Авантюрист поневоле - Дмитрий Сайфер Страница 15

Голова существа была, по меньшей мере, загадочной. Во-первых, её форма напоминала нечто среднее между футбольным мячом и тыквой, но той тыквой, которую выбрали для Хэллоуина только потому, что она больше никуда не годилась. Маленькие, как пуговицы, глазки, цвета слабозаваренного чая, таращились на Виктора с выражением странного и слегка тревожного интереса. Эти глаза, казалось, могли одновременно видеть в четырёх разных направлениях, но при этом не были уверены, какой из них на самом деле правильный.

Рот существа находился на некоем удалении от всего остального лица, словно кто-то взял его и немного подвинул вниз и вбок, чтобы не мешал глазам делать своё не слишком убедительное дело. Впрочем, это неудобное расположение никак не мешало ему широко растягиваться в улыбке, которая, хотя и походила на попытку выплюнуть зубы, явно была призвана выражать доброжелательность.

Уши существа — ну, это тоже была загадка природы. Они выглядели так, будто их пришили позже, чтобы не скучно было носить. Большие и мясистые, они топорщились в стороны, напоминая лепёшки, забытые на сковороде в разгар приготовления. Уши явно жили собственной жизнью, время от времени подрагивая, словно пытаясь поймать сигнал с другой планеты.

Звали это существо Игитином, и родом он был с далёкого, всеми забытого уголка, где Межмировой Океан встречается с самым краем всего сущего. Там, на границе миров, царили бури дикой магии, настолько непредсказуемые и разрушительные, что даже самые отчаянные авантюристы предпочитали обходить эти места стороной. Попасть в такую бурю было равносильно подписанию собственного смертного приговора — если, конечно, у вас не было такого везения, как у Игитина.

Игитину же, по несчастливому стечению обстоятельств, довелось попасть в самую сердцевину одной из таких бурь. Он чудом уцелел, но вернулся из неё совсем другим — изменённым до такой степени, что родная мать, будь она у него, не узнала бы. Буря не только выжгла из него остатки прежнего существа, но и оставила после себя весьма специфический дар. Теперь всё, к чему прикасался Игитин, обречено было на несчастье. Причём это не было обычным несчастьем, вроде пролить чай на новый костюм. Нет, это был настоящий катастрофический магнетизм, привлекающий к его жертвам беды всех видов и масштабов.

А в мире, где граница между законом и беззаконием была тоньше паутинки, для того, кто мог буквально наводить беду на окружающих, всегда находилась работа. Конечно, эта работа обычно не предполагала ни долгосрочной перспективы, ни стабильной пенсии, но Игитин никогда не был разборчив. Он стал своего рода живым проклятием, чья репутация росла вместе с количеством тех, кто осмеливался его нанимать... и потом горько об этом жалел.

Для тех, кто оперировал по ту сторону закона, Игитин был находкой. Нужно было избавиться от конкурента, сделать так, чтобы он сам вывалился за борт или, скажем, упал в глубокую яму? Игитин был тем, кто мог довести ситуацию до абсурда, не сделав при этом ни одного лишнего движения. Беды сами находили своих жертв, едва он появлялся на пороге. Но и сами работодатели понимали: слишком долго рядом с Игитином лучше не находиться, ведь его несчастье распространялось на всех, и даже на тех, кто платил ему за работу.

«Это единственное объяснение!» — подумал Тюрин, натянуто улыбнувшись и быстро отвернулся от странного существа. Другой мир — это единственный вывод, который хоть как-то укладывался в голове. Конечно, он всегда считал себя человеком здравомыслящим, не склонным верить в сказки и фантазии, но что ещё оставалось? Если то, что он видел, не было плодом его воображения, значит, логика требовала признать невероятное. Но если это правда, если он действительно оказался в другом мире, то как это вообще произошло? Вопрос крутился в его голове, словно мячик на линии ворот, не давая покоя. И что ещё более важно — как он оказался в чужом теле? И где теперь его настоящее тело?

Внезапно к решётке подошли двое стражников, оторвав его от мыслей. Их доспехи сияли золотом, отражая тусклый свет магических рун на стенах. Это явно не были простые охранники. В их движениях чувствовалась уверенная сила, и даже сквозь шлемы, скрывавшие лица, веяло высокомерием, как если бы они считали, что весь мир вращается вокруг их воли.

Первый из них, высокий и крепкий, усмехнулся и, не глядя на Виктора, извлёк из-за пояса предмет, который Тюрин узнал мгновенно. Это был его плеер. Простой, маленький, но единственный кусочек его прежней жизни, который каким-то чудом оказался с ним в этом странном мире.

— Эй, посмотри, что я нашёл! — проговорил стражник, подбрасывая плеер в воздухе с таким небрежным равнодушием, как если бы это была просто бесполезная безделушка.

Он рассмеялся, но в этом смехе не было ни капли веселья. Это был смех человека, который наслаждается чужими страданиями, словно дети, поджаривающие муравьёв на солнце с помощью увеличительного стекла. Внутри Виктора закипела ярость. Плеер был больше, чем единственной связью с его родным миром, где всё было понятно и упорядоченно.

— Верни мне это, — хрипло произнёс Виктор, стараясь держать волнение в узде. Каждое слово давалось ему с трудом, словно язык был обмотан цепями.

Стражник на мгновение замер, словно обдумывая дерзкую просьбу, затем разразился ещё более громким смехом, эхом разнесшимся по стенам трюма.

— Вернуть? Ты серьёзно? — он бросил насмешливый взгляд на своего товарища, приглашая его присоединиться к этой глупой шутке. — Ты здесь не для того, чтобы что-то просить, Изворот.

Его напарник, более спокойный и, видимо, опытный, бросил предостерегающий взгляд на своего товарища.

— Эй, не стоит дразнить его, — сказал он тихо, но твёрдо, как если бы обращался не только к напарнику, но и к самому Виктору. В его голосе звучало предупреждение — осторожное, но непреклонное. — С ним могут быть проблемы. Лишние проблемы.

Первый стражник, недовольно пожав плечами, спрятал плеер обратно за пояс.

— Ладно, ладно, — буркнул он, словно обсуждал какую-то мелочь. — У нас есть дела поважнее.

Они развернулись и направились прочь, но Виктор уловил настороженный взгляд второго стражника, брошенный через плечо перед тем, как они скрылись за углом. Шаги их постепенно затихли, оставив Тюрина наедине с его мыслями и нарастающей внутри злостью, как огонь, медленно раздуваемый холодным ветром.

***

Другие заключённые уже спали, погрузившись в беспокойные, но привычные сны об ушедших днях и потерянной свободе. Некоторые, впрочем, только делали вид, что спят, их глаза прикрыты лишь наполовину, как у хищников,