Вернуться 2 - Альберт Кириллов Страница 12

Обе изумлённо смотрели на несущего какой-то бред Германа…

— Уважаемый пассажиры, — раздался по громкой связи самолёта мужской голос, — наш самолёт вылетает рейсом «Пермь-Москва», время прибытия в аэропорт «Шереметьево» в 16:15 по московскому времени.

— Герман, ты гад! — возмущенная Настя ткнула кулачком в Германа в бок. — Я реально поверила! А ты… — она пыхтела и прожигала его взглядом.

— Ну я же не виноват, что ты такая доверчивая, — откровенно заржал Герман, видя по глазам тещи, что она недалеко ушла от дочки.

* * *

— Пафосно, да! Не буду это скрывать. Ты нас сюда привез только для того, чтобы в ресторане посидеть? — недоумевала Наталья Николаевна.

В 18:20 они приехали из аэропорта «Шереметьево» в центр Москвы и выгрузившись из такси прошли в ресторан «Chekhoff», расположенные на пересечении Дегтярного переулка и улицы Малая Дмитровка.

Успели немного перекусить. Женщины были впечатлены Москвой, но вопрос о смысле их приезда в столицу витал в воздухе.

И он был задан, когда Герман пил кофе, а дамы заказали чай.

— Конечно нет, — он подмигнул Насте, у которой в глазах был тот же вопрос, что у матери. — Да, время, — он глянул на часы. — Пора! Все вопросы потом. Дамы?

— А чай?

— Опаздываем, быстрей-быстрей.

Удивленные женщины встали из-за стола и вышли вместе с Германом на улицу, где он подставил им руки, а они пожали плечами и пошли с ним по улице под ручки.

— О! А чего тут народу так много? — они прошли всего минут пять или шесть, как Наталья Николаевна увидела, что рядом с каким-то зданием у входа толпится достаточно много народа.

— Так театр же! — спокойно сказал Герман, хитро поглядывая то на одну, то на другую.

— Да? — Настя пыталась понять, что за театр. — А какой?

— Так Ленком! — еле сдерживал улыбку Герман. — Малая Дмитровка, дом шесть.

— Подожди… — тёща аж остановилась. — Театр Ленинского Комсомола, режиссером здесь Марк Захаров?!

— Ну да, — пожал плечами Герман.

— Так здесь же «Юнона и Авось» идёт! — с придыханием вымолвила Настя.

— Точно! — поддержала её мама.

Герман провалами памяти и в прошлой жизни не страдал, а сейчас — тем более. Обе были фанатками, натуральными фанатками, Караченцова и его игры в данном спектакле.

Показанная впервые 13 января 1988 года по Первой программе Центрального телевидения рок-опера «Юнона и Авось» произвела на Наталью Николаевну фантастическое впечатление, а в особенности игра Караченцова.

Позже, когда рок-оперу повторяли по телевизору, то она не могла оторваться от телеэкрана, смотря и смотря её не отрываясь, а там и подросшая Настя влилась в их небольшой клуб фанатов.

Тут обе увидели и название театра, и афиши с фотографиями актеров этого знаменитейшего театра, расположенные на стене здания. И замерли в ступоре.

— Э? Чего встали, нам ещё идти надо! Не хватало опоздать, — Герман прихватил под локотки обеих и как ледокол пошел вперёд.

Пришлось проталкиваться через тех, кто спрашивал «лишний» билетик, чтобы попасть в конец небольшой очереди имевших заветные билеты.

— А мы ку-у-да? — Настя аж стала заикаться.

— Туда! — через минуту они вошли подталкиваемые Германом в храм искусства, остановившись перед билетершей.

Их кавалер вытащил из внутреннего кармана три билета и протянул стоявшей на входе билетерше, попросившей предъявить билеты…

— Боже, это же… Абдуллов, Броневой, Леонов, Пельтцер… — дамы молча прошли вглубь здания, а потом увидели висевшие на стенах фотопортреты ушедших и действующих актеров Ленкома, вот и завороженно шли мимо них, тщательной рассматривая.

— Герман, я тебе обожаю! — Настя жарко поцеловала его в щеку, на секунду отвлекшись от рассматривания фотографий. — А что за спектакль сегодня?

— Как, тебе никто не сказал? — судя по её виду она обалдела от такого вопроса.

— Герман?! — было видно, что ей хочется стукнуть кого-то своим кулачком.

— «Юнона и Авось»! — поторопился он.

— А-а-а, — она повисла на нём, обнимая его.

— Герман, ты серьезно? — удивленное глаза Натальи Николаевны смотрели на него, пока дочка тихо визжала в ухо парня, видимо пытаясь испытать — выдержит его «барабанная перепонка» этот визг или нет.

— Конечно нет! Посмотрели фотки и хватит. Пора в Магадан. «Золотая лихорадка» ждёт нас, — бессовестные глаз парня посмотрели на обоих женщин.

Тут раздался уже третий звонок, приглашающих зрителей в зал. Первый два дамы просто пропустили, завороженные своим невозможным, непредставимым, но нахождением в этом театра сразу и вдруг.

— Дамы, хватит глазеть на фотки, нас ждут великие актеры на сцене, — и не дав им высказать своё возмущение его дурацкими шуткам, подхватил под руки и утащил их в зал.

— У вас партер, шестой ряд, места с 13 по 15-е, — стоявшая на входе в зал местная служительница, женщина лет пятидесяти попросила билеты, посмотрела на них и указала рукой куда надо идти.

— А чего не первый ряд? — подколола его теща, больше скрывая своё возбужденное состояние — ведь она в знаменитом театре.

— А в первом вы головой будете крутить, обзора не хватит, — он усадил дам, а потом и сам сел.

Когда-то он совершил такую ошибку — купил билеты в Ленком в первый ряд, о чём сильно пожалел. Во-первых, стоимость билетов была просто сумасшедшая, а во-вторых, сцена слишком близко и полспектакля пришлось крутить головой, когда актеры расходились по разным концам сцены, а это некомфортно.

— Слышь, шкет, ты не на свои места сел, — раздался низкий густой мужской голос. — И баб своих попроси места освободить. Это наши места!

Герман слушавший восторженную Настю, делившуюся с ним впечатлениями, повернул голову в сторону прохода — его кресло было ближайшим к нему.

Там стоял мужик лет под сорок, явно бывший борец, судя по сломанным ушам и могучим плечам. Правда пик его карьеры давно прошел, судя по объемному пивному животу, вес был килограмм под сто десять. Почему-то у Германа он сразу стал ассоциироваться с «Пятачком» из известного мультфильма.

На его шее блестела толстенная золотая цепь и здоровенная печатка на среднем пальце. Одетый в дорогой костюм, сидевший на нём, как на корове седло, типичный «новый русский». Может из-за пухлых щек или жировых складок на шее…

Рядом с ним стояли, скорее всего, жена и дочка. Обе были одеты также дорого, но как-то безвкусно. При этом обе страдали от ожирения: складки жира были видны невооруженным взглядом. Лоснящиеся щеки и толстые шматы сала на шее. Особенно Герману не понравились их взгляды, выражавшие презрение и какое-то непонятное для него превосходство над окружающими.

— Мне кажется вы ошибаетесь, — спокойно сказал Герман. — Вот наши билеты, — он вытащил их из кармана.

— Я не знаю, что у тебя там за билеты, но ты со своими бабами