Дневник восьмиклассника - Юрий Ра Страница 15

не ест, только мелочь развлекается: переворачивают миски над столом и бьют по дну кулаком, чтоб каша выпала вниз. А потом смотрят, как она попрыгивает на столе. У них же нет практически никаких иных развлечений в жизни. Вот только один вопрос — за что родители школьников платят свои кровные двадцать копеек в день? Раз жрать это невозможно…»

Конечно, на завтраки старшаки не ходят, и кашу жрать мы не пытаемся. Но на обед приходится идти против воли — растущие организмы требуют калорий. Меня подстерегли по классической схеме, почти на водопое. В столовой какой-то семиклашка тупо наехал, вернее напрыгнул на меня. А когда полетел от толчка в грудь на пол, предложил перенести наш разговор на Географический полигон. Чтоб не отвлекать других учеников от трапезы. «Сударь, давайте урегулируем наш спор на нейтральной территории! Ах, давайте, в любое время в любом месте!» — если бы снимали кино про аристократов, так бы мы и разговаривали, безо всяких словечек типа «Чо скзл», «Козел», «Урою»…

Толпа пацанов, которой мы не собирались мешать последовала за нами, благо большая перемена давала временной зазорчик на урегулирование споров. Географический полигон — кусок школьной территории, на котором географичка, исполненная энтузиазма, с помощью школьников, мастерка и цементного раствора воссоздала разнообразные природные ландшафты. К счастью, в миниатюре. Детишкам, впервые прикоснувшимся к предмету «География», вроде нравится. А по мне, дак убого. Всё серое и неказистое, зато долговечное и не боится атмосферных осадков.

Вот рядом с этим объектом культурного наследия прошлого поколения выпускников мы и начали битву. Без кастетов, ножей и лишних разговоров. Как я понял поначалу, мелкий решил утвердиться за счёт старшего товарища, не умеющего постоять за себя. Это я про себя сейчас. Сбоку слышались последние советы его секундантов типа «Дай ему по сопатке, он сразу завянет!» Что характерно, мои секунданты старательно отыгрывали роли случайных прохожих. То есть что, одноклассники за меня не болеют? Или не верят в победу своего товарища и не хотят светить отношения с аутсайдером перед планируемым позором? Вот так, а я уже напридумывал себе авторитет в компании одноклассников, чувство локтя, поддержку. Да и хрен с вами. У меня руки длиннее, я даже ничего сейчас демонстрировать не буду из своего арсенала навыков, чтоб не палиться.

Когда противник не рвётся в ноги, сам не пинает, а просто машет кулаками, разница в росте здорово упрощает процесс. Так что я без затей бил его в челюсть или грудь, если челюсть была закрыта, ровно в те моменты, когда он пытался «Засветить в сопатку». Почему-то пацан был нацелен именно на этот удар. Я бил коротко и резко, без доводки плечом, без использования инерции корпуса. Поэтому никакого разрушительного сногсшибательного эффекта у моих ударов не было. В памяти до сих пор стояла боль в запястье от мощного удара по корпусу Корнея. Постепенно морда противника начала краснеть, но не вся, и не от его ярости, а под моими несильными ударами. Сам он по мне ни разу не попал, так что крики его поддержки со стороны зрителей сменились улюлюканьем и комментариями, что так огребать от Корчаги западло.

А потом меня просто смело градом ударов. Не выдержав издевательства над своим иезуитским планом, из толпы выскочили два Ашки и просто меня отметелили. Может, я бы и смог что-то им противопоставить, вернее я попытался. Один лоу-кик в колено — жалкая попытка сломать ногу противнику, один удачно прошедший удар в глаз, а потом всё. Что характерно, разнимать или кричать, что так нечестно, никто не бросился. Когда бандиты отстали от моей побитой тушки, один из них донёс до всех свою политическую позицию:

— Это ему за Евсюка.

— А что, он сам уже не может? Терпилой заделался. — Я встал и попытался ответить словом, раз не смог делом.

— Ты сука руку ему сломал.

— Насовсем? Мог бы и подождать. А так теперь он чмошник и вы с ним до кучи. Трое на одного — ссыкливые шавки.

— Где трое, нас и двоих хватило.

— Да хрен там! Я сейчас с троими дрался. — Руки для большей независимости в карманы, при этом правая сжимает явору. Хотя и понимаю, что на второй раунд меня не хватит. Мазнул глазами по лицам очевидцев: смесь понимания несправедливости и желание продолжения шоу. Люди, они такие люди… Других не придумано. Вернее, другие есть, но только в хороших книжках. Все хорошие честные и смелые нашли себе там место, и гордо идут сквозь придуманные испытания. А реальность, она вот.

Хрен с ним, что побили. Почему-то ожидал другой реакции от одноклассников. А потом было и продолжение истории, причём его не могло не быть. Прийти на урок к своей классной с побитой рожей и не попасть на допрос — немыслимо. Вот только были у меня сомнения насчёт плана разговора. Ведь как тут принято вести такие беседы: «Что случилось? Упал. Не ври! С кем дрался? Упал!» обе стороны понимают суть, обе видят голимое враньё. При этом учитель в одних случаях хочет продавить ученика и считает его упорство непослушанием, то есть преступлением хуже драки. Укради, убей, предай — но признайся, расскажи всё и повинись. А повинную голову меч не сечёт.

Так что врать не стану, даже не столько из нежелания врать. Просто вдруг стало интересно, что будет потом. Второй момент — называть ли фамилии оппонентов? Вообще-то по всем понятиям это западло. Напасть толпой на одного? Ну так себе, поступок, могут слегка скривить морду, но не факт. Кто в силе, тот прав. А вот сдать учителям таких «беспредельщиков» — это уже сотрудничество с администрацией. И если «красные» зоны бывают, то «красных» школ вы в Союзе не встретите. Да и до этого, в царской России такого не бывало со времен Пушкина.

Но самое забавное, что иногда учителя тоже не хотят знать правду. На неё надо как-то реагировать, вскрывать причины, наказывать причастных… А там такое может всплыть, что ну его нафиг. И вот тут начинаются танцы под неслышную музыку?

— Говори!

— Не скажу!

— Говори, а то знаешь что!

— Не знаю и знать не хочу! Казните меня семеро!

— Ну как хочешь. Упал и упал. В следующий раз аккуратнее бегай.

Так что… не знаю. Не знаю, как себя поведет классная, чего она хочет. С другой стороны, кто мне эти одноклассники? Они уже всё показали, чмошники они. Ну или просто не из моего отряда.

Русский язык последним уроком, синяки на морде не то, что не прошли, а расцвели как маки по весне. Не так ярко, конечно, но заметно намётанному учительскому глазу.

— Корчагин, встань! Что с лицом?

— А что, незаметно?

— Перестань хамить и отвечай на вопрос. — Ха, тётя, да еще хамить не начинал даже. Кстати да, пора бы как-нибудь изобразить. Или не пора пока?

— Ну вы же видите, что у меня на лице синяки. Зачем эти вводные предложения и глаголы в повелительном наклонении? Что вы хотели узнать на самом деле?

— Наш Корчагин, вспомнил всё, чему его учили на уроке русского языка, это похвально. Но я так и не услышала, откуда у тебя синяки?

— Подрался. — В классе стало чуть шумнее за счет отчетливого шушуканья за партами.

— И с кем ты умудрился подраться, да еще и в школе?

— Не, не в школе, мы во двор ходили.

— Это что-то меняет?

— Конечно, свидетелей меньше, чтоб младшим классам дурной пример не подавать.

— Как благородно! Так с кем ты дрался?

— Галина Ильинишна, не волнуйтесь, я их всех запомнил. Один из седьмого класса и двое из восьмого «А». — Шум усилился, я явно играю не по правилам. Но народ пока не понял, обостряю, чтоб нахамить училке или на самом деле буду сдавать пацанов. — Вы с какой целью интересуетесь, помочь хотите? Так я и сам справлюсь, по одиночке подстерегу Ашек. А мелкому и так нормально прилетело, там вроде по чесноку было сначала.

— Что значит, подстерегу? Это как понимать?

— Значит изобью их, напав сзади.

— Корчагин, ты комсомолец или бандит?

— А что, комсомольцы не убивают своих врагов? У нас вся литература наполнена примерами. Гайдар вон сколько народу положил.

— Ты что, совсем не понимаешь разницу между врагами нашей Родины и своими товарищами? — Похоже, Галинишну напугала моя откровенность.

— Какие они мне товарищи, раз нападают трое на одного. — Я по-прежнему семиклашку пристёгивал к этой парочке. Во-первых, было видно, что он у Ашек на подначке. А во-вторых, звучит эпичнее и гадостнее в отношении противников. Информационная война не знает запрещенных приёмов.

— Ты должен назвать фамилии хулиганов, школа разберется и накажет их. Решая вопросы кулаками, ты уподобляешься этим