Кодекс Рода. Книга 1 (СИ) - Алексей Ермоленков Страница 17

Переодевшись в теплую пижаму, я забрался под тяжелое пуховое одеяло и, уже засыпая, услышал, как ветер шумит в трубе, и подумал:

«Здесь всегда так холодно? А лето бывает?»

Российская Империя. Уральская магическая академия.

Проснулся я от того, что на тумбочке у кровати задребезжал старый металлический будильник. Судя по его виду, он не раз бился об стену или пол, но до сих пор работал.

Откинув одеяло, я зябко поежился и сразу же начал одеваться. В комнате было темно и очень холодно, а ветер продолжал свистеть за окном.

— Доброго утречка, Роман Степанович! — поздоровался Семен, когда я вошел на кухню. — Вы как раз к завтраку.

Он предложил мне поесть в гостиной, но я отказался. В кухне было теплее всего.

— Скажи-ка, где ты продукты взял? — спросил я, тщательно разжевывая бутерброд с сыром и куском отварного мяса. — Здесь магазины есть?

— Есть, — кивнул он и поставил передо мной кружку горячего сладкого чая.

— Во-он, там, — показал Семен в окно. — Только кроме продуктов там ничего и нет. Матушка велела по приезду шапку меховую купить и шубу. Только, где же их здесь взять-то? Надо будет в город выехать.

Я кивал, так как рот уже был занят вареным яйцом с солью.

После завтрака я оделся и на этот раз еще и шарфом обмотался, чтобы теплее было. Когда вышел на улицу, то сразу же замерз от пронизывающего ледяного ветра.

— С гор дует, — сказал молодой человек, когда увидел, как я натянул перчатки и зарылся лицом в шарф. — В такие дни еще холоднее, чем в обычные морозы. Ты бы оделся потеплее, а то моментально продует.

Сам он был в валенках, в дубленке и лисьей шапке, у которой сзади свисал пушистый рыжий хвост.

— Спасибо. Учту, — я направился в академию, завидуя скорости Евы, которая домчалась бы за пару-тройку секунд.

На мое счастье, в академии было тепло. Все-таки, что ни говори, а без магии жить тяжко. Это ж сколько печей нужно было бы, чтобы прогреть такое здание? Я разделся в Гардеробной и поднялся в деканат, чтобы получить расписание. Когда открыл дверь деканата, то надеялся увидеть Еву, но там была только Зинаида.

— Доброе утро! — поздоровался я.

— Доброе, Големов, — сухо отозвалась она и подавила зевоту. Видимо, даже без бала ночь выдалась бессонной. — У нас сейчас будет общее собрание на третьем этаже в тридцать третьей аудитории. Затем мы с вами пойдем на полигон. Первое занятие провожу индивидуально. Потом будете тренироваться в паре, а я только наблюдать. Вопросы есть?

— Нет.

— Держите расписание, — она вытащила из папки, лежащей перед ней, лист бумаги и протянула мне.

Я бегло взглянул на расписание, убрал в карман пиджака и вышел из кабинета. Угрюмые, замерзшие, невыспавшиеся студенты слонялись по коридору в поисках своих деканатов, а затем не спеша разбредались по аудиториям. Поднявшись на третий этаж, я зашел в тридцать третью аудиторию и огляделся в поисках Евы, но ее здесь не было.

«Может, надо было зайти за ней?» — подумал я и поднялся на самый верхний ряд парт, чтобы всех видеть.

Вскоре прозвенел звонок, и явилась Зинаида. Она закрыла за собой дверь и окинула взглядом присутствующих.

— Троих не хватает. Кто-нибудь знает, где они?

Тишина.

— Ну ладно, не будем никого ждать. Начнем, — она спустила со лба очки, раскрыла журнал и принялась монотонным голосом читать правила академии.

После каждого пункта она поднимала голову и спрашивала:

— Есть вопросы? Кому-нибудь не понятно?

Всем всё было понятно, поэтому она продолжала. Главное, что я понял из более чем пятидесяти пунктов — строже только в тюрьме. Каждое предложение начиналось с «Не допускается» или с «Нельзя». Единственное, что разрешалось в академии: хорошо учиться и безропотно выполнять указания преподавателей и наставников.

После того, как занятие закончилось и Зинаида, подняв очки, удалилась из аудитории, вслед за ней понеслись недовольные возгласы.

— Почему нельзя спорить с преподавателем, если мне не понравится, то, что он заставляет меня делать? — пробубнил худой парень с огромным выпирающим кадыком.

— Это-то ладно, — отмахнулся его сосед. — Меня больше беспокоит, что нельзя материться. А если это мой родной язык? Я, может, так общаюсь.

Несколько человек засмеялись, а мне стало неинтересно наблюдать за этим обсуждением, ведь иногда хочется побыть обычным ребенком, особенно если твоя физиология к этому располагает. Как же все-таки приятно пожить обычным человеком. Я вышел в коридор и вытащил из кармана расписание. На нем было написано, что следующее занятие на полигоне номер два.

— Где этот полигон номер два? — я озадаченно оглянулся.

Полигоны не могли располагаться в самом здании академии, ведь я уже был на всех этажах. Тогда, где? Я посмотрел на заледеневший студенческий городок, по которому носился неистовый ветер, поднимая вчерашнюю снежную крошку, и в ужасе подумал:

«Неужели на улице?»

— Рома, привет! — мне навстречу шел улыбающийся Егор. Он выглядел бодрым и отдохнувшим.

Мы обменялись рукопожатием, и я показал ему расписание.

— Полигоны там, за студгородком, — махнул он рукой.

— За городком? — ужаснулся я и покрылся мурашками. — А нет ли возможности добраться туда не пешим ходом? — спросил я с надеждой.

— Конечно, есть. Пешком целый час будешь топать. Пойдем, покажу, — он подвел меня к окну и ткнул пальцем в скалы.

Они располагались впритык к главному зданию, огибали городок, исчезали вдали и вновь возвращались с другой стороны. Также отсюда, с третьего этажа, можно было разглядеть далекие снежные вершины настоящих гор.

— Короче, идешь туда, садишься на тарантайку, похожую на зародыш поезда, и едешь до полигонов. Обратно возвращаешься по этому же пути. Но, если ты боишься замкнутых пространств, то лучше иди пешком. Честно сказать, в туннеле не очень-то комфортно находиться. Лично я его терпеть не могу.

Я поблагодарил за помощь и зашагал к лестнице.

«Туннель… тарантайка…Может, он пошутил надо мной?» — подумал я, но оделся и вышел из здания академии через парадный вход вслед за тремя студентами.

Оказалось, что на улице довольно многолюдно. Я влился в толпу, двигающуюся налево, и, обогнув дворец, увидел скалу, а в ней огромный туннель, освещенный большими лампами, и железнодорожную платформу. В словах Егора про тарантайку была толика истины. Три небольших скрепленных вагона больше напоминали крытые кареты на узких колесах, чем настоящие вагоны поезда. В первом сидел машинист и в нетерпении дергал за шнур, отчего гудок на крыше пронзительно визжал.

— Через полминуты отъезжаем! — прокричал он в открытое окно толпе студентов, не спешащих рассаживаться.

Мне было холодно, поэтому я заскочил в последний вагон и с удовольствием отметил, что здесь довольно тепло и