Гай Орловский - Ричард и Великие Маги Страница 14

– Бросьте, дорогой друг, – сказал я с укором. – Какое соучастие в преступлении?

– А как?

– Все справедливо! Руководство в любой стране, бросившее своих людей на гибель, считается нелегитимным. Сами спаслись, а рядовые пусть гибнут? Таких офицеров расстреливают перед строем. Мы поступим намного гуманнее.

– То есть казнить будете выборочно?

– Будем, – поправил я. – Не увиливайте, герцог. А то пряники получать вы готовы, а участвовать в непопулярных мероприятиях как бы не?..

Он пожал плечами, но поспешно сорвал с головы шляпу и поклонился какой-то очень расфуфыренной даме на пороге ее дворца.

– Казни, – сказал он, – всегда популярны в народе. Особенно когда рубят головы богатым и знатным. Это даже интереснее, чем приезд бродячего цирка!

– Ну вот, – сказал я с облегчением. – Я просто следовал историческому процессу. Это не я как бы решил, а такова поступь истории. Сымай сапоги – власть переменилась!

Он смотрел на меня испытующе.

– Уже решили?

– Нет, – отрезал я. – Нет!.. Не хочу. Но если вселенная того желает, то как я могу противиться?

– Вселенная, – уточнил он, – это Господь?

– Да, – ответил я. – Хотя Господь вообще-то крупнее.

Он сдержанно улыбнулся, но я видел по его лицу, что уже быстро и расчетливо начинает просчитывать последствия и возможности такого поворота. Как опасные, вплоть до катастрофических, так и благоприятные.

На обратном пути я некоторое время поворачивал идею насчет перераспределения собственности, которую вычленил из серого тумана мыслей и сформулировал в разговоре. Вообще-то загнул, но сейчас, как сказал великий вождь пролетариата, самый удобный момент, вчера было рано, а завтра будет поздно.

Потому нужно нацелить все мои службы на внедрение в жизнь этого плана. Им привяжу к себе все население империи, а ушедших в пещеры поставлю вне закона.

Проехав через ворота дворцового ансамбля, где охрану несут люди Юстера, отдали коней набежавшим слугам, я покинул седло и знаком велел Альбрехту следовать за мной.

– Докладывайте, герцог. Не думаю, что всю ночь дрыхли или кувыркались с дамами.

– Что именно, ваше величество?

– Все, – отрубил я. – Ваши оценки, замеченные дыры в наших решениях, упущенные возможности, И те возможности, которые мы не заметили…

Он ответил, не задумываясь ни на мгновение:

– Багеры, воздушные и наземные. Королевства, где не принимают багеры. Странное ощущение здесь и везде, что нас не принимают всерьез. Я ожидал чего-то другого… Яростного сопротивления или хотя бы вражды, но не так вот. Мы явились, сказали, что катастрофа отменяется, а на нас смотрят с интересом… и все.

– Я тоже заметил, – проговорил я. – Странно, да?.. Но в империи Германа почти то же самое. Как будто все еще не верят, что такое случилось. Какой-то блок в мышлении. Или потому, что мы слишком разные?.. На нас смотрят как на простых дюжих крестьян, каким-то чудом захвативших Багровую Звезду Зла?

– На простых, – согласился он, – а еще дюжих и опасных. Но достаточно ли страха, чтобы править? Не вижу, чтобы нас уважали. Или начали уважать потом. Когда-то и за что-то. Ага, помрачнели, ваша Звезднокометность?.. И, вы сказали верно, здесь то же самое, что и в империи Германа.

Он указал взглядом на прогуливающихся по аллее дам и кавалеров, ярких, как мотыльки, и тоже покрытых пыльцой пудры.

– Почему, – проговорил он без выражения, – почему, сэр Ричард?

Я ощутил затруднение: трудно объяснять человеку рыцарской эпохи нравы послерыцарских времен, но в то же время все мы здесь, а еще здесь и останемся… по крайней мере надолго.

– Сотни лет без войн, – ответил я осторожно. – Может, даже тысячу или две… Можете такое себе представить? Я представляю с трудом, хотя… представляю. И вы, сэр Альбрехт, моя самая верная опора, должны понять и проникнуться, иначе мне будет совсем хреново и одиноко.

Он кивнул, лицо как никогда серьезное.

– Сэр Ричард. Я понимаю, что это непросто. Ладно, бейте прямо по голове.

– Общество усложнилось, – пояснил я, – сейчас при дворе всем управляет этикет. Вообще всем высшим светом. При этом дворе и при дворах всех остальных императоров. Думаю, и у королей так же, хотя насчет всех не уверен… Этикет управляет придворными, чиновниками, вельможами столицы и окраин. В ходу сотни изощреннейших правил, что регламентируют каждый шаг, каждое слово и взгляд.

– И что, – спросил он с иронией, – в самом деле нельзя оступиться?

– Нельзя, – подтвердил я, – нельзя оступиться, нельзя промахнуться. Любая ошибка мгновенно рушит положение при дворе, даже сказывается на карьере. Глупо, но правильно.

– Как это?

– Человек всегда должен быть вздрючен, – пояснил я. – И жить на пределе. Если войн нет, должен быть жесткий отсев с помощью сложнейших правил и законов этикета. Общество и таким хитрым способом убирает слабых, глупых и ленивых. Правда, не убивает, как на войне, но не пропускает на верхние ступени.

Он пробормотал озадаченно:

– Неожиданный взгляд… Или это ваши шуточки? Все еще не могу определить, когда вас какая муха кусала. Ой, те дамы увидели нас, сейчас начнется… Свернем?

– Терпите, – велел я и, надев на лицо величаво-глупую улыбку, выпрямился и, заложив левую руку за спину, сменил шаг на вальяжно-державный, дескать, все хорошо, все поют. – С чего это дамы начали вас пугать?.. Или уже успели нашкодить?

Заметившие нас торопятся на аллею навстречу, там расступаются, давая широкий проход, мужчины кланяются, витиевато размахивая шляпами и выставляя вперед правую ногу в белом чулке и все еще непривычной нам туфле с большой женской пряжкой, а женщины церемонно и очень грациозно приседают, опуская глазки в землю.

Когда мы прошли и свернули на очень узкую аллею, где по сторонам красивые альтанки, Альбрехт оглянулся.

– Красиво.

– Добавочная предосторожность, – ответил я.

– Сэр Ричард?

– Все застыли, – напомнил я, – смотрят в пол, женщины тоже. Никто не может подойти и напасть с кинжалом. А если только шевельнется, все внимание будет на нем. Телохранители перехватят сразу.

– Разумно, – ответил он озадаченно, – то-то никто не смеет приблизиться, чтобы ничего лишнего не подумали. Но все равно спешат навстречу, стараются попасть под ваш взгляд…

– И под ваш тоже, – ответил я. – Не прикидывайтесь, герцог. Ваше высокое положение местные вычислили сразу. Должности при дворе даруются императором по его прихоти… а также его близкими. По крайней мере, так народ думает. Мы-то знаем, что ни один король и ни один император не может руководствоваться прихотями, но с виду все смотрится именно так. Восхотел – одарил, возжелал – отнял все. Потому все так стремятся попасть под мой взгляд или ваш. Сколько здесь народу, уже знаете?

– Двадцать тысяч сто семьдесят придворных, – ответил он моментально, – пять тысяч слуг и лакеев, три тысячи гвардейцев, включая и тех, что охраняют ограду. Это общее число, но кто-то удрал…

Я кивнул, на мой взгляд, задержалась эта эпоха на Юге, задержалась. Потому и такие масштабы. В моем прошлом королевстве у самых великих правителей мира придворных было по пять-десять тысяч, у Людовика в Версале обитало пятнадцать, но дальше мир совершенствовался, короли теряли власть, в Вестминстерском дворце сейчас не больше сотни, и то это последний оплот, а здесь никак не перейдут с этой ступеньки выше…

Аллея раздвоилась, красиво огибая огромный бассейн с бортиком из чистого мрамора, но в центре из воды высится груда нарочито грубо обтесанных камней. Вершину захватили золотые драконы с поднятыми кверху мордами с раскрытыми пастями, у центрального струя воды вздымается на высоту трехэтажного дома, у окруживших – поменьше. Все как бы создает гармонию или симметрию, в общем, то, что называется красотой и величием. Или прекраснием.

Альбрехт посмотрел на меня изучающе, понизил голос:

– Сэр Ричард… как вам?

– Впечатляет, – ответил я. – Достаточно грандиозно.

Он покачал головой, не сводя с меня пристального взгляда.

– Но вы как-то не слишком… Неужели где-то что-то еще… величественнее?

– Не уверен, – сообщил я. – Но сам такого не видел. Но слышал.

Он кивнул, но, похоже, ответом остался не слишком удовлетворен. Я тоже промолчал, не объяснять же, что для меня это как гигантский музей типа Версаля, Шамбора или Букингема в одном флаконе.

Он некоторое время отвечал на приветствия встреченных дам, наконец сказал тихо:

– Улыбайтесь, ваше величество! А то решат, что война уже началась.

Даже без пояснений Альбрехта уже понятно, что, к радости моих орлов, самыми смелыми оказались женщины высшего света. Понимают, в худшем случае эти северные варвары изнасилуют, пустячок для развитого общества, зато возникло много новых возможностей, нужно постараться опередить подруг и соперниц, а о конце света лучше не думать, раз уж повлиять невозможно.