Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – принц-регент Страница 11

– Отец Зибериус, почему мне запретили поститься?.. Я хочу посерьезнее испытания!.. И бодрствовать я готов больше… И бичевать себя хочу!

Отец Зибериус бросил на меня странный взгляд, словно не знает, как отнесусь я, темная лошадка, сказал увещевательным голосом:

– Брат Миригулиус, не следует поститься в иное время, кроме установленного. В предписанные часы нужно спать, а не бодрствовать. Не следует подвергать себя истязаниям без разрешения отца настоятеля… Эти правила вовсе не от недоверия к твоей ревностности в служении! Просто мы все хотим, чтобы твоего огня хватило надолго…

Монах открыл было рот, чтобы возразить, но тоже посмотрел на меня, при чужаках вроде бы не стоит выяснять всякое, а то вдруг я да визитатор, с тяжелым вздохом поклонился и поцеловал руку отцу Зибериусу.

– Спасибо за мудрый совет, святой отец…

По его виду заметно, что охотнее пнул бы ногой за такой совет, но сейчас изо всех сил старается держать на лице личину кротости и смирения.

Отец Зибериус сказал с добродушной снисходительностью:

– Брат Миригулиус, не отчаивайтесь. В жизни никогда не наступит день, когда вы станете настолько мудрым, опытным и успешным, чтобы ни в чем не ошибаться. Ожидайте провалов и позвольте им закалить ваш дух. Минуты позора делают вас сильным, минуты успеха – благодарным. То и другое чередуется в жизни так же неизбежно, как ночь и день. Брат паладин, не так ли?

Я подтвердил бодро:

– Главное – баланс!

Брат Миригулиус сказал хмуро:

– Только у меня что-то ночи долгие, а дни такие короткие…

– Так это же здорово, – сказал я и похлопал по его выступающему пузу. – Можно отоспаться, отожраться… Спасибо, отец Зибериус!

Тот спросил с удивлением:

– За что?

– Да так просто, – ответил я и бесстыдно улыбнулся во весь рот. – Здесь так приятно быть вежливым!

Старшими братьями здесь называют, как я понял, всех, кто стоит на следующих ступенях иерархической лестницы: всевозможные должностные лица вроде приора, келаря, деканов, камерария, прекантора, скриптора или нотариуса, которого иногда называют просто канцлером, ризничьего, госпиталия, елемозинария, наставника новоциев и различного рода советников из старых и мудрых, а также ту часть, пока еще скрытую от меня, которые достигли то ли высот, то ли некой святости, но трудятся в своих кельях, расположенных неизвестно где, во всяком случае для рядовых монахов, и даже редко появляются на общие молитвы.

Хотя не так уж неизвестно, в головном здании монастыря несколько этажей, все младшие монахи располагаются на первом, старшие – на втором, с третьего уже священники, куда младшим вход закрыт, а кто выше… теряюсь в догадках, этажей здесь пять, да еще и надстройки, где тоже есть комнаты…

Я высмотрел брата Жака, его легко узнать в любой рясе и под капюшоном, рост и ширину плеч не скроешь, догнал, хлопнул по плечу.

– Попался!

Он охнул, обернулся в испуге.

– Что?.. Где?… Я не… А, это вы, брат паладин! Что за шуточки, у меня чуть сердце не выскочило!

– Воровать идете? – сказал я понимающе.

Он дернулся.

– Почему воровать? У кого воровать?.. Да и не воровство это, а так… заимствование. Если разбогатею, отдам. А вы что здесь высматриваете?

– Все, – ответил я. – Гость обязан все высматривать и вызыривать. Как пройти к аббату?

– Зачем? – спросил он.

– Нужно, – заверил я. – Думаешь, ехал в такую морозную даль, чтобы посмотреть на ваши рожи?

Он поскреб в затылке, подумал, поглядел по сторонам.

– А что у нас с рожами не так? Рожи как рожи… Сегодня аббат тебя точно не примет, как и завтра. Да и вообще… Но можешь попытаться насчет общения с одним из помощников приора, у того их четверо.

Я ощутил быстро поднимающийся гнев, но сказал как можно спокойнее:

– Жак, чтобы добраться до вашего Храма, до этого Храма!.. я промчался сотни и сотни миль ледяной пустыни, замерзших лесов, расколотых холодом гор и темных земель, где царствуют дикие твари!

Он с виноватым видом развел руками.

– Знаю, тебе наши порядки не очень… У паладинов, наверное, проще?

– Наверное, – согласился я зло. – Где сейчас приор?

Он огляделся по сторонам и сказал шепотом:

– В это время чаще всего в левом крыле библиотеки. Там самые старые рукописи. Потом уже неизвестно…

– Спасибо, Жак.

– Но я тебе ничего не говорил!

– Конечно, нет, – успокоил я. – Наткнусь на него совершенно случайно. Я же сам такой любитель книг, такой любитель…

Он ухмыльнулся, я уже взял гнев в кулак, подмигнул почти весело и отправился искать библиотеку.

Глава 7

В церкви и соборы я и раньше заходил часто, положение обязывает, хоть подолгу там не задерживался, молитв благодаря хорошей памяти помню много, а вот с монастырями практически дел не имел, потому сейчас во все попадающееся по пути всматриваюсь и вчувствываюсь очень рьяно, стараясь все охватить и понять.

Насколько помню, во главе любого монастыря всегда настоятель, он же викарий, что означает «заместитель самого Христа», он заступник, наставник, арбитр и организатор всей монастырской жизни.

В общем, как я бы сказал, вождь, в руках которого все нити власти. И его положение особое: питается отдельно, хотя почти постоянно приглашает за свой стол кого-то из монахов, – это честь, от которой нельзя отказаться; гостей принимает в специально отведенном для этого помещении, не спит в общей спальне, а мессу творит отдельно со своими капелланами.

Наш аббат, как и абсолютное большинство настоятелей, благородного происхождения: младший сын герцога, которого отец, чтобы не дробить имение, отправил по духовной части. Потому еще имеет не только собственные доходы, но свой герб и жезл. Таких вообще-то было немало, но народ помнит разве что герцога Ришелье, что стал всесильным кардиналом и рулил королевством…

Правда, власть аббата никак не абсолютная, он сам обязан жить по уставу в духе умеренности и тщательной обдуманности каждого слова и решения. Как раз именно потому, что жизнь монахов в его руках, он так осторожен, ибо это ему придется давать отчет главе Страшного суда Иисусу о вверенных его попечению душах, а уже затем о своей собственной.

Аббат подчинен уставу, и монах не обязан повиноваться аббату, если тот не соблюдает устав. Огромные права аббата уравновешены такими же огромными обязанностями. Аббат выдвинут на этот пост монахами, чтобы лучше служить им и помочь им самим лучше служить Богу.

Приор – помощник аббата и его заместитель, замещает аббата в случае болезни или отсутствия. Приора тоже избирают сами монахи, но аббат вправе сместить его после трех предупреждений, суть которых объяснит братии.

В крупных монастырях обычно несколько приоров: главный приор, помощник приора, третий приор, четвертый приор. К какому приору меня могут направить, можно даже не загадывать: был бы пятый или шестой, направили бы к седьмому.

В помощниках у приора также деканы, или, говоря проще, десятники. Они тоже избираются монахами из своего числа, их обязанность – забота о монахах.

Келарь – это эконом, он заботится о продовольствии, одежде и вообще всем-всем, что нужно монахам, контролирует все хозяйство, склады, амбары, производство свечей, меда и все прочее, что делают в монастыре для себя или других.

Из широкого прохода в скальном массиве выметнулся Бобик, за сутки успевший раздобреть, просто слон, а не болоночка, запрыгал вокруг, приглашая сходить вот сюда, нет, сюда, ну что ты не понимаешь…

По запахам я уже чуял, куда зовет, но пошел навстречу ароматам вареной, печеной и замоченной в острых специях рыбы.

Просторная пещера открылась с царственной неторопливостью, столы выплывают один за другим, длинные, как связки плотов, на них цельные и разделанные туши животных, дальше рыба, рыба, рыба…

Монахи с закатанными выше локтей рукавами занимаются составлением блюд, я поклонился вежливо:

– Хорошая работа, братья! Готов променять свое истребление драконов и спасений принцесс на это вот занятие…

На меня оглянулись с довольными улыбками, один сказал веселым голосом:

– Меня зовут брат Лосатый. Хотите заказать что на ужин?

Я помотал головой.

– Жру все, я же человек, а не свинья какая-нибудь разборчивая.

Он улыбнулся.

– Это хорошо, а то некоторые ворчат, что завтра снова постный день, мяса не полагается, а будут только угри, щуки, караси, а также жареные и вареные яйца по дюжине на человека.

– Неплохо, – пробормотал я. – И птица, конечно?

– Разумеется, – подтвердил он. – Птица – не мясо, а скорее рыба, так как Господь сотворил рыб и птиц в один день. Потому птицу можно есть всегда…

– Однако, – сказал я провоцирующе, – Адам и Ева были вегетарианцами!

– Так было, – подтвердил он, – до самого потопа. Вернее, запрет был до самого потопа, но люди мясо ели уже начиная с Каина. Затем Господь все-таки разрешил есть мясо всем, «ибо помышление сердца человеческого – зло от юности его».