Ядерный Ангел - Андрей Львович Астахов Страница 10

- Наркотики разрешены законом?

- Погодите, вы поселенец или гражданин?

- Я гражданин Рейха. А мой друг – свободный поселенец.

- Вы не знали? – Учитель с недоумением на меня посмотрел. – Вы не знаете законов Рейха? Как же вы получили гражданство?

- Получил, и все тут. Ладно, нам пора идти… учитель.

- Погодите! – Лукошин внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Тогу. – Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

- Не думаю, любезный, - ответил я сухо. – Разве только вы нас поучите чему-нибудь. Вижу, в школе вы весьма успешно учительствуете.

- Школа в Зонненштадте одна на весь дистрикт. Спасибо нашему коменданту, герру Штаубе – это была его идея возродить в городе ландшуле для детей поселенцев. Правда, не все дети ходят в школу, большинству не до учебы. А я в этой школе единственный учитель, - сказал Лукошин. – Преподаю математику, рисование, немецкий язык, историю Рейха. В основном математику. Цифры и функции никак не связаны с политикой, поэтому власти Рейха одобряют такую программу для детей поселенцев.

- И немецкий?

- Основной предмет. Однако для сдачи экзамена на гражданство его надо знать в совершенстве. Не всем даны способности к языку. Мне вот дойч не дается. В общем, язык я знаю, но некоторые тонкости от меня ускользают. Потому я не могу получить статус гражданина. Два раза проваливал экзамен. Судя по тому, что вы гражданин, немецкий вы знаете лучше меня. Чему же вас научить?

- Истории, - ответил за меня Тога. – Мы с другом кое-чего не понимаем.

- Вы ведь не местные, - сказал Лукошин. – Я вас раньше не видел в городе.

- Да, мы пришли сюда только сегодня. Это плохо?

- И пришли издалека, - интуитивно определил Лукошин. – Вы очень не похожи на всех, кого я знаю.

- Это хорошо или плохо?

- Это необычно. Какие у вас планы?

- Собираемся найти место для ночлега. Мне говорили про гостиницу «Оплот свободы», но Тогу… то есть Антона туда могут не пустить. Можете нам помочь?

- Конечно. Я живу тут неподалеку. Квартирка у меня маленькая, но два тюфяка я найду. И клопов у меня нет.

- Принимаем, Тога? – Я посмотрел на своего казанского друга.

- Человек приглашает, отказываться невежливо, - ответил Тога. Выглядел он очень уставшим.

- Принято, - я протянул Лукошину руку, и на этот раз он ее пожал. – Идемте. Думаю, нам есть о чем поговорить.

- Тогда поспешим, - сказал Лукошин. – Скоро станет темно, и оставаться на улице будет опасно.

- А это еще почему?

- Нет, вы определенно с Луны свалились! – печально улыбнулся учитель и покачал головой. – Идемте, постараюсь вам все объяснить. Если, конечно, вы захотите меня выслушать.

Глава 4 Обзор истории Четвертого Рейха

Глава четвертая:

Не, это не фича. Это конкретная лажа

Квартира учителя Лукошина находилась на первом этаже полуразрушенного дома в двух минутах ходьбы от школы. Две комнаты – гостиная и спальня-кабинет. Обстановка самая спартанская: в гостиной самодельный стол и ящики вместо стульев, в спальне еще один стол с ящиком и две узкие тахты, сколоченные из неструганных досок, да еще печка-буржуйка. Но зато была полка с книгами. Я невольно взял одну из них в руки. «Опыты» Монтеня, первый том. Странно было видеть такую книгу в этом убогом и страшном мире.

- Любите Монтеня? – спросил я.

- Люблю. Эти книги я нашел в руинах городской библиотеки. Все, которые уцелели. Целую неделю рылся в обломках, однажды чуть под завалом не погиб. – Лукошин смотрел на меня с удивленным интересом. – Вы читали Монтеня?

- Конечно. – Я раскрыл книгу, пролистал несколько страниц. – Вот, замечательные слова: «Хорошие качества не воспитаны во мне ни законом, ни наставлением, ни путем какого-нибудь другого обучения. Мне присуща естественная доброта, в которой немного силы, но нет ничего искусственного. И по природе своей и по велению разума я жестоко ненавижу жестокость, наихудший из пороков». Отлично сказано, верно?

- Глава «О жестокости». Все верно сказано, не спорю. Но посмотрите год издания книги.

- Тысяча девятьсот тридцать девятый, издательство «Наука». Старая книжка.

- С тех пор книги Монтеня вряд ли печатали хоть еще раз. Война и мудрость несовместимые вещи.

- О какой войне вы говорите?

- Вы странный человек, гражданин. Не знаете самых простых вещей. Или вам угодно разыгрывать меня?

- Зовите меня Алексеем. Или Лехой. И не зовите гражданином, сразу чувствую себя под следствием. Я вас не разыгрываю. Я действительно не знаю, что случилось с вашим миром.

- С нашим миром? А разве вы…

- Скажите, Лукошин, у вас крепкие нервы?

- Достаточно крепкие. А в чем дело?

- Думаю, я должен вам кое-что рассказать. А вы сделаете некоторые выводы. Надеюсь, правильные. И тогда сами решите, стоит ли нам рассказать о новейшей истории вашего мира. Согласны?

- Вы пугаете меня, Алексей.

- Я сам испуган. То, что я вижу вокруг себя… – Тут я замолчал: мой взгляд упал на небольшой рисунок в рамке рядом с книгами. – Это вы рисовали?

- Да.

- Какое удивительно красивое лицо! Можно я возьму в руки?

- Конечно.

Я взял рамку с рисунком, подошел к горевшей на столе керосиновой лампе.

- Это ваша жена? – спросил я.

- Моя дочь.

- Послушайте, да вы просто мастер. Какие глаза!

- Это всего лишь рисунок, - с улыбкой сказал учитель. – И Кис он не нравится. Она говорит, что на моем рисунке выглядит больной.

- Кис?

- Это прозвище моей дочери. Ее все так зовут еще со школы. Однажды я рассказал ей, что это было ее первое слово. Ей тогда было месяцев девять. Она увидела кошку и сказала «Кис!». Не «папа», не