Юрий Иванович - Мертвое море Страница 14

Тем более что вновь послышался приближающийся топот, откинулось раздаточное окно и запыхавшийся посланник бога Омакатля (ацтекского бога чревоугодия и набитых досыта животов) стал подавать мне заказанные продукты, питье и выпивку. При этом приговаривал, словно боялся, что не успеет или последует возврат доставки:

– Это пока только холодные закуски. Куры жарятся, рыба готовится, телячьи отбивные вымачиваются. Так что горячее принесу минут через тридцать, сорок. Приятного аппетита!

Пожелал он мне, конечно, несколько иначе, как принято в этом мире, но я мысленно для себя упорядочивал слова и фразы как положено. Выставив все принесенное на стол, я поспешил вернуться к двери, прихватив кусище мягкого ароматного мяса, и перешел на доверительный шепот с разносчиком:

– Ты как освободишься, на минутку ко мне загляни и стаканчик не забудь. Налью для компании, а то самому пить как-то не комильфо…

– Не извольте беспокоиться, господин баронет, минут через десять буду!

Это он хорошо меня назвал, уважительно. А я и не против:

– Заодно поговорим о том о сем…

– Всенепременно!

– Кстати, что это за баба вредная напротив меня сидит в восьмой и горлопан в четвертой? – продолжал шептать я, тут же без всякого зазрения совести закладывая иных узников: – Такими нехорошими словами на тебя плевались.

– О! Мне не привыкать. Сейчас еще не то услышишь! – Мужик хитро подмигнул, оглянулся по коридору в обе стороны и шепнул одними губами: – И увидишь.

После чего, не закрывая мое окошко, развернулся и открыл окошко двери напротив. Одновременно с лязгом железа разносчик еще и крикнул, словно шел в атаку:

– Эй, в восьмой камере! Сдать посуду с ужина! Ничего не разбито?

– Ах ты, отрыжка ядовитой медузы! – В видимом кусочке окна мелькнули огненно-рыжие локоны. – Ты мне еще на мой счет запиши эту старую рассыпавшуюся пиалу!

– Никакой записи. Все строго по закону. Пиала разбита? Значит, выбирай, потаскушка, без чего останешься на данном завтраке: без чая или без сока?

– Чтоб тебя крабы живьем сожрали! – возопила озлобленная женщина. – И пусть Строители лишат счастья всех твоих потомков до десятого колена!

– Сама вначале потомками обзаведись, – беззлобно посоветовал разносчик. – А от напитков ты, значит, отказываешься?

– Давай… сок! Скотина!.. – В этот момент мне удалось рассмотреть часть лица узницы. Та оказалась не только вполне симпатичной, но и молодой, примерно моего возраста. И когда это она успела заработать репутацию потаскушки?

Но тут же мне вспомнились иные девушки, которые становились в таком возрасте принцессами или императрицами. Так что года́ – нисколько не показатель для наработки истинного имиджа. Придя к таким выводам, я с усиленным напором продолжил поглощать мясо, прислушиваясь и присматриваясь, что будет дальше.

Сок рыжей красотке отдали, окно закрыли, и вскоре я услышал диалог возле четвертой камеры. Тамошний узник резко сменил свое поведение. Говорил уважительно, с достоинством поблагодарил. А в конце его тон вообще стал просительным:

– От моих сотоварищей никаких весточек нет?

– Никто ничего не передавал, – твердо ответил разносчик. После чего стало понятно, что и с воли он может не только весточку пронести, но и что посущественней. Лишь бы давали да про его интерес не забывали.

– А ты бы не мог сам наведаться к моей артели? Или послать кого?

– Не положено! – последовал строгий ответ, и окошко закрылось.

Хорошо здесь живется! Особенно некоторым. Ну не поверю, что князь, граф или иное ближайшее начальство разносчика не знает о его гешефтах. Скорей всего даже поощряет подобное вымогательство. Да и подслушай этот надзиратель что интересное, враз донесет кому следует. Такая у него планида. И не мне его осуждать.

А вот налить пришлось. Потому что разносчик остановился возле меня и выставил на откидную дверцу небольшую глиняную кружку:

– Стакана нет. Но не побрезгуйте налить в сей кустарный сосуд для страждущего.

– Охотно! – Одну из лейзуен я вскрыл и налил мужику почти до верха. – За знакомство! – А сам стал пить прямо из горлышка местной тары.

Сделал глотков пять, пока ощутил речку горячего металла, хлынувшую по пищеводу. Убрал лейзуену в сторону и долго, шумно выдыхал. И только тогда понял, что так пить дорогущий кальвадос – явный моветон. Глядящий на меня круглыми глазами разносчик больше принюхивался к ароматному напитку, чем потреблял его. А если и пил, то малюсенькими глоточками.

Но когда я вновь принялся с остервенением пережевывать ароматное мясо, мой благодетель не удержался от комментария:

– Первый раз вижу такого отчаянного выпивоху. Он же крепкий, зараза, и страшно пекущий! А ты его пил как воду.

– Голодал. Долго. Организм требует. Много. Но, хорош!.. Спасибо!

Что еще я мог сказать? Ляпнуть «…я не ел семь дней»? Так мало ли что впоследствии врать придется. А легенда не сойдется. Или сослаться на утраченное чувство обоняния или на отбитый при падении пищевод? Тоже нельзя, в следующий раз могут принести подпорченную пищу.

Ну и чтобы отвлечь внимание от себя, кивнул на камеру напротив:

– За что эта рыжая сюда попала?

Мой собеседник ухмыльнулся, хмыкнул, словно сомневаясь, а потом поделился сплетнями, правда, понизив голос до минимума:

– Эта девица слишком наглая и не умеет ждать. Повезло оказаться в ложе с князем, вот и возомнила о себе невесть что. А там и без нее фавориток хватает, целая плеяда кормится, при этом еще и княгиню ублажая всеми возможными способами. Тогда как рыжая все под себя подмять решила. Результат: княгиня ее сюда запроторила, а сам князь уже три недели о короткой интрижке даже не вспоминает.

«Сложно у них тут, – проснулась осмотрительность. – Лучше не влезать и вообще не комментировать!» Поэтому я с пониманием кивнул и поинтересовался мужчиной в четвертой камере:

– А горлопана за что свободы лишили?

– Вот он уже истинный отступник! – Облик мужика посуровел. – Представляешь, осмелился засомневаться в целесообразности деяний Строителей!

– Ах ты ж! – Я с пониманием закатил глаза, цоканьем языка показывая весь ужас такого святотатства. – Да как он посмел?!

– Заявлял, что он со своей артелью может улучшить многие конструктивные особенности наших жилищ. И сотоварищей по делу подбивал выступать вместе с ним, очерняя великие творения наших предков. И что ему, барану бестолковому, не нравилось-то? А? – Он в явном расстройстве махом допил оставшиеся два глотка.

Мне же оставалось только поддакнуть и сместить акценты на свою судьбу:

– Да уж, падают нравы-то… А что ночью-то случилось? Что-то взорвалось? Кто-то погиб?

– Ну еще бы! – сразу оживился разносчик. Видимо, умение сплетничать было не только его работа, но и призвание: – Это ж самого графа Диялло кто-то магическим взрывом уничтожил. Да не одного, кто-то с ним еще был. Причем случилось это прямо в спальне его супруги, графини Маланьи, а сама она в этот момент находилась во второй комнате своих апартаментов. И тоже не одна, поговаривают, со своим приятелем. Вместе и пострадали, когда стена между комнат рухнула да их обоих камнями оглушило.

– Уф, страсти-то какие! Это получается, все по причине ревности смертоубийство случилось?

– О какой ревности речь? – фыркнул мой собеседник вначале с презрением. Да и на меня глянул, как на придурка. Но тут же нахмурился и забормотал: – Хотя… Кто его знает, что там на самом деле случилось-то. Эта Маланья Диялло – та еще интриганка… Но опять-таки смерть супруга ей меньше всего была выгодна.

«Э-э, да этот дядя тут знает почти все и вся! – зашевелилась у меня в голове логика. – Надо с ним дружить!»

– Еще стаканчик?

– Нет. – Мой информатор оглянулся по сторонам и заговорщически пояснил: – Мне надо вначале тележку отвезти на кухню. А потом в харчевню «Карайса» наведаюсь, заберу твой заказ, и вот тогда… – он словно присмотрелся ко мне, вопрошая: «Если не жалко?..»

– С хорошим человеком и обеднеть приятно! – перефразировал я другое изречение, где говорилось про умного и дурака. – Так что вторую лейзуену при тебе открою.

Мой благодетель убыл по своим делам. Причем окошко не закрыл! И только жестом барским показал: мол, улучшай вентиляцию. А почему он такое вытворил?

С одной стороны, он тут хозяин, ему видней. К тому же я получаюсь как бы персона с особым статусом, только за один раз ему подарившая неслабый довесок к заработку. И невиновен я ни в чем, если глянуть на меня как на случайного прохожего.

А с другой стороны, все это выглядело как бы приглашением для свободного общения с другими узниками. Узниками ли вообще? Или с подсадными утками? Провокация? И сейчас разносчик стоит мне невидимый и внимательно прислушивается к каждому слову? Да и сами узники, возжелают ли со мной поговорить?

Возжелали. И первым послышался женский голос: