Итерация II (СИ) - "Корольков" Страница 12

[4]С 23.11.1937 армейский комиссар 1-го ранга Е.А. Щаденко — заместитель Народного комиссара обороны СССР (по декабрь 1940 года) и начальник Управления по командному и начальствующему составу РККА. Одновременно с марта 1938 года по июль 1940 года был членом Главного военного совета РККА.

Петенька

Пётр Петрович Полипов, недавно получил назначение комиссаром лучшей стрелковой бригады Красной Армии. Он находился в прекрасном состоянии духа и отличном настроении. Ещё бы: желаемое назначение в прославленное соединение, должность, которая играла большую роль в его карьерных планах, о которой мечтали многие, но удалось только Петру. Судьба благоволила Полипову, раз за разом подкидывала удачные обстоятельства.

Первые шаги на жизненном пути Пети Полипова складывались проще и иначе, без какой-либо связи с военным делом. Родился 25 октября 1907 года, в Перми. Отец, Пётр Митрофанович, купец средней руки, держал магазин в городе и ещё множество мелких лавочек в губернии. Матушка, Екатерина Венедиктовна, вела чинную жизнь домашней хозяйки. Дальнейшая судьба маленького Пети выглядела ровной, понятной и безоблачной — учеба в гимназии, работа в лавке, наследник и продолжатель семейного дела, всё как по маслу. Семнадцатый год, перевернул прежние надежды, чаяния и мечты, изменил и жизненный путь страны, и отдельно взятой семьи Полиповых.

Февральские перемены Пете казались праздничными и захватывающе интересными. Шумные митинги, выступления ораторов, полощущиеся на ветру флаги, суровые песни. Это привлекало и увлекало юного гимназиста. Петя с удовольствием убегал из гимназии, чтобы окунуться в водоворот страстей и событий. Пётр Митрофанович нацепил на лацкан пальто красный бант и называл себя сторонником революции. Он проникся идеями построения нового, светлого общества, в котором купцы и лавочники займут достойное место, встав у руля управления государством.

— Кто кормит эту страну? — вещал он дома — Мы! Купцы! Кто одевает, развивает, вкладывает средства в технический прогресс? Тоже мы, торговцы! Мы знаем, как организовать своё дело, не чураемся новинок, а нас не допускают к Думе, к изданию законов, к управлению! Но, сейчас всё изменится! И мы, торговое сословие, себя ещё покажем!!!«. Полипов старший даже избирался, и хотя не набрал нужного количества голосов, нисколько не отчаялся, свято веря, что скоро придёт его время.

Дни бежали за днями, пришла весна, пролетело лето, наступила хмурая осень, но жизнь в стране становилась только хуже. День рождения Петеньки встретили непривычно тихо, гостей пришло мало и не было слышно весёлого смеха. Взрослые были поглощены думами и разговорами, а на именинника внимания обращали мало. Петенька не обижался, считал себя взрослым и ему было что послушать во взрослых разговорах. Праздник быстро закончился и гости разошлись по домам. Слишком уж суровое время наступило, никто не хотел засиживаться, опасаясь грабителей, почувствовавших небывалую, вольницу.

Вскоре Полиповы, как и остальные жители Перми, узнали о том, что в стране произошла ещё одна революция. И вновь всё закружилось, повторяя февраль: митинги и шествия, ораторы и агитаторы, флаги и транспаранты. Пётр Митрофанович снял и убрал красный бант и о недавних революционных взглядах, даже не вспоминал. А через некоторое время, взрослые стали повторять слово война, прибавляя «Гражданская». В разговорах замелькали «красные», «белые», «большевики», ранее неслыханные или имевшие иное значение слова.

В апреле, по городу пошёл слух, что в Пермь приехал великий князь Михаил Александрович. Как и другие мальчишки, Петенька желал увидеть родного брата Императора, но не удалось. А после и вовсе пошёл слух, что Великого князя убили. Семья Полиповых не бедствовала, но и былой роскоши тоже не было. Прислугу рассчитали, осталась лишь кухарка, которая помимо того, что готовила, ещё убирала в доме и выполняла другую хозяйственную работу.

Занятие в конце декабря 1918 года Перми «белыми», сразу и не почувствовалось. Жители слышали звуки боя, видели, как по городу передвигались вооруженные, одетые в военную форму люди, но восприняли это как само собой разумеющееся. Беда грянула через месяц.

В морозный январский день за час до полудня распахнулась входная дверь и в коридор, тяжело дыша, словно за ним гнались, ввалился Пётр Митрофанович.

— Петя! — закричала Екатерина Венедиктовна. — Что стряслось?

— Катя, нас обокрали!!! — возопил отец семейства. — Мою лавку даже большевики не тронули, а эти!… Пришли солдаты и выгребли товар подчистую. А наглый поручик, который возглавлял банду солдатни, утверждал, что Я! Представляешь, Катя — я — ррреволюционер!!! И потому они всё реквизируют на нужды армии! — Мы разорены! Всё, созданное таким трудом, всё — рухнуло!!!

Пётр Митрофанович сел на лавку, стянул с головы шапку и уставился в видимую только одному ему, точку. Через несколько минут он перевёл взгляд на застывших в проёме двери жену и сына, потом встал.

— Нет! Я этого так не оставлю! — нахлобучил на голову модную бобровую шапку. — Я добьюсь правды! Я дойду до самого начальника контрразведки! Что его подчинённые себе позволяют! Грабёж, среди белого дня!

С этими словами Пётр Митрофанович вышел и больше его никто не видел. Видимо ушёл искать правду куда-то повыше.

На следующий день контрразведчики нагрянули в дом.

Щеголеватый поручик, командовавший солдатами, представился. Петенька так и не понял, какая фамилия у названного гостя, разобрав только звание — поручик, а потом сплошное «пше», да «пше». «Поляк, наверное.», подумал Петя.

Офицер поцеловал Екатерине Венедиктовне ручку и ещё раз щёлкнув каблуками сапог, чётким голосом сказал, что прибыл по приказу начальника контрразведки, проводить обыск у злостного революционера, подозреваемого в помощи «краснопузым бандитам». От этих слов, Екатерине Венедиктовне стало дурно и она чуть не упала в обморок. Поручик подхватил её под руку, повёл в глубь дома, не забыв дать отмашку солдатам, мол — приступайте. И солдаты приступили к обыску, больше похожему на погром…

Утром Петенька встал рано, оделся, выбежал в гостиную, и… Увидел за столом, пьющего чай, одетого в военные брюки с подтяжками и белую нижнюю рубаху, вчерашнего поручика. Петя застыл, словно его поразила молния.

Офицер не спеша допил чай, затем встал и подошел к мальчику. Петя с ужасом увидел, что на ногах контрразведчика отцовские ночные туфли. Поручик взлохматил ребёнку голову и сказал:

— Ну что ты такой хмурый? По делам я здесь. Служба… — повернулся и зашёл в спальню родителей, закрыв за собой дверь….

Так у Полиповых началась новая жизнь. Но, для Пети она была недолгой. В один из последних дней июня, Петенька убежал на улицу, играть с мальчишками. Вернулся он поздно и не сразу понял, что в доме необычно тихо. Походив по комнатам и покричав, в поисках матери, Петр вновь зашел в гостиную и увидел на столе исписанный листок, а рядом с ним — конверт. На листе, неровным, торопливым почерком матери было написано:

«Пётр! Ты уже взрослый и должен меня понять. Я уезжаю с Генрихом, но тебя взять не могу. Меня не ищи, при первой же оказии я найду тебя сама. Саквояж с твоими вещами собран и стоит около стола. При первой возможности уезжай к нашим родственникам, в Сызрань. Деньги лежат тоже в саквояже. Письмо родне, с указанием их адреса — на столе. Люблю, целую, твоя мама.».

У Пети подломились ноги, он упал на стул, скомкал листок с письмом и горько зарыдал. Такого он даже в страшном сне представить не мог. На улицу спустились сумерки, когда Петя, не в силах оставаться в доме, в котором всё кричало о подлости и предательстве, выбежал во двор. Он бросился бежать, не разбирая дороги, куда глаза глядят, а слёзы по-прежнему катились из его глаз. В какой-то момент он обо что-то запнулся и полетел на землю. Что-то чиркнуло по щеке, чудом не задев глаз и хлынула кровь. Петя вскочил и прижал ладонь к щеке. Из-под пальцев сочилась кровь, было очень больно, зато пелена дурмана, появившаяся от горя и потери, куда-то пропала. Мальчик повернулся и побрёл назад, к дому. По пути он встретил знакомого дворника. Тот узнал мальчишку и подойдя ближе увидел, что тот весь в крови.