Мы наш, мы новый мир построим (СИ) - Коткин Андрей Страница 12

Не выдержав пытки от отсутствия вестей с фронта, царь с личной дружиной отправился морально разгружаться до города Тулы, где по моему совету пару — тройку лет назад он затеял литейные и оружейные производства. Гонцов же с вестями о результатах намечавшегося сражения распорядился посылать ему вдогон. Ну, хоть так. А то, совсем сам замучился и окружающих замучил. А вот тамошним дьякам с воеводою не повезло. Возможно, даже фатально. Да вы на ретроспективу гляньте! Первый воевода тульский Стрешнев Лука Иванович. Получил личное царское распоряжение об устроении в городе Туле железоделательного завода. А вместе с распоряжением и мастеров этого дела и работных людишек, сколько там их по прописям положено. Результат? Построил с их помощью себе хоромы. Родне опять же. Продовольствие, предоставленное казной на прокорм работников, обменял с доплатой на подобное же, классом похуже. Тухлятину, если одним словом. Часть работников разбежалась, часть померла от таких забот. Дело едва начато. Приехал царь. Осерчал. Воеводу в петлю! Второй воевода на смену первому. Оболенский. Заводы заработали мало-мало. Так он с купцов, что сырье и инструменты поставлять было намылились такой откат залупил, что руда железная по цене серебряной для казны встала. Приехал царь. Воеводу за откаты на кол! Дьяков за недонесение — туда же. Третий воевода за неполные три года. Как зовут — не знаю, упустил это дело. Едет царь!… Аналогия прослеживается, однако.

Гонцы от воевод с результатами битвы на реке Улле, точнее возле маленького поселка Чашники прибыли только на покров, хотя сама битва состоялась еще 15 сентября. Помнится, в той истории тоже была битва в этом же самом месте. Тогда русских расколотили. Погиб и русский воевода боярин Петр Шуйский. В этот раз результаты оказались не столь однозначными. Включая и участие в битве того самого Петра Шуйского. Я, примостившись на своем персональном стульчике, слушал вопросы думских бояр и ответы гонцов на эти вопросы и пытался мысленно представить себе в виде батального полотна получающуюся картину.

Поляки подошли к неширокой речушке Улле, что называется, в силах тяжких: так и представляется, как по узенькому извилистому тракту, проложенному сквозь полесскую чащобу, подирается бесконечная змея телег, пушек и ратников. Брод. И на противоположной стороне выстроились отряды русских стрельцов. Визуально, не так уж и много. Особенно по сравнению с польским войском. Большая часть русского воинства укрылась по распоряжению воеводы Серебряного в прилегающем к неширокому в этом месте полю лесу. Два десятка орудий, расположенных на флангах стрелецких полков, вообще спрятаны от нескромных взглядов магией рода Сумароковых. Отец и дядька моего Семена постарались.

Первыми бой начали польские крылатые гусары. Это у русских времен наполеоновских войн гусары были легкой кавалерией. У поляков гусария — самая тяжело бронированная часть войска. Именно атакой гусарии поляки не раз проламывали вражеские ряды, добывая себе победу. Но здесь вам не тут! Сначала их напор был остановлен полосами препятствий в виде ямок, колышков и почти натуральных противотанковых ежей, только не из рельс, а из дерева. Потом, по скучившимся гусарам отстрелялась картечью вся русская артиллерия, а уж в получившуюся кашу разрядили свои ружья и стрельцы. Да еще раз, да еще…. Словом, в войске Сапеги крылатые гусары кончились как род войск чуть меньше, чем полностью.

Пришлось полякам разворачивать свои батареи и пехоту. Артиллерийскую дуэль выиграли русские. Еще бы им не выиграть, если польские ядра так и норовили поразить не настоящие русские орудия, а их морок, что Сумароковы, поднапрягшись, сотворили в сотне шагов от натуральных. Не забыв при этом, укрыть эти натуральные отводом глаз. Гораздо тяжелее пришлось стрельцам. Их никто магией не прятал, да это и нереально было при той их численности. Польские пушки собрали со стрельцов немалую дань, пока не были в свой черед уконтрапуплены нашей артиллерией. Да и пули из польских фитильных аркебуз, пусть и куда более архаичных, чем стрелецкие кремневые ружья, тоже были достаточно смертоносны. Но, кроме вполне привычных типов огнестрельного оружия, отметились на поле боя и адепты огненной магии. Шуйские не зря считались ближайшими царскими родичами. Аспект магии у них также оказался родственным. Потери от файерболов Шуйских оказались бы куда больше, если бы те не выбрали своей первоочередной целью морок русских пушек. Разобраться в подлоге им было уже не суждено. Русские не пожалели дефицитных экспериментальных разрывных снарядов, что перед самым боем были доставлены на батареи последним русским обозом. Всего по два снаряда на ствол. Хватило. Петр Шуйский не погиб, как в той истории, но остался без кисти правой руки и без глаза. Пусть оправдывает фамилию: шуйца — левая рука. Одна она и осталась. Еще двум Шуйским не повезло совсем фатально. А нефиг было идти против родной страны в рядах супостата!

На этом успехи русских войск закончились. Польская пехота, намного более многочисленная, под градом пуль из скорострельных русских ружей все же форсировала Уллу и вступила в ближний бой. Стрельцы начали быстрое отступление. Вот тут бы и выйти из леса засадным полкам, смести расстроившиеся ряды неприятеля, но воинам тех полков было не до битвы. Их атаковала лесная живность. Практически, вся, что жила в этих малохоженых лесах. Деморализованные русские отряды бежали. Исход битвы решили литовские друиды Радзивиллы. Точнее, может и не друиды вовсе…, те вроде как больше по растениям доки…. Но факт, что вроде бы слабая и, казалось бы, почти бесполезная в военном плане магия, примененная в нужное время в нужном месте, стала решающей.

Впрочем, и у поляков оказалось мало радости. Среди крылатых гусар пали представители знатнейших польских фамилий вместе с их частично даже еще и не проявившейся фамильной магией. Взамен разбитых пушек поляки получили русские трофеи, но остались практически без артиллеристов. Боевой дух победителей был сломлен числом потерь, оказавшихся много большими, чем у формально побежденных русских. А уж когда разведчики доставили Сапеге сведения о приближающихся русских отрядах, как губка вбирающих воинов из разбитой армии, поляки повернули вспять. Не до возврата Полоцка теперь, своими бы ногами уйти. Пиррова победа у поляков вышла, однако.

Царь батюшка вернулся из поездки в оружейную столицу через две недели. На удивление спокойный, даже, я бы сказал, благостный. Не стал карать никого из воевод потерпевшего поражение войска, да и сведений о преждевременной кончине тульского воеводы с присными не поступало. Распорядился представить пред его очи польского посла Збыслава Гасиньского, арестованного по случаю начала войны с Польшей и содержавшегося до сей поры в нестрогом заточении в одном из подмосковных имений. По нынешним суровым временам поляку несказанно повезло, где-нибудь у турок или персов посла державы, проявившей агрессию, покарали бы куда строже. О чем состоялся разговор, до меня не донесли, но поляк споро собрался и весьма борзо укатил на родину. Ну, будем ждать оттуда новых вестей. Не скоро, может через полгода или даже год, но авось что и проклюнется.

В моей же жизни все осталось по-прежнему. Строго по дедушке Ленину: «Учиться, учиться и учиться». Ну, еще и про молитвы не забывать, но это так обыденно, что проходит фоном.

— Ого-го! Ничего себе! — Вопил Сенька, глядя в небеса, где в этот момент порхала маленькая огненная искорка. Маленькая, потому что далеко улетела, а так вполне себе огненная птичка величиной со снегиря.

Все началось с очередного моего сеанса расстройства по поводу малого набора огненных заклинаний. Вот ничего больше в голову не приходит: огонь в виде костра вдоль, костра поперек, да тот же огонь, кинутый вдаль. И то, не далеко: мушкет подале достанет. А тут еще и Сумароков, зараза, тоску нагоняет. Захотелось ему, видите ли, освоить умение Скопиных Шуйских, смотреть на землю глазами птицы из поднебесья. С его слов — Скопиных Шуйских, а так — копирует ухватки Димки Бельского в управлении пернатыми. А Бельский даже гордится: неслабый маг напросился в ученики. Да и сам тоже ищет, где же у них, нет не кнопка, а обратная связь. Слов нет, очень нужное и востребованное уменье, но зачем же мне то свои достижения по управлению голубем в нос практически тыкать? Психанул, да и шарахнул ни в чем не повинную птаху огненным шариком. Ну, почти шарахнул. В последний момент понимание пришло, что Сенька мне никогда не простит, если я его птица сейчас спалю. А файербол уже сорвался с руки! Сам не понял, как я искривил траекторию полета своего огненного снаряда. Дальше уже тренировки были. А форму птицы я придал файерболу чисто из хулиганских побуждений. Не все же Сеньке передо мной хвалиться управлением птичьего полета.