Евгений Филенко - Шествие динозавров Страница 15

На нем были черные латы юруйага.

— Падаль, — равнодушно произнес император. — Ты прекрасно с ним справился. Я бы так не сумел. Ты ранен?

— Оцарапан, — пробормотал я.

Этот юруйаг был первым человеком, которого я убил. Первым в жизни. Последним ли? От него разило сырым мясом и дерьмом. «Началось», — подумал я.

Император переступил через агонизирующее тело.

— Поспешим, — сказал он. — Там могут быть еще убийцы.

Глава пятнадцатая

…семинар шестой. Языки, наречия и диалекты империи Опайлзигг. Мы вдвоем с мастером Сергеем Сергеевичем Погорельцевым, доктором лингвистики, разгуливаем по пустынному, как водится, парку «Саратова-12». Между ровных, ухоженных, подстриженных под канадку кленов, что отчаянно тянутся к бетонному самосветящемуся небу.

— Как вы уже обратили, наверное, внимание, — вещает Погорельцев, — столичный, светский диалект чрезвычайно беден глухими контоидами… простите, согласными. Шипящие отсутствуют совершенно. Взрывные — редкость. Странное исключение из общего правила — название самой империи, где присутствует глухая «п». Есть гипотеза, что это наследие какого-то праязыка, канувшего в Лету.

— Что вам мешает проверить гипотезу? — пожимаю я плечами. — По-моему, с историей у вас не должно быть никаких проблем. В любой момент вы можете извлечь из прошлого достоверные сведения о чем угодно.

— Все так полагали, когда была испытана первая темпоральная установка. Пережили, так сказать, приступ археологической эйфории. Пока темпотехники не обнародовали стоимость одного пуска своего монстра…

— Если это сложно и дорого, тогда за каким же дьяволом туда отправляют меня? Не специалиста, не фанатика той эпохи? Да еще в качестве телохранителя!

— Извините, коллега Змиулан, но вы хотя бы историк. До вас же в Опайлзигг направляли вообще непонятно кого.

У меня на языке прямо-таки вертится вопрос: так какого же, все-таки, хрена?! Но мастер, словно спохватившись, возвращается на излюбленную стезю, к своим контоидам, вокоидам, всяким там аффрикатам.

Между прочим, беседа ведется на том самом светском диалекте. Привнесение в него лингвистических анахронизмов обращает нашу речь в любопытный постороннему слуху сленг. В малолетстве мне смешно и занятно было слушать общение между собой коми-пермяков или, к примеру, молдован. Половина слов — русские, фразы вполне привычным образом сцементированы матюками межнационального общения, и все же ни рожна не понятно…

Семинар двадцать второй, географический. Посреди комнаты — макет материка в масштабе один к трем миллионам. Мастер — или мастерица? — Зоя Борисовна Риттер фон Шеленбург, костюм — белый верх, черный низ, взбитые в педагогическую прическу всех времен и народов седые с голубизной волосы. И даже пенсне на сердитом крючковатом носу! Классная дама расхаживает вокруг империи, тычет указкой в зигганские водоемы, горные хребты и низменности, требуя от нас немедленного их поименования. И все мы, кандидата в императорские бодикиперы, поочередно именуем. Высочайшая вершина империи Аонлдилурллуа — три тысячи метров над уровнем моря, не Бог весть что, конечно. Вполне заурядное по площади водного зеркала озеро Дзэмаимпонринг в окрестностях столицы, но почему-то солевое. Гипотеза — сообщение с океаном через тектонические разломы. С разломами там вообще неплохо, именно они, наверное, и подвели в конечном итоге империю, как говорил незабвенный Макар Нагульнов, «под точку замерзания»… Долина Вульйонри, скотоводство и земледелие. Пропасть Ямэддо, по мнению зигганских географов — бездонная. Тоже, наверное, разлом. Прежние императоры сбрасывали в Ямэддо своих недругов и с любопытством слушали, как долго доносится оттуда вопль жертвы. Небось, и время засекали. Легенда гласит, что во время одного такого научного эксперимента «небосоразмерный властелин Ринзюйлгэл утомил свой бесценный слух ожиданием и отбыл во дворец».

— В тысяча девятьсот семнадцатом году… — монотонно вещает Зоя Борисовна. Мы не сговариваясь производим неконтролируемые телодвижения и звуки. Мастер обводит наши повеселевшие физиономии строгим взором и продолжает: — …до нашей эры страшный катаклизм стер империю с лица земли. В считанные часы материк перестал существовать, поначалу распавшись на отдельные фрагменты вот здесь, здесь и здесь, — указка рассекает макет, словно пирог, по внутренним разломам. — Но и острова пробыли в целости исторически незначительное время — не более года. После чего последовала новая серия толчков, извержений подводных вулканов, которых здесь великое множество, и останки материка погрузились в пучину. Бесследно! — мастер Риттер фон Шуленбург возводит очи горе. — Ибо современные нам архипелаги и острова в этом океаническом регионе имеют более позднее происхождение, по преимуществу коралловое либо вулканическое.

Мастер ждет вопросов. Таковые, по нашему невежеству, не возникают.

— Необходимо подчеркнуть следующее обстоятельство, — объявляет Зоя Борисовна, «утомив свой бесценный слух ожиданием». — Погибший материк Опайлзигг ни к мифической Атлантиде, ни к еще более мифическим Лемурии, Пасифиде или континенту Му, господа ланспасады, никакого отношения не имеет.

«Господа ланспасады» с некоторым усилием изображают на своих каменных физиономиях понимание. Хотя трудно всерьез предполагать, что кто-либо из этой странноватой компании в прежней жизни интересовался проблемами атлантологии. За исключением меня. Было время, когда я вздымал тонны нашей родимой периодики и беллетристики, пытаясь разобраться с историческими корнями одной восточной культуры. Ибо корни эти непостижимым для меня образом терялись в океанской пучине… Выход ценной породы оказался весьма незначителен. Вновь припутался клятый всеми приличными исследователями демон классового подхода и, как поручик Ржевский из анекдота, «все пошлил». Сгоряча я даже двинул напролом к трудам госпожи Блаватской и был близок к цели, когда перед самым моим носом обрушился железный занавес спецхрана… Так вот, континент Му и впрямь был произведен на свет из пальца некоего янки с буйной фантазией, по фамилии Черчуорд, и потому означенным континентом смело можно было пренебречь. Помните детскую считалочку-похабочку? «Один американец засунул в жопу палец…» Атлантида в том смысле, как ее локализовал Платон и, между прочим, «Советский энциклопедический словарь», также отпадала: следы ее таяли в волнах Атлантического океана к западу от Гибралтарского пролива. Под этикеткой «Пасифида» скрывался целый сноп гипотез о затонувших континентах Тихого окёана, носивших знойные имена: Полинезида, Маорида, Гайотида… Все они не годились по определению, ибо материк Опайлзшт царственно распростерся на просторах Индийского океана, причем той его части, где никто, никогда и ничего не искал, а стало быть, и не мог невзначай отождествить его с гипотетической прародиной обезьяночеловека Лемурией.

Кстати, «ланспасадами» в морских уставах девятнадцатого века именовались унтер-офицеры. И не сразу можно допереть, что словечко это происходит от итальянского lancia spezzata, означающего именно то поприще, к которому мы себя активно готовим. Лично я предпочел бы, чтобы нас величали «келерами». Как любого из трехсот охранников Ромула.

Спецсеминар по единоборствам. Самый оживленный и многолюдный. Место действия — просторный, ослепительный зал площадью никак не меньше гектара, который горделиво именуется «Палестра». Его охотно посещают не только «ланспасады», но и просто сотрудники Центра. Впрочем, «ланспасады» обучаются в сторонке. Хотя бы по, той простой причине, что для них это не игра, не времяпрепровождение, а будущая работа. Да и гипнопедическая подготовка у нас, очевидно, не в пример более жесткая. Мастера сменяют друг друга. Мы владеем искусством традиционного японского фехтования на мечах — кэндо, на алебардах — нагината. Готовы применить, не задумываясь, навыки набившего оскомину каратэ, более экзотического айкидо и совсем уж диковинной капоэйры. Когда я по приказу мастера и вопреки собственным ожиданиям вдребезги разнес левым кулаком дюймовую доску, мне снова, в который уже раз, стало не по себе. Это был уже не совсем я… Чтобы пробудить во мне веру в свои силы, мастер приглашает учеников из сотрудников Центра напасть на меня. По двое, по трое. Вдесятером. Им нечего мне противопоставить. Едва начинается схватка, я сразу же угадываю наперед их намерения и вижу, как мне с ними совладать. От переломов, даже от синяков моих противников оберегает лишь то, что я сдерживаю свои контратаки. Честно говоря, не знаю пределов этой пробудившейся во мне силы. Ни разу не бил в полную руку. Здесь нужна злость. Но нет у меня злости на моих потомков. Да и вообще, трудно это — бить человека. Не умею.

— Вспоминаем самурайский удар «паучьи лапы»! — командует мастер Семибратов, исконно русский во всех поколениях, но по духу — фанатик восточных боевых искусств.