17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ) - Беренцев Альберт Страница 14

Доктор попытался что-то из себя выдавить, но от стресса не мог связать двух слов.

— Рейхсляйтер… Простите… Вынужден сообщить…

Автоматчики застыли, как статуи, их лица были каменными. А жирный лоб Бормана в очередной раз покрылся испариной.

Ну хватит, пожалуй. Я слишком долго тянул время, я действовал слишком трусливо. Но это было раньше, я тогда еще не освоился. А сейчас освоился вполне. Лучше момента уже не будет никогда. Сейчас и только сейчас: когда Гитлера больше нет, и когда все растерянны.

Я выхватил из кармана пистолет и громко отчеканил:

— Фюрер был убит в результате заговора! Борман, Геббельс, Геринг и Шпеер сговорились, чтобы погубить фюрера. Я только что допросил Бормана — он признался мне!

Да, наверное было разумнее действовать не столь прямо, а вступить в союз с Борманом. Но это было разумнее пару минут назад, когда я еще не знал о мятеже военных и смерти Гитлера. А политика — искусство возможностей. И если я хочу стать политиком (а я хочу), то должен, просто обязан действовать сообразно ситуации.

Я направил пистолет прямо в жирную рожу Борману:

— Я приговариваю вас к смерти за государственную измену, рейхсляйтер!

Автоматчики не отреагировали — вообще ноль эмоций, никто из них даже не шевельнулся. А вот доктор в ужасе вскрикнул.

Я нажал на спуск, но ничего не произошло.

Вот черт! Я забыл снять с предохранителя…

Щелк — я снял с предохранителя, но время было уже потеряно.

— Это не Гиммлер, это русский шпион! — заорал Борман, — Убейте его!

Но никто из охранников Гитлера даже бровью не повел. Не люди, а киборги. И подчиняются они только Гитлеру, которого больше нет.

Борман бросился на меня, выбил у меня пистолет, люгер полетел на пол. Однако среагировал мой адъютант, он подошел к Борману со спины, сложил руки замком, а потом профессионально ударил рейхсляйтера по толстой шее.

Борман ахнул и опал на колени.

Я первым делом поднял с пола мой пистолет, а уже потом двинул рейхсляйтеру сапогом в висок. Черепушка у Бормана хрустнула, теперь рейхсляйтер упал уже на четвереньки, в глаза ему брызнула кровь из распоротой головы.

— Давай договоримся! — взвизгнул Борман.

— Никаких переговоров с врагами Рейха, — отрезал я.

Я направил пистолет Борману в голову и выстрелил. Резкий, как удар хлыста, звук разнесся по больничным коридорам, пуля прошила башку Бормана насквозь. Рейхсляйтер рухнул на пол всем своим жирным телом, под ним тут же стала растекаться лужа крови.

Вот этого уже точно никакие хирурги не спасут и даже пытаться не будут. Борман был мертв.

А на меня накатил шок. Я еще ни разу в жизни не убивал человека, так что в голове у меня тут же застучало, руки задрожали. Хорошо, что задрожали сейчас, а не секундой раньше — когда я стрелял. Я тут же сунул в карман пистолет, и обе руки тоже засунул в карманы мундира, чтобы скрыть мою тряску.

Какой-то миг я еще опасался, что автоматчики Лейб-Штандарте меня расстреляют, но бросив на них взгляд, осознал, что это опасение беспочвенное. Никто из гитлеровских стражей даже не шевельнулся.

Я повернулся к доктору:

— Ну говорите уже толком! Фюрер мертв?

Но доктор только разрыдался. Его можно было понять: в палате за его спиной только что погиб Гитлер — живое божество, всесильное и бессмертное. А остальные вожди Рейха у него на глазах принялись убивать друг дружку. Весь мир этого парня рушился, вот к такому национал-социалистическая пропаганда его явно не готовила.

— Да придите уже в себя! — прикрикнул на доктора мой адъютант, — Что вы как баба? С вами говорит рейхсфюрер. Ответьте ему.

— Вот-вот, — поддакнул я, — Только уже не рейхсфюрер, а фюрер и рейхсканцлер. Адольф Гитлер назначил меня своим заместителем перед смертью, в присутствии свидетелей.

Доктор так и не собрался с духом ответить, только рыдал — явно истерика. Зато один из телохранителей Гитлера молодцевато щелкнул каблуками. Так громко, что я даже вздрогнул, перепугавшись, что в меня стреляют. Но это не автоматы щелкали, просто каблуки о больничный пол.

— В таком случае считаю своим долгом доложить вам, рейхсканцлер, — заявил телохранитель, — Наш фюрер — жив. Но в этой палате его больше нет. По приказу бригадефюрера Раттенхубера фюрер эвакуирован пять минут назад, как только мы узнали о мятеже военных.

— ЧТО? — я едва верил своим ушам, — Эвакуирован? А как же операция? Он же не переживет эвакуации! Вы понимаете, что вы убили фюрера, подонки?

Телохранитель сразу побелел от моих слов, ни ни один мускул на его лице так и не дрогнул.

— Бригадефюрер Раттенхубер принял решение, мой господин. Он счел, что оставаться здесь — опаснее для фюрера.

— Куда? Куда фюрера увезли?

— Не могу знать, рейхсканцлер. Могу лишь сказать, что с фюрером отправились врачи и ближайшая охрана из Führerbegleitkommando.

Я в очередной раз растерялся. Надо было что-то делать — а что непонятно.

— Шеф, гляньте-ка, — меня позвал мой адъютант, он уже стоял у окна в конце больничного коридора.

Я бросился к окну, глянул на площадь перед больницей, и увидел медицинский автомобиль, на максимальной скорости уезжавший прочь. Всего с одной машиной сопровождения, но мне от этого не легче.

Конечно, можно успокаивать себя, что Гитлеру без срочной операции все равно конец. Но насколько я помню: на Гитлера было несколько покушений, и он каждый раз чудом выживал и выходил сухим из воды. Фюрер был мастером обманывать судьбу, а значит, на судьбу мне полагаться никак нельзя.

— Бригадефюрер Раттенхубер — предатель! — громко объявил я, — Он в сговоре с Борманом, он замыслил убить фюрера. Немедленно остановить этот автомобиль, но так, чтобы фюрер не пострадал.

Увы, но на мой приказ среагировал лишь мой адъютант:

— Я немедленно отдам распоряжения, рейхсфюрер.

— Давайте, быстрее! Речь идет о жизни фюрера.

Адъютант куда-то побежал, видимо, куда-то, где был телефон.

Вообще, толковый парень. Он не испугался помочь мне убить самого Бормана, а я до сих пор не знаю имени этого адъютанта. Но он мне верен, точнее верен Гиммлеру, хотя это сейчас и не столь важно.

Я еще раз мрачно оглядел из окна площадь перед больницей: там все еще торчали мои ᛋᛋ, а еще военные с танками и зенитками, и еще сотня нагнанных по моему приказу шутц-полицаев. И ни одна собака даже не попыталась остановить машину с фюрером! Даже мои телохранители, которых я оставил снаружи, у дверей больницы. Впрочем, их можно понять — им же никто не давал приказа мешать отъезду машин от «Шарите».

В конце больничного коридора тем временем появился мой второй адъютант — тот, которого я посылал за моей семьей.

И он справился с задачей, семейство Гиммлеров явилось пред мои очи. И я понятия не имел — вовремя или не вовремя. С одной стороны, у меня сейчас проблем хватает: сбежавший коматозный фюрер, труп Бормана на полу, да еще и военный мятеж. И в такой ситуации мне не до семьи. С другой стороны: мне все еще нужен человек, которому я смогу довериться, сейчас — особенно нужен.

Семья оказалась на удивление небольшой. А как же необходимость для «арийцев» плодиться и размножаться, чтобы германцы покрыли собой весь мир, вытеснив все остальные расы? Что-то Гиммлер не спешил подавать нации пример многодетности.

Женщина лет сорока с темными волосами, в коричневом пальто — это, конечно же, моя жена. Не больно красивая. И вид мрачный. Знаю такой типаж женщин — это типаж самодовольных истеричек.

А вот детей только двое.

Во-первых, черноволосая девочка лет пятнадцати. Довольно милая, даже непонятно в отца пошла или в мать, учитывая, что ни Гиммлер, ни его жена приятными лицами не отличались. Девочка в пальто, длинной черной юбке, с каким-то униформенным галстуком на шее — наверняка гитлерюгенд. Волосы заплетены в две косички, девочка явно ничего не понимает и выглядит напуганной.

Второй ребенок — мальчик, чуть постарше. Этот в какой-то полувоенной курточке, вот это точно гитлерюгенд. И мальчик светловолосый и голубоглазый… Вот это уже странно. У Гиммлера волосы и глаза темные, у его жены — тоже. А мальчонка — истинный ариец. У меня бы на месте Гиммлера возникли к жене серьезные вопросы по этому поводу.