Колхозное строительство 2 - Андрей Готлибович Шопперт Страница 11

— Знакомьтесь. Это Вера Спиридоновна Ляшенко. Доктор химических наук, профессор. Вчера она синтезировала известную вам «Виагру», — женщина даже попыталась изобразить книксен, ну, в смысле чуть-чуть присесть.

Лет пятьдесят. И точно химик, вон все пальцы жёлтые от формальдегидов. И на этих пальцах ни одного кольца. Не была замужем? Или при работе с довольно агрессивными средами колец не носят? Они ведь явно помешают надевать перчатки. Заграничный костюм, но неновый. И единственный, вон на рукаве следы очень тщательной штопки двух дырочек. Ещё бы — точно химик и увлекающийся, не успела переодеться и сунулась к чему-то интересному. А ведь даже зарплата профессора не позволяет купить хорошую одежду. Негде. С-сука, в смысле, гад кукурузник. Разорил страну. Да и бровастый гомик не лучше. Столько денег вбухивают во Вьетнамы, Эфиопии и Египты — а ведь совсем скоро шестидневная война. Надо ли предупреждать?

Все эти мысли пронеслись в голове Тишкова, пока он, изображая джентльмена, целовал ручку профессору. От руки и рукава попахивало химией — но запах не очень и противный, скорее, даже приятный.

— Пётр Миронович, умываться и за стол, — это уже скомандовала вторая Чуковская, мама Люши.

Третьей бабушкой была Вера Васильевна Смирнова — руководитель Комиссии по детской литературе при Союзе Писателей СССР. Четвёртой — членкор АН СССР Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Стол был богатый. Шутка. На нём стояло много вина, в том числе шампанского, много коньяка и много колбасы с сыром. Правда, потом принесли и горячие закуски — пюре с отварной сосиской. И это четыре женщины готовились к празднику. Москва! Богема!

— Пётр Миронович, за вас! Не перестаю вами восхищаться. Заперлась сегодня ото всех и читаю вашу сказку. Занятно! Точно будет на Западе бестселлером. А для нас вот проблемно. Ну да ваше имя сработает. Я — за. Да вы угощайтесь! Мы старались! Или не нравится? — Смирнова положила себе на тарелку сыра и подняла фужер с шампанским.

— Сейчас пошучу. Только не обижайтесь. Просто другой шутки про химиков с ходу не вспоминается. Говорят, что на халяву и хлорка творог. Спасибо, милые дамы, не ожидал, — похихикали.

— За вас, Пётр Миронович, — сдвинули бокалы.

Застолье не проходило в дружеской и непринуждённой беседе. Пётр вдруг осознал, что раз дома мама Люши, то ночевать в квартире Чуковских его не оставят. Гостиницу он не заказывал, да и не знал ни одной. Было только смутное воспоминание из прошлого-будущего, что с гостиницами в СССР всё плохо. Нет брони — нет и кровати, не говоря уже об одноместном люксе.

Дамы постепенно набросали в себя приличное количество вина, и Люша похвастала, что лучшие анекдоты рассказывает, конечно, Пётр Миронович — и лучшие песни поёт тоже он. Дамы потребовали анекдотов и песен.

— А можно я совмещу? — вспомнил один анекдот Штелле.

— Будете петь анекдот? — прыснула Смирнова.

— Точно.

— Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.

«Какую песню петь, барин? Али не надо песен?»

«Погоди, нога попала в колесо».

«Но-о, родимая! Нога попала-а в колесо-о-о! Нога попала-а-а!»

Пётр закончил, а смеха нет. Что не так? Даже заволновался. И тут грохнули. Просто позднее зажигание, или ждали всю песню? И вот тут повезло. В дверь позвонили.

— О! Это за мной, — начала подниматься Лидия Корнеевна Чуковская, — Я договорилась с Булатом Шалвовичем, что он заберёт меня и отвезёт в Переделкино.

Ну вот. У Петра гора с плеч упала. Проводили маму, и вечер стал заканчиваться. Засобирались и «химички». Ненамного дольше их просидела Смирнова. Несколько раз заставила Петра пообещать, что он бросит все дела и допишет как можно быстрее свою сказку для взрослых мальчиков и девочек и, покачиваясь слегка, отбыла, не утруждаясь переобуванием и напяливанием шубы. Ну, правильно — в этом доме и живёт.

А в целом день, можно сказать, удался. Половину песен оформил и разобрался с издательскими делами. Вечером же сообщили целых две хорошие новости. Удалось получить химикам и альбутерола сульфат — бронхорасширяющий препарат, и силденафил, больше известный как «Виагра».

Событие девятое

16 марта в ВУОАПе у Петра должна была состояться встреча с Фурцевой. Ну что ж, состоялась. Екатерина Алексеевна была на что-то зла и вымещала эту злость на Петра. Поговорив с министром пару минут и три раза услышав рык, Штелле встал и отвесил земной поклон.

— До свидания, Ваше Величество. Я в таком тоне с вами разговаривать не намерен, и вообще забудьте о моём существовании.

Фурцева открыла было рот, чтобы снова зарычать, но потом как-то сдулась.

— Прости, Пётр Миронович. Суслов Михаил Андреевич к каждой букве цепляется, сил нет. Нервы. Ты тут, конечно, ни при чём. Давай так. Гагарина пока не уговаривала, он на Байконуре. Я даже не знаю, на кого выйти, чтобы его заполучить. Он правда нужен? Никто другой не подойдёт?

— Ну, что ж, и я с вами начистоту. Мы с Машенькой придумали марш космонавтов. Он необычен, могут не принять. Нужен обязательно Гагарин — тогда есть шанс. Тем более что за эту песню надо побороться.

— Её можно услышать, у вас есть кассета? — Фурцева оглядела кабинетик в поисках магнитофона.

— Нет. Екатерина Алексеевна, вы тоже без Гагарина, не увидев вживую, не оцените.

— Даже так?

— Даже так.

— Хорошо, время ещё есть. Пойду к Суслову. Но ты представляешь, что будет, если песня потом не понравится?

— Поверьте, товарищ министр, это будет бомба.

— О-хо-хо! Сама скромность ты, Пётр Миронович. Как бы нам с тобой этой бомбой бошки не поотрывало. Завтра ещё в Москве? — Фурцева обернулась уже на выходе.

— Самолёт в одиннадцать вечера в воскресенье.

— После обеда Люше позвоню.

Фурцева ушла, и Пётр продолжил оформлять песни. Продолжил, несмотря на умоляющий взгляд женщины, с тоской глядевшей на оставшиеся листки в папке. В результате получалось, считая первый заход, уже пятьдесят две — и это за семьдесят дней всего. Самое интересное, что и остановиться-то нельзя. Пора готовиться к гастролям за рубежом, а там песни про войну или про космос никому не нужны. Хотя!!! У Горана Бреговича есть песня итальянских партизан — «О Белла, чао». Нужно будет её вспомнить.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Всё плохое тоже. Зарегистрировали последнюю песню, «Напрасные слова» Ларисы Рубальской и Давида Тухманова. Из неё нужно будет тоже сделать клип с Анастасией Вертинской, Никитой Михалковым и дедушкой Штелле. С Викой они запланировали целых десять клипов. Подобрали песни, два уже сняли, теперь вот ещё на один написаны и музыка, и слова, и сценарий.

До встречи с великим математиком было ещё время — а время было