Юрий Иванович - Раб из нашего времени. Книги 1 -7 (СИ) Страница 11

Признаться, меня это сильно обрадовало и успокоило. Весь свой появившийся огромный резерв времени я употребил на обучение теории и на получение практических навыков в сложном деле осваивания, создания и отладки технических шпионских новшеств. В результате чего я к осенним каникулам в Кулибина или Билла Гейтса не превратился, но все-таки сделал заметный шаг вперед в своем техническом совершенстве. Предметом моей первой, вполне заслуженной гордости стал прибор, срабатывающий на движение существа крупнее средней собаки в пределах сорока метров, использующий для этого автономное питание в течение недели и дающий сигнал на постоянно действующий компьютер. Прибор, конечно, был бесцеремонно содран и скопирован с лучших отечественных и заграничных образцов, но я ведь не собирался его патентовать. К тому же он легко собирался из того вороха деталей, который имелся в моем доме благодаря простому отношению к этому вопросу моего папаши.

Назвали мы прибор мигалкой и в первый же приезд в Лапу установили тройку над самыми потенциально перспективными перекрестками троп или лесных дорожек. Понятно, что за период коротких осенних каникул нам никто из вожделенных Грибников не попался, зато мы с десяток раз срывались по тревоге и мчались на место сигнала из-за многочисленных деревенских соседей, которые занимались заготовкой дров, сбором лечебной коры и поздних грибов с ягодами. Зато радовало, что мигалки работают отлично, комп распознает сигналы без труда, и если со временем окутать весь лес стройной системой просмотра, то нужные нам личности попадутся в наши сети быстро. А там и сами дырки отыщем.

Вторая четверть так и началась для меня в создании приборов, их усовершенствовании и доведении подаваемых сигналов до идеального. Постепенно и иная разведывательная техника открывала в теории свои основные секреты.

Подружки мои тоже постепенно отбросили все ненужное и второстепенное в спорте, оставив только самое действенное и необходимое. А именно: бросились с рвением изучать карате, ходить в полуподпольный клуб славянской парализующей самообороны (уж не знаю, как они на этот клуб вышли, потому что в Интернете я и полслова не нашел о подобных методиках боя, как и о самом клубе) ну и продолжили с максимальной интенсивностью заниматься фехтованием. Более сильная и напористая Мария выбрала себе рапиру, а Катерина с Верой – шпаги. Ну и, так сказать, для тайного домашнего задания девчонки выбрали для себя метание ножей и сюрикенов. Причем о последнем их увлечении знал только один человек в мире. Как и страдал – тоже. Потому что именно мне приходилось приносить им разбросанные по месту для тренировок смертельные изделия из стали, сооружать чучела с определенными свойствами, а порой и самому становиться объектом слишком уж рискованных и жестоких тренировок. Наверное, именно тогда у меня и стало вырабатываться второе уникальное свойство. Помимо умения отличать жутко похожих лисичек я научился интуитивно отодвигаться с того места, куда что-то летело. Не успевал еще нож сорваться с девичьей, как правило в тот момент дрогнувшей, ручонки, как мое тело смещалось в нужную сторону, уходя от попадания.

Криков при этом хватало:

– А если бы я в другую сторону бросила?! Как раз под твой отход?!

Но чаще мои подружки пристыженно замолкали, рассматривая кусок звенящей стали в том месте, где я только что находился. Это касалось только близняшек. Потому что Машка промазывала крайне редко, да и после своих промахов лишь желчно улыбалась и угрожала:

– Если я постараюсь, тебя ничего не спасет.

Жутко мне не повезло и в навязчивом желании нашей королевы научить меня умению не только защищаться от ударов, уколов рапиры или шпаги, но и самому вполне грамотно и эффектно наносить контрудары. Для этого меня часами заставляли отрабатывать одни и те же связки движений, действия при уходах противника с атаки и наиболее коварные выпады. Мало того, все эти тренировочные действия Машка придумала проводить в комнате или во дворе при рассыпанных под ногами мячиках. Они сотнями валялись у меня под ногами, а порой и специально бросались мне под ступни, вырабатывая у меня удивительные навыки при интенсивных движениях. Плюс ко всему еще один мячик я должен был на бегу подбивать ракеткой.

Как я в первые месяцы не поломал руки и ноги в падениях? До сих пор не пойму.

Я умирал в конце подобных тренировок и думал, что уже никогда не встану. Но уже через час меня гоняли снова, не делая никаких скидок ни на ущербность, ни на инвалидность. Может, это меня и спасало не раз в будущем, но в те часы тренировок я проклинал Машку и лисичек, готов был их убить и даже делал несколько непроизвольных попыток для этого. Благо что они все-таки были гораздо лучшими фехтовальщицами, чем я, и умудрялись отбить смертельные удары.

Да еще и смеялись при этом над моими напрасными потугами.

Вот так мы и жили.

По существу, чуть ли не два года нашей жизни прошли довольно однообразно.

Девчонки совершенствовались в воинском искусстве, я поднимался по лестнице мастерства электронщика, программиста и создателя следящих систем.

Во время каждой поездки в Лаповку мы настойчиво искали Грибника и дырку.

После команды со стороны Машки мы собирались в любом удобном месте и продолжали наши затянувшиеся детские и давно переросшие в откровенно взрослые игрища. Разве что заповеди оставить девчонок девственницами для их мужей соблюдали со всей святостью и последовательностью.

Учились на твердое «хорошо», местами даже на «отлично».

В школе нас не трогали, родители в нас верили и совершенно не беспокоились.

А потом нам стукнуло по пятнадцать лет. И в нашу жизнь вошла череда неприятностей, крайне негативных последствий и целая череда преступлений.

Началось все с того, что всех ребят из нашего класса забрали на призывной пункт, где мы и прошли первые, так сказать, предвоенные сборы. И там меня комиссовали окончательно и по полной программе. Вам может показаться это смешным, но я просто мечтал отправиться на обязательную воинскую службу. Желательно в морской флот. Причем руководствовался при этом весьма здравыми рассуждениями: ведь не обязательно солдату носить на своей спине здоровенный миномет или пулемет! А моряку не обязательно ворочать огромным веслом! Для такого, как я, хватит с лихвой дел как по управлению транспортом, так и входящей во все сферы жизни компьютерной техникой.

Не сложилось. Почесав головы, генералы живенько выписали мне военный билет с провокационной записью «К службе негоден!» и вытолкали взашей на улицу. Наверняка им приятнее было командовать стройными и подтянутыми орлами, которые басом рявкали дружное приветствие и которых можно было движением длани или произнесенным словом послать куда угодно, хоть на смерть, хоть на подвиг. Моя тщедушная, низкорослая и перекошенная фигурка в общем строю сразу вызывала зубовный скрежет офицеров и ну никак не ассоциировалась с подвигами и бравыми приветствиями. Вот так наша армия и флот лишились одного из самых дисциплинированных и технически грамотных специалистов.

А я расстроился настолько, что в школу не вернулся, где только девочки продолжали учебу в тот день, а, усевшись на скамейке в скверике, недалеко от своего дома, стал думать думу горькую о несчастной судьбинушке. Потому что в тот момент я осознал окончательно: с таким телесным уродством мне в жизни ничего не светит. Моя внешность оттолкнет от меня любого нанимателя, никакой директор или менеджер не станет меня выслушивать. У меня не появится ни одного настоящего друга. И меня, как это ни прискорбно осознавать, не полюбит ни одна девушка. Мечты о красавице жене и идеальной, многодетной семье треснули, превратились в прах в момент удара моего позвоночника о тот злополучный ледовый нарост. Да, я всегда мечтал иметь много детей, путешествовать с ними по всему миру и правильно воспитывать. Особенно в смысле «правильно». Уж я-то вкладывал в это слово совершенно иные ценности и моральные правила. Уж я бы не допустил того, что произошло у меня с моими тремя подругами. Я бы…

Помню, в тот момент меня вдруг в который раз удивила мысль, что все-таки именно эти три человека, которые надо мной больше всех издеваются, считаются моими друзьями. И это притом, что я на фоне расцветающих, взрослеющих прямо на глазах красавиц оставался истинным недоразумением: страшненьким, вызывающим жалость и отвращение человечишкой. При посторонних они всегда держались со мной приветливо, дружественно, уважительно и обходились без презрительных прозвищ или издевательств. Другой вопрос, что они вытворяли со мной, оставаясь наедине!

И все-таки, почему мои подружки, мои троюродные сестры не избавятся от меня? Я ведь для них однозначно – позор, мне ведь приходилось подслушивать разговоры как товарищей по классу, так и старшеклассников с учителями. Все в один голос удивлялись, чего это девочки со мной цацкаются и так жертвенно защищают во всех трениях или конфликтах.