Физик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан Страница 17

Он с диким выражением лица поднял голову к потолку, словно пытаясь рассмотреть смеющегося Бога, что так жестоко над ним пошутил. Правда, никого и ничего, кроме потока серого цвета, он там так и не разглядел. «Ленинград⁈ Ха-ха-ха! Мне восемьдесят три года и я в блокадном Ленинграде! Господи, ты понимаешь, что сделал⁈ Я же тут и полгода не протяну. Через пару месяцев немцы сделают колечко, начнутся каждодневные бомбардировки, в результате которых сгорят продовольственные склады. Власти введут продовольственные карточки, ставшие мерилом жизни и смерти. Еще через месяц нормы продовольствия снизят вдвое, через два месяца — в полтора раза. Тут здоровые молодые люди превратятся в скелеты, пожилые и больные же вымрут, как класс. Я же после болезни даже по-маленькому сам сходить не могу. О какой тут работе над супероружием можно говорить? К тому же у меня больше ничего не осталось — ни образца изобретения, ни чертежей, ни записей. Пока я все восстановлю, пройдет уйма времени. Как теперь что-то делать?». До ученого, наконец-то, дошло, что все его планы, который он строил еще в Нью-Йорке, оказались пустыми. «Что на меня тогда нашло⁈ Это было какое-то помрачнение сознания! Какой от меня сейчас толк⁈ Я развалина! Мне восемьдесят три года! Бог мой, столько не живут! Что я смогу здесь сделать? Как я смогу помочь Союзу? Как? Неужели я искренне верил, что мое изобретение сможет что-то изменить⁈ Ха-ха-ха…».

Следом за осознанием собственного бессилия что-либо изменить к нему пришла злость на самого себя. Кипящая, дурная, она забурлила внутри него с такой силой, что кровь ударила в голову. Теслин с яростью стал поливать себя оскорблениями, обидными прозвищами и кличками. Самому себе он казался жалким, бесхребетным, совершенно ни на что не способным. «…Жалкий червяк! Что ты ноешь? Ты ведь даже еще не попробовал что-то сделать! Только собрал прибор и сбежал из страны. Все! Больше ничего ты не сделал!». Ученый презирал себя за эту слабость, презирал свои пораженческие мысли. «Что обосрался, Николай? Решил поднять лапки и сдаться? Раньше ведь ты таким не был…». Он говорил о себе в третьем лице, словно об одном из своих товарищей. Привычка вести такой разговор с самим собой появилась у него после смерти супруги. Сейчас же это стало для Теслина жизненной потребностью. «Чего ты испугался, старый хрен? Это же твой шанс поквитаться с этой коричневой гнидой! Неужели ты не понимаешь, что можешь все изменить в своей жизни Ты спасешь своих родителей. Коля, не будет проклятого Саласпилса! Из голодных деток не будут выкачивать кровь! На них не будут испытывать яды и лекарства… Ты можешь даже… испепелить бесноватого фюрера!».

От охватившего возбуждения его начало потряхивать, что не осталось незамеченным со стороны соседей по палате. Те тут же начали орать, пытаясь докричаться до кого-то из врачей.

Сейчас в Ленинграде уйма предприятий, на которых дикая нехватка профессиональных кадров. Уверен,

— Э-э, дед, что с тобой? Слышишь⁈ Помирать что ли собрался? Дед? — ушедшего глубоко в свои мысли Теслина вдруг затормошил парнишка, больной с соседней койки. — Эй, кто-нибудь! Сестренка? Тут деда трясти начало! Слышите⁈ Окочурится сейчас!

Лицо Теслина кривили гримасы, заставлявшие его то улыбаться, то скалиться от злобы и ярости. Вместе с пробегавшей по всему телу дрожью это выглядело жутковатым зрелищем. «… Мне нужны приборы, детали, проводники, кабель. Нужна целая мастерская, чтобы заново собрать электромагнитную установку по капсулированию плазмы… Что я ломаю голову? Ленинград сейчас промышленный центр. Здесь уйма предприятий, где можно раздобыть всю элементную базу. То, что надо! Там моя возня с железками будет выглядеть совершенно естественной и ни у кого не вызовет подозрений. Осталось выяснить, нужен ли кому-нибудь восьмидесятитрёхлетний инженер, едва таскающий ноги?». Правда, додумать эту мысль ему не дал вбежавший врач, что не так давно у него уже был в палате.

— Все нормально, — прохрипел Теслин, принявшемуся было его тормошить доктору. — Пить захотелось, спасу нет… Все нормально.

Глава 7

Обретение силы

С этого дня Николай Михайлович превратился в самого исполнительного и ответственного выздоравливающего. На процедуры — он первый, ставить уколы — снова Теслин, принимать таблетки — у него уже тянется рука, кушать — тут же хватает ложку. В столовой, встречая его жалостливый взгляд, ему без вопросов накладывали добавки. На второй день после своего пробуждения ученый уже начал вставить и с помощью медсестры, дородной сестрички, добираться до окна. К концу недели на его ковыляющую по коридору фигуру уже никто не обращал внимания, хотя поначалу приходили смотреть, как на диковинного зверя. Словом, через две недели тот самый доктор обрадовал его известием о скорой выписке. Мол, воспаление почти прошло и для своего возраста у него просто идеальное здоровье.

— … Очень хорошо, Николай Михайлович, очень хорошо. Бегать не знаю, но танцевать, пожалуй, разрешу. Немного, конечно, в пределах разумного, — улыбнулся слушавший его дыхание доктор. — По поводу вашей просьбы хотел вот что вам сказать… Вас привезли к нам едва живого. Никаких бумаг мы при вас не нашли. Скорее всего все ваши документы сгорели в санитарном поезде. Думаю, мы вам пока справку выпишем. Мол, Теслин Николай Михайлович, уроженец г. Мурманска, действительно, находился на излечении в госпитале №782 с 24 июня и по 30 июля 1941 г. После заявление в милицию напишете, где все изложите в подробностях…

Теслин удовлетворенно прогудел в ответ. Такое расклад с документами ему подходил самым наилучшим образом. С такой «крышей» никто и не посмеет на него косо смотреть. Все быстро сделают.

И оставалось еще одно дело, с которым, как он думал, врач мог ему помочь. Теслину, «кровь из носа», нужно было оказаться поближе к какому-нибудь производству, где можно было раздобыть инструменты, разные агрегаты, детали и приборы. Будь у него такой доступ, проблема с его изобретением была бы решена. За несколько дней смог бы собрать новое оружие.

— У меня, доктор, еще одна просьба есть. Я же дипломированный инженер с таким опытом работы, что не каждый пожить столько успел. Почитай, с десятилетнего возраста у машин и генераторов кручусь. Каждый винтик в них своими руками перебрал, — врач с удивлением его слушал, видимо, не понимая, о чем он мог попросить. — Хочу, доктор, пока еще силы есть, городу и людям помочь. Люди между собой говорят, что на фронт много рабочих с производства ушло. Я, конечно, у станка уже не осилю стоять, но кое-в чем помочь смогу. Может подскажешь, к кому можно обратиться…

К счастью, у врача был на примете такой человек, находившийся прямо здесь в госпитале с подозрением на пневмонию. Не откладывая дела в долгий ящик, Теслина в этот же день повели знакомиться.

У лестницы, ведущей на второй этаж, доктор остановился и показал на невысокого плотного мужчину в халате, курившего у окна. Тот подпирал стену с таким угрюмым и в тоже время потерянным выражением лица, что подойти было страшно.

— Это Маринов Абрам Михайлович. Возглавляет городскую электрическую станцию № 5 «Красный Октябрь», что в Уткиной Заводи, — при этих словах Теслин едва не подпрыгнул; электростанция для его дела подходила просто идеально. Ведь, для нового оружия нужен был мощный источник энергии. — Слышал, что во время вчерашней бомбежки у них начальник энерголаборатории ранили. Сейчас срочно ищут нового…

Придержав за руку ученого, доктор помог ему подняться на первый пролет лестницы.

— Абрам Михайлович, дорогой, как ваше «ничего»? Смотрю, сегодня вроде выглядите посвежее, — добродушно прогудел врач. — Еще денек нас потерпите. Не хмурьтесь, не хмурьтесь. Надо, значит надо. Запустили вы себя, голубчик, — тот все порывался что-то сказать, но врач не давал ни слова вставить. — Кстати, рядом со мной решение одной ваши проблемы, — врач с загадочным выражением лица кивнул на Теслина. — Позвольте отрекомендовать вам Николая Михайловича Теслина, дипломированного инженера, — на этом слове он сделал явное ударение. — Опыт огромен. Если не ошибаюсь, он гайки крутил, когда и ты и я под стол пешком ходили. Так что, товарищ Маринов, бери, не пожалеешь.