы сразу и радикально, вырезая обиженных под корень...

Мои мысли прервал неслышно подошедший сзади дед. Крист слегка поклонился — чисто символически, на мой взгляд. Никаких там поклонов в пол, или даже в пояс. Так, обозначил уважение.

— Добрый день, гертэн Церетеус. Что-то случилось?

Аристократ махнул рукой, поморщившись.

— Ничего особенного. Воспитательный процесс. Но на всякий случай... — он пощелкал пальцами, вспоминая. — Крист, верно? Свободный Заклинатель? Это твой... сын? Внук?

— Да, господин, все верно. Внук.

— Проведи с ним беседу, когда подрастет. Чтобы не задирал случайных аристократов. Это сейчас ему прощается многое, пока он мал. А как вырастет... может нарваться. — Церетеус хохотнул и, взмахнув рукой, отчалил от нашей ограды вместе со всей свитой.

Мы проводили его долгими взглядами. А когда последний всадник скрылся из виду, дед отвесил мне легкий подзатыльник. Я лишь вздохнул. Заслужил, что уж.

Когда мы позже поговорили об этом случае с дедом, я спросил: как эта Диомеда вообще увидела мое Сродство? Оказалось, что люди с высоким Сродством, выше двадцати пяти процентов, могли взаимодействовать с чужими интерфейсами — в основном, людей и некоторых артефактов. Попросту говоря — при желании видели чужие информационные блоки Системы. Не целиком, разумеется. Лишь то, что сам человек открыл у себя в настройках. А поскольку я в свои настройки залезал редко и этот момент пропустил — у меня по умолчанию была открыта строчка со Сродством. Остальные почему-то так же по умолчанию были закрыты, а вот конкретно эта — открыта. Крист же с Иланной мне об этом не говорили, считая, что я до сих пор Системы не коснулся.

После этого я закрыл ко всем чертям отображение какой бы то ни было информации