Евгений Щепетнов - Инь-ян. Красные крылья Страница 13

– Почему раньше не говорил? – Голос капитана был холоден, как лед.

– Время, видимо, не пришло. Теперь, когда мы можем больше друг друга не увидеть, – решился, друг.

– Друг? Друг… странно звучит, да. Отвык я как-то от этого слова. Ты учил меня, да, вот только не научил, как выжить, если весь мир против тебя, а от твоих действий зависит жизнь десятков людей. Ты высказался, да? Закончил? Так и я тебе скажу. Твой пай? Да, если выберемся, ты его получишь. Но скажи по совести, был бы он таким большим, если бы не я? Если бы не мои приказы, не мои идеи, если бы я не был бесчестным с чужими и честным со своими? Когда ты брал деньги, тебя не очень-то интересовало, что у меня на душе и как мне дались эти решения. А теперь, когда пошла полоса неудач, ты тут же начал меня упрекать? Друг… Не друг ты мне, похоже. Никто. Подчиненный. И если мы выберемся, ты не останешься на моем корабле больше, чем это необходимо. Мне не нужны те, на кого я не могу положиться. Ты стал много пить, ты допускаешь огрехи в работе. Я спускал тебе ошибки, за которые другой получил бы у меня плетей. Но тебе, старому другу, все сходило с рук. И ты меня упрекаешь? Молчи. Ты все сказал. Этого достаточно.

На мостике стало тихо. Дыхание двух людей, плеск, шум рассекаемой кораблем воды, ветер, посвистывающий в снастях.

Капитан, который сам вел свой корабль, посмотрел на берег, темнеющий слева, потом перевел взгляд на небо и нахмурился – небо, затянутое тучами, стало очищаться, и между облаками выглянула ясная, сочная луна, будто огромный факел осветившая и бухту, и массивную крепость белого камня, нависшую над причалами порта.

– Не успели, – досадливо выдохнул капитан и, недолго помолчав, приказал: – Готовь людей к бою. Придется уходить с шумом, мы сейчас как на ладони.

Помощник молча кивнул и быстро слетел по лесенке вниз, почти не касаясь ступеней ногами. Капитан проводил его мрачным взглядом и подумал о том, что, когда человек поднимается наверх, достигает успеха, все меньше у него остается друзей и все более тяжелые, неприятные решения он должен принимать. Особенно в отношении тех, кто его предал. Хуже предательства нет ничего – если предают тебя, конечно.

Капитан грустно усмехнулся, и вдруг перед его глазами встало лицо дяди – тот задыхался, держась за горло, и, с трудом преодолевая паралич, хрипло выговорил: «Тыии?! Подлец! Я ведь тебя любил! Как ты мог?!»

«Как, как… Есть обстоятельства, которые выше нас», – мог сказать ему капитан. Но не сказал. Зачем? И так все ясно. Дядя никак не хотел покинуть этот мир, а племянник не мог больше ждать. Ведь несправедливо, когда старик сидит на деньгах, жирует, а племянник вынужден наниматься на чужие корабли, чтобы заработать на кусок лепешки! Старый жадина…

Короткие мачты с неширокими парусами худо-бедно толкали судно вперед, не поврежденный на рифах рулевой механизм работал исправно, и корпус, на который капитан не пожалел огромных денег, не дал течи. Лети, «Черный цветок», лети! Уноси хозяина из западни! Еще немного, еще чуть-чуть, и свобода! Если удача все-таки осталась с ним…

У причалов мирно спали суда, которые, выходя в море, обвешиваются красно-полосатыми парусами – отличием кораблей Киссоса. Впрочем – не только это их отличало: флаг на мачте, изображающий глаз с расходящимися от него лучами, косые паруса и корпус – узкий, длинный, покрашенный в красный, цвет крови, цвет огня.

Изредка мореходы пробовали захватить один из таких кораблей – это случалось примерно раз в десять лет, – самый отчаянный, безумный из моряков решал попробовать на крепость этих спесивцев, по слухам, обладающих огромными богатствами. Кончалось все это плохо.

Что происходило с нападавшим судном и с его экипажем – никто не знал. Случайные свидетели, оказавшиеся в этот момент рядом, рассказывали все по-разному. Одни видели, как пиратский корабль горел ярким голубым пламенем. Другие видели, как корабль уходит в сторону Киссоса без боя, будто послушный щенок, которого позвал хозяин.

Сами мореплаватели с Киссоса никогда не рассказывали о таких случаях. Впрочем – они вообще ничего не рассказывали, будто считали, что общение с жителями Острова сродни общению с насекомыми, безмозглыми и отвратительными. Их каменные лица не выражали никаких чувств, будто они были не людьми, а статуями, изваянными из глины и обожженными в пламени печи.

Впрочем, шлюхи в портовых борделях рассказывали, что ничто человеческое этим людям не чуждо и что под одеждой у них все так же, как и у обычных моряков. Только почище. В отличие от местных, моряки Киссоса были патологически чистоплотны и заставляли шлюх тщательно мыться перед тем, как ложились с ними в постель. Колдуны, одно слово! Только колдун боится грязи и насекомых, будто они его загрызут или заберут кошель с монетами.

Корабль медленно, черной тенью скользнул к выходу из бухты, и капитан замер, затаив дыхание, – что сейчас будет? Уйдут, или их все-таки заметят и пошлют вслед свои быстроходные корабли? Тех было с десяток, достаточно, чтобы окружить и захватить еле ползущего раненого чужака.

Ветер вдруг наддал, ускоряя ход корабля. Капитан наметил курс в просвет между темными каменными грядами. Уже недалеко… еще чуть-чуть… еще…

Удар!

Капитан едва не слетел с мостика, успев удержаться, схватившись за штурвал. Судно с ходу врезалось в невидимую преграду, спружинившую, отбросившую его назад.

Под воздействием ветра, наполнявшего паруса, корабль продолжил двигаться и, развернувшись боком к преграде, пополз в сторону рифа, с каждой секундой набирая ход.

И тут на башенках по обеим сторонам прохода вспыхнул яркий свет. Белые шары слепили, заставляя щуриться, выдавливали слезы из глаз, притерпевшихся к ночной тьме.

Капитан заслонился рукой, присмотрелся и в этом колдовском свете увидел серебристую нить цепи, протянувшейся от башни к башне. Почему он не видел ее раньше? Теперь уже не узнать. Видимо, цепь была погружена в воду, и те, кто находился в башнях, подняли ее во время приближения чужого корабля.

Но все это было теперь не важно. Результат один – корабль в западне, и выбраться нет никакой возможности.

Капитан зарычал, застонал от бессильной ярости, от невозможности что-либо изменить и начал быстро крутить штурвал, уберегая судно от удара в камни. Теперь оставалось лишь принять то, что приготовила ему судьба. Ему и всем тем, кто сейчас с ужасом и удивлением смотрел на сияющие над морем колдовские шары.

– Ай! Что это?! – Занда вцепилась в плечо Сергея так, что он с нервным смешком подумал: «Синяк будет на моем нежном девичьем теле! Откуда силы-то такие берутся?!» А потом забыл обо всем, вытаращив глаза, – с башни снялась огромная птица или летучая мышь. Она скользнула сквозь ночную тьму, блеснула золотыми крыльями в свете «прожекторов» и через мгновение зависла над мачтами корабля, хлопая крыльями на месте. И только тогда стало видно – это не летучая мышь, это человек, заключенный в костюм, или скелет, из которого торчали полупрозрачные крылья.

Еще через мгновение летун раскинул крылья и поплыл по воздуху, описывая над кораблем широкие круги, с каждой секундой снижаясь все ниже и ниже.

Один из бойцов на палубе поднял арбалет, прицелился и, прежде чем капитан успел остановить его, выстрелил, видимо от ужаса, как та собака, которая, будучи загнанной в угол, кусает всех подряд, повинуясь инстинкту самосохранения, требующему: «Убей! Загрызи! Застрели! Уничтожь все опасное, непонятное, всех чужих, всех, кто оказался в поле зрения!»

Болт врезался в крыло и, видимо, повредил в нем что-то важное, потому что летун тут же сорвался вниз, сделал оборот вокруг оси, беспомощно маша раненым крылом, и со всего маху врезался в воду, подняв фонтанчик брызг, блеснувший радужной россыпью в свете магических фонарей.

С башен тут же поднялись еще три фигуры, похожие на первую. Три летуна взмыли вверх, на такую высоту, куда не могли добить ни луки, ни арбалеты, и через секунды на корабль посыпались смертоносные дротики.

Эти небольшие, в пядь длиной, стальные стержни, «украшенные» чем-то вроде небольших пропеллеров на конце, вреза́лись в палубу с такой силой, что это было сравнимо с выстрелом из пистолета. Высота плюс сильные руки – и дротик вонзается в ключицу, в шею, в спину так, что достает до самого сердца.

Пробитые головы, простреленные руки, ноги – через несколько минут палуба покрылась ранеными и убитыми, их было человек двадцать, не меньше. Дротики летели как из пулемета, это было похоже на стальной дождь, и невольно вспоминались легендарные птицы-стимфалиды, которые едва не изрешетили великого Геракла. Может, оттуда и пошла эта легенда? И вообще, может, этот мир совсем не параллельный, а далекое прошлое Земли?