Олег Кожевников - Командарм Страница 11

Зато теперь, испив всю чашу горя, невзгод и потерь, мы в состоянии наступать – танки имеются, громадный склад в Волковыске набит снарядами, патронами, минами, динамитом и прочим военным имуществом. В запасах интенданта 1-го ранга Гаврилова ещё даже бензин оставался. Жлоб и куркуль, конечно, этот Гаврилов, но правильный куркуль. Болеет за победу мужик – отбросил к чёртовой бабушке все инструкции и выдаёт любые боеприпасы по первому требованию. Если бы не его склады, туго бы нам пришлось. Нужно молить Бога и слабенькие рации немецкой агентуры, чтобы немцы продолжали верить, что эти склады захвачены их диверсантами. Разбомбили бы к чёртовой бабушке нашу главную кормушку, а так думают, что захватили богатые трофеи, и никаких поползновений, чтобы кинуть бомбу даже вблизи казематов Гаврилова люфтваффе не делало. Эх, жалко, что в хозяйстве интенданта нет хотя бы небольшого запаса дизтоплива. Ну ладно, может быть, Бульба откопает где-нибудь запас солярки. Пителин дал ему такое задание. Пронырливый хохол что угодно найдёт, а в Белостокской области наверняка имеются запасы этого топлива. Если уж я узнал о запасах Гушосдора, то Стативко непременно отыщет где-нибудь дизтопливо. Жалко, что немцы им практически не пользуются, так бы наплевать на запасы дизтоплива наших гражданских организаций. Под Варшавой на трофейной солярке бы ездили. Добраться до столицы Польши у нас топлива хватило бы, а там немецкие склады потрясли бы. Ладно, грех жаловаться, что немецкие танки на бензине, очень даже это хорошо – горят лучше. Отсюда повезём солярку – Бульба всё равно её раздобудет. Но на всякий случай поляков и Лыкова к этому делу надо подключить. Бульба, поляки и Лыков частым гребнем пройдутся по всей Белостокской области и обеспечат действия наших танков под Варшавой.

От вопросов снабжения мысль опять перескочила на разведку. И всё потому, что я сам себя убеждал в правильности действий. А всё дело было в том, что действующего начальника разведотдела Бейлиса, ссылаясь на мой приказ, Пителин снял и назначил на его должность Курочкина. Ладно бы одного Бейлиса, а то дед так рассвирепел от положения дел в штабе корпуса, что разогнал вообще весь разведотдел. А Ряба, как говорится, попал как кур в ощип – вырвавшись из ада сражения, окунулся в клоаку штабной работы. Но разбираться и ставить точку во всех тех дрязгах, которые начались в штабе корпуса, предстояло мне. Вот думая о предательстве начальника разведотдела 11-го мехкорпуса Пугачёва, я и готовил себя морально к встрече с бывшим главным разведчиком моего корпуса. Который не предатель, а вполне нормальный, добросовестный служака. И может быть, прекрасный человек и товарищ, но не его сейчас время, не тянет он, вот и нужно на его место поставить проверенного человека.

Удовлетворённая моей реакцией мысль, плюнув на текущие дела, забралась в дебри воспоминаний о прочитанных в академии трудах военных теоретиков. Мозг судорожно перебирал высказывания великих, которые можно применить к сложившейся ситуации. К сожалению, ничего похожего на ситуацию, подобную той, которая сложилась в Белостокском выступе, никто в трудах, которые я изучал, не описывал. Конечно, что им описывать заведомо проигрышную ситуацию, где нет ни одного шанса выиграть. Оставалось опираться на историю, и в голову сразу же пришло воспоминание о салаге Юрке Черкасове, который восхищался ещё в той реальности подвигом трехсот спартанцев. Ну что же, если нет подсказок, будем опираться на свершения великих греков. Эпическое полотно о борьбе моего корпуса с фашистами окончательно погрузило мозг в нирвану. Попытки ответственного человека, комкора, встряхнуться и заставить мозг продумывать шаги подразделений корпуса, ни к чему не приводили, а вскоре и самого комкора не стало – только огонь, дым и былинные воины, почему-то похожие на Рябу, Валерку Сомова и Вихрева, поражающие псов-рыцарей своими мечами.

Эпическое сражение с черными рыцарями, пытающимися покорить святую Русь, прервалось внезапно. Казалось, что вот она, победа, близко, а за тем холмом лежит в золотом ларце святой Грааль, но прочувствовать радость победы я не смог, мозг выдернули из этого чудного сна. Сработала сторожевая система организма, которая постоянно бдела. Вот и сейчас произошло изменение звукового фона (двигатель автомобиля перестал работать) и в мозг поступила команда – подъём. Только я начал осмысленно вглядываться в предрассветный сумрак, как в пассажирскую дверь несколько раз предупредительно стукнули, а затем кто-то бесцеремонно приоткрыл её. Этим наглецом, конечно, оказался Шерхан. Только мой боевой брат мог позволить себе без предварительной договорённости или вызова побеспокоить комкора. Вот и сейчас, глядя невинной овечкой, он произнёс:

– Товарищ генерал, на станцию Хорощ прибыли! Как доложил дежурный, бронепоезд уже здесь, метров семьсот отсюда, стоит в тупике. Ещё он сказал, что в станционном буфете можно получить горячий завтрак. Сегодня там краковские сосиски с макаронами дают. Помните, мы их в Белостоке до войны пробовали – вкусные, заразы.

– У-у-у, проглот ненасытный! Дело надо делать, а не вызнавать, где что можно перехватить. Ладно, ты с ребятами давай в буфет, а Лисицын меня к бронепоезду довезёт, потом к вам приедет. Да, Наиль, ты там для меня отсыпь этих сосисок. Ты сам знаешь сколько. Ну и макарон положи в котелок.

Уже когда Шерхан собирался прикрыть дверь, я на него цыкнул и скомандовал:

– Шерхан, куда побежал? Никуда не денутся твои сосиски! Давай позови ко мне дежурного.

Через несколько секунд к двери подбежал младший лейтенант и представился. Я с ходу ему скомандовал:

– Давай, младшой, садись в кабину, покажешь, как проехать к бронепоезду.

Младший лейтенант, наверное, наслушался всяких страшилок про меня – что комкор самодур, за любое пререкание может отправить под трибунал или вообще скомандовать своим опричникам (с которыми он не расстается и возит в кузове громадного вездехода) расстрелять негодяя, посмевшего перечить своему генералу. Поэтому беспрекословно стал забираться в кабину «хеншеля». Хотя мог бы сказать, и я бы понял, он ведь дежурный и не может покидать свой пост.

Да, много ходит про генерала баек по корпусу, и основным поставщиком этой информации стал Синицын. Раньше был Шерхан, но с ним перестали откровенничать. Бояться стали даже командиры. А парню это нравилось, очень значительным он себе казался. Многие легенды про комкора, о которых рассказывал Синицын, мне льстили, некоторые злили, а несколько вызывали истерический хохот. Например, почему я всё время передвигаюсь на «хеншеле». Оказывается, генерал лично отбил его у охраны Гудериана, угробив при этом двадцать фашистов и три танка Т-4, в одном из которых пытался спрятаться немецкий генерал Гудериан. Но комкор просек это, свистнул своему рыжему, который за уши вытащил немца из танка и пинками погнал к комкору. Вот после этих пинков порученца комкора у немецкого генерала рожа и заплыла.

Вот и младший лейтенант был наслышан об этом персональном грузовике комкора, поэтому, забравшись в кабину, стал с любопытством и трепетом оглядывать кабину. Про себя я подумал: «Ну что, салага, следы крови убиенных генералом фашистов высматриваешь? Давай, давай, потом поделишься со своими сослуживцами!» Хоть меня и начал разбирать смех, но совершенно серьёзным голосом я требовательно произнёс:

– Что, младший лейтенант, притих? Давай показывай, куда нам рулить!

Лейтенант встрепенулся и громким голосом начал указывать Лисицыну, куда ему рулить. За три минуты, которые мы двигались, я успел выяснить, что младший лейтенант никакой не дежурный, а разведчик из 29-й моторизованной дивизии, фамилия его Панин и он специально был направлен на привокзальную площадь капитаном Курочкиным, чтобы встретить комкора и препроводить его к штабному эшелону. Так что мои измышления, что младший лейтенант, будучи дежурным, не имел права отлучаться со своего поста, оказались неверными. Да и вывод о том, что этот пацан салага, скорее всего, тоже ошибочен. Ряба наверняка уже познакомился со своими разведчиками, и неспособных к этому делу отправил в линейные части. Значит, если младший лейтенант получил поручение от Курочкина, то он прошёл сито отбора, и с большой долей вероятности можно предполагать, что он участвовал в боевых действиях и неплохо проявил себя. За три минуты, пока мы добирались до штабного поезда, который стоял на параллельных с бронепоездом путях, я составил мнение о человеке, изменил его и, как следствие этого, решил узнать у Рябы побольше об этом младшем лейтенанте.

Появление на станции Хорощ бронепоезда и штаба 6-го мехкорпуса было не случайно. Это было плодом моих размышлений, а самое главное, Пителин убедил меня в том, что управление корпуса должно быть непосредственно за боевыми порядками дивизий. А первоначально в целях безопасности я хотел, чтобы штаб был дислоцирован в Волковыске, но Пителин считал, что семьдесят километров от передовых частей по нынешним временам это слишком далеко. Невозможно управлять действиями подразделений с такого расстояния. В процессе разговора с начальником штаба я вспомнил, к каким последствиям привела отдалённость штаба КМГ Болдина от передовых подразделений. Сам Болдин-то наслаждался природой в живописном месте, а подразделения потеряли управляемость. Согласованности действий не было вообще. Одним словом, бардак получился. Разбрелись соединения, составляющие КМГ, кто куда – всё ещё мои делегаты связи не могут обнаружить и установить связь с их штабами. Только зря танкетки на это дело отрядил. Заминку тогда в моём разговоре Пителин даже не заметил – настолько быстро эта мысль пролетела в голове. Но зато хорошо знавший моё упрямство начштаба был удивлён, насколько быстро я согласился с его доводами. И вопрос о передислокации штаба корпуса был решён.