Антон Демченко - Боярич Страница 13

— Да уж, то-то мне кузины с тетушкой все уши на эту тему прожужжали. — Поморщился я.

— Хм. М-да. — Гдовицкой запнулся, но тут же продолжил свое бормотание. — Изгнание, это далеко не эмансипация… Там, по крайней мере, есть хоть какие-то перспективы. Родовитые эмансипированных особо не притесняют. Ну, не больше, чем других простолюдинов… Но, тут уж ничего не поделаешь.

— Как и в моем случае, — прервал я затянувшуюся лекцию собеседника. — Лучше скажите, когда будет проведена церемония.

— Через неделю, — пожал плечами мой собеседник, приходя в себя.

Понятно. Времени у меня осталось всего-ничего. Надо решать… Пока, я еще могу это делать. Плюнуть на устную договоренность с дедом и слинять, или… А вот, что «или», додумать я не успел. Гдовицкой вздохнул и, покрутив в руках папку, с которой пришел на эту встречу, протянул ее мне.

— Ладно, Кирилл. Я, собственно… вот еще зачем пришел, — проговорил тренер. — Не знаю, как там оно всё дальше повернется, но негоже бояричу без собственных средств сидеть. Посмотри, почитай.

— Это что? — недоуменно спросил я.

— Наследство твое. От матушки. Николаевы-то активы, до твоего совершеннолетия в управлении боярина остаются, а Людмила Никитична своим душеприказчиком меня назначила. Держи. Завтра съездим, всё осмотрим и посчитаем. У тебя же нет никаких планов на завтра? Вот и замечательно.

Не сказав больше ни слова, Гдовицкой криво улыбнулся и, развернувшись, потопал назад в имение. Только мостки задрожали под его тяжелой поступью.

Ой, крутит что-то Владимир Александрович, ой крутит. Посмотрев вслед уходящему тренеру, я понял, что рыбачить дальше в таком состоянии не смогу и, сложив снасти в ящик и подхватив свой скромный улов, отправился на берег, к небольшому рубленому домику, который, собственно, и звался громовской заимкой.

Приготовление еды всегда меня успокаивало и позволяло собраться с мыслями. Вот и сейчас, спрятав папку в доме, я принялся за приготовление ухи. В садке плескалась кое-какая мелочь, в самый раз для первого взвара, и пара небольших стерлядок. Котелок, лук и специи нашлись в доме, а во дворе было устроено вполне подходящее кострище. Дрова взял в поленнице, там же нашлась и тренога. Установив ее над запылавшим костерком, я торжественно водрузил сверху наполненный водой котелок и, устроившись за столом на небольшой веранде, принялся шкерить рыбу.

К тому моменту, когда мое варево было готово, и над рекой поплыл одуряющий аромат ухи, я уже был спокоен как слон. Ополовинив котелок под хруст малосольных огурчиков, и запив всю эту радость рыбака предусмотрительно прихваченным из имения квасом, я потянулся и, встав из-за стола, поплелся в дом, знакомиться с содержимым переданной мне Гдовицким папки. Не тут-то было. Стоило мне скрыться в прохладном полумраке заимки, как на улице раздались знакомые голоса. И чего им здесь понадобилось?

— Кирилл! Ты здесь? А чем занят? — Тьфу. Принесла нелегкая! Спрятав папку, я вышел на порог и скривился. Святая троица, чтоб им…

— Уху ем, — настороженно глядя на визитеров, ответил я. Перемирие-то у нас, вооруженное.

— А нас угостишь? — хлопнула ресницами Линка. Да, черт с вами.

— Котелок на столе, овощи, хлеб и квас, там же, — я кивнул в сторону веранды, и наглая троица тут же умчалась в указанном направлении. Обломалось мое «внеклассное чтение»…

Часть II. Приглашение в балаган

Глава 1. Закопанный трамвай, еще не метро

В просторном, обитом светлой тканью, кабинете главы рода Громовых, полном солнечного света, льющегося в огромные панорамные окна, сегодня сгустились тучи. Перед стариком, сидящим на низком диване в углу комнаты, из стороны в сторону расхаживал, похожий лицом, но куда более молодой человек, от которого исходили волны явственного жара.

— Отец, что за бред творится у нас дома? — остановившись перед стариком, он взъерошил пятерней волосы и выжидающе уставился на собеседника.

— Бред? Не замечал. Просвети, — небрежно проговорил боярин, лениво глянув на сына, и принялся, как ни в чем не бывало, набивать трубку.

— Отец!

— Что? — так же невозмутимо отреагировал старик и, коротко усмехнувшись, пыхнул трубкой. — Не бери меня на голос, сынок. Это, даже твоей матушке не удавалось… нечасто, по крайней мере.

— Да, будь жива мама, она бы тебе такое устроила за издевательства над родным внуком… — чуть ли не мечтательно протянул Громов-младший. — А может и к лучшему, что она не дожила до этого дня, и не видит, в какую сволочь превратился ее любимый муж?

— Отлучу, — закаменев лицом, сухо проговорил боярин.

— А давай. Хочешь, прямо сегодня отрекусь в пользу Лёшки? — Растянув губы в совершенно безумной улыбке, вдруг согласился Федор Георгиевич и, легко вздохнув, уселся в кресло напротив. Окинув взглядом мрачного отца, он как-то расслабился и заговорил совсем уж беззаботным тоном. — А что? Хороший наследничек у тебя будет, такой же садист. Как говорится, два сапога пара. Правда, за влияние на него, тебе придется побороться с близняшками. Они Лёшеньку прочно оседлали. Ну да ничего, тебе же не впервой родную кровь со свету сживать, справишься как-нибудь. А, батя?

— Ты не в себе, сын, — медленно, цедя каждое слово, проговорил боярин.

— О как… А ты, значит, в себе был, когда дал добро на убийство внука?

— Да не собирался его никто убивать! — не выдержав, вспылил старик. — На него вся система наблюдения в имении пашет двадцать четыре часа в сутки! И полная пятерка охранников впридачу присматривает. Если что, сразу пресекут. Да и Львович реанимацию всё время наготове держит.

— Замечательно, просто замечательно… То есть, парень живет от комы до комы, в промежутках работая манекеном для отработки стихийных техник. Ты родного внука «куклой» сделал… — Федор Громов ощерился и, подавшись вперед, фактически прошипел в лицо отцу. — Знаешь, на твоем месте, я бы больше всего боялся сдохнуть.

— Что-о? — Опешил старик.

— А то. Представь, что будет, когда ты встретишь т а м жену и сына с невесткой. Как? Сможешь им в глаза взглянуть? — презрительно фыркнув, пояснил сын.

— Вон!!! — взревев раненым бизоном, заорал хозяин кабинета и обшивка дивана, на котором он сидел, вдруг вспыхнула яркими язычками пламени, а в комнате поднялся ветер, тут же расшвырявший по кабинету лежавшие на столе бумаги и мелкие безделушки с полок…

— Отречение пришлю вечером… — громов-младший поднялся с кресла и, не дожидаясь пока в него полетит что-то убойное, скрылся за дверью.

А боярин, бледный, со сжавшимися в тонкую полоску губами, еще несколько минут сверлил захлопнувшиеся створки тяжелым взглядом. Попытался встать с дивана, пошатнулся… Украшенная затейливой резьбой, трубка выпала из ослабевшей руки и, звонко ударившись о наборный паркет, покатилась, разбрасывая вокруг искры и пепел. Старик попытался поймать ее, но не успел. Ноги подкосились и боярин Громов, захрипев, рухнул на пол, хватая воздух перекосившимся ртом.

Записка, найденная мною среди кипы документов лежавших в папке Гдовицкого, оказалась весьма и весьма странной. Много смутного текста о каких-то обещаниях, данных дядькой моему отцу… и одна короткая просьба о встрече. Не проблема, встретимся, решил я… и ошибся. Дед загремел в медблок, и всё пришлось отложить. И вот сегодня, спустя почти неделю, встреча должна состояться. Прямо сейчас…

Кажется, впервые я вошел в медблок имения не как пациент, а как посетитель. Дверь «моего» бокса была распахнута настежь, а у постели бледного, словно смерть, деда, сидел Федор Георгиевич, мой дядька. Последнюю неделю он не отлучался из «Бесед» ни на один день. Да что из имения, он из медблока выходил только вечером, а в семь утра был опять здесь, у кровати отца. Разговаривал с ним, что-то рассказывал. Без толку, конечно. Хотя, если вспомнить мой собственный опыт… м-да. Не буду зарекаться.

— А, Кирилл, здравствуй, — тихим, безэмоциональным тоном проговорил дядька, заметив меня

— Добрый день. Как он? — киваю на деда. Не то, чтобы меня это так заботило, но… вежливость.

— Лучше, вроде бы… Очнулся вот, недавно, — глухо ответил Федор Георгиевич. — Львович говорит, динамика положительная, но… возраст сказывается. Сейчас, спит.

— Ясно, — положив на столик у окна ту самую папку, я повернулся к дядьке.

— Поговорим, — кивнув, он указал мне на табурет в углу бокса. Наследнику не откажешь, тем более, когда он, фактически, исполняет обязанности главы рода. Да и я, собственно, за тем и пришел.

— Дед собирался объявить тебя главой младшей ветви нашего рода… Я говорил с Гдовицким, но хочу услышать твое мнение лично, — помолчав, проговорил дядька. И это не была просьба. Я глянул на спящего старика и пожал плечами. Сказать, или промолчать? А что я, собственно, теряю, это такая тайна, что мне, буквально, вывернули руки? Идиотом надо быть, чтобы поверить в мою радость от предстоящей церемонии.