Собиратель земель (СИ) - Старый Денис Страница 17

Вот только, как человеку, мне не нравится быть пешкой. Между тем, вредить Изяславу тоже нельзя. Чем же я тогда буду отличаться от князей, стремящихся к раздробленности? Но стребовать кое-какие материальные блага нужно обязательно и впредь учитывать больше факторов.

— Мстислава Ростиславовича, княжича, нужно вернуть. Иначе князя в его гневе мне не удержать. Прольется слишком много православной крови, — после долгой паузы сказал Нифонт.

— Я не знаю, кто скрал Мстислава. Кто это сделал, должен был назвать условия освобождения. Если это деньги, то мои люди здесь точно не при чем. Если потребуют отдать княжича взамен моего освобождения, то это могут быть мои люди. Выпусти меня, и я даю слово, что сделаю все, что от меня зависит, чтобы освободили Мстислава. Далее… Ростислав должен умереть…

— Да, как ты смеешь⁈ — взбеленился Нифонт.

— А ты видишь хоть какой-то выход при том, что Ростислав Юрьевич останется жив? Так научи меня, о мудрейший! — сказал я, позволив себе иронию.

Нифонт замолчал. Вновь стал расхаживать, поглаживая свою рыжеватую бороду. Наверняка он прикидывал, как выйти из положения. Думал об этом и я.

Допустим, оставлять все, как есть, с моим заточением или даже убийством. Братство будет сопротивляться. Мало того, я уверен и в хане Аепе, в помощи рязанцев и муромцев. Учитывая тот факт, что ряд крупных городов Владимирской Руси не контролируется Ростиславом, и без помощи великого князя киевского Ростислав Юрьевич проиграет.

Второй вариант развития событий для новгородцев — это закрыться во Владимире и отправить большинство воинов к Новгороду, чтобы не допустить захват этого города киевско-смоленскими войсками. И даже в этом случае нужно какое-то политическое согласование и урегулирование. Если Ростислав Юрьевич не признает верховенство власти Изяслава, то война продолжится. Слишком много сделал заявлений на людях князь Ростислав, чтобы в итоге без боя пойти на поклон в Киев. А любой бой — это, скорее всего, поражение.

Третий вариант предлагал я. Этом случае нет Ростислава. Он должен умереть. Пусть его сын, тот же Мстислав, которого мог украсть сотник Стоян со своими людьми, становится новгородским князем. Северо-западная Русь в таком случае получает посадников из Киева. И устанавливается полное единовластие на Руси. Конечно же, и новгородское вече, и новгородский князь присягают Изяславу и оставляют за великим князем право запрета, вето, на избрание нового новгородского князя.

Последний вариант я и озвучил.

— Я не вижу, что твое предложение может быть исполнено. Но я хочу поменять тебя на Мстислава. Но ты придержишь княжича у себя. Я уже что-то начал понимать и вижу участие твоих людей в похищении. Уже то, что похитители были в панцирях, говорит об участии Братства. — Нифонт будто выжимал из себя слова, говорил то, чего не хотел, но, что сказать был должен. — Покажешь княжича тогда, как я тебе скажу.

— Ты имеешь право меня отпустить? — с сарказмом спросил я.

— Права не имею. Надевай рясу, и пусть твои воины это делают. Я выведу вас за город, а дальше сами. Братство должно прекратить любые действия против Новгорода и Ростислава. Увести своих людей из городов Владимирской Руси. Без твоего участия Изяслав не пойдет на Новгород. И усобица будет слишком кровавой без участия Братства. Изяслав может не решиться на войну, — Нифонт достал крест и протянул его мне. — Целуй крест на том, что клянешься сделать то, о чем я сказал!

Я поклялся, точно будучи уверенным, что клятву нарушу. Неужели не понимает Нифонт, что клятва лжесвященнику, нерукоположенному, непризнанному архиепископу ничтожна? Или, по крайней мере, у меня есть возможность без ущерба для себя, нарушить крестоцелование.

Глава 8

Дом — это место, куда хочется возвращаться, где ты расслабляешься, напитываешься энергией для новых свершений. Но дом не может быть пустым, безжизненным, будь он хоть трижды благоустроен и с золотым унитазом. Если нет тех людей, которые наполняют дом, то это всего лишь неуютное жилище.

Это я ощутил в полной мере, когда вернулся в Воеводино и не увидел там жену с сыном. Оказывается, они для меня теперь стали тем наполнением, которое превращает любое жилое помещение в милый сердцу дом. Права народная молва про рай в шалаше? Безусловно, если шалаш трехэтажный со множеством комнат.

Но релаксировать не время. Шла работа и мне необходимо было в нее включаться. Так что выспавшись за день, я собрал большое совещание. Хотелось бы даже собрание назвать Военным Советом, так как даже вопросы промышленности и сельского хозяйства в условиях почти войны заиграли новыми, воинственными, чрезвычайными красками.

Дело в том, что из Суздаля, как города, ближе всего находящегося к землям Братства, хлынул людской поток. Люди бежали уже от голода. У них же забрали запасы еды, а когда свершился бунт, так последние крошки подобрали, набили ими животы и опомнились, но не сразу, что больше почти что ничего и не осталось.

Наши успехи и небезосновательные слухи о высокой урожайности, как следствие, и сытой жизни, создавали образ Воеводино и других поселений Братства, как Эльдорадо, страны обетованной, где один колосок ржи весом с полпуда. Вот и повалили люди.

Поток людей — это сравнительно. Можно ли назвать в будущем переселение чуть менее двух тысяч человек потоком? Нет, так, текучка, малозаметная даже для мелких стран. Но здесь и сейчас — это вопрос выживаемости. Чем мне кормить такое количество людей? Безусловно, на зернохранилищах хватает зерна, есть даже маринованные овощи и много соленых грибов, в том числе сушенных, есть и мясо. Вот только все это рассчитано на проживающих на территории людей самого Братства, как и частично на тех, кто сюда прибудет уже в относительно ближайшем будущем, не позже, чем через месяц. В том самом огромном обозе из империи ромеев.

Но идеологически, в соответствии с христианской моралью, да и по-людски, я не мог не помочь, даже в ущерб своим крестьянам. Не бескорыстно, с тем, чтобы после пристроить этих людей к делу, а некоторых так и переселить на окраины русской зоны влияния, в Пермский край. Но никто из них с голоду не умрет.

И это будет происходить, никак не в ущерб ремесленникам, которые становятся некоторой привилегированной кастой. А как иначе, если люди производят высокотехнологичную для этого времени продукцию? Так что быть женой подмастерья, тем более мастера, мастера — это кататься, как сыр в масле и быть уважаемой женщиной. Также, кстати, женщина — это существенное подспорье для того, чтобы ремесленники не смотрели по сторонам, чтобы сбежать. Нужно, чтобы они обросли барахлом, которое оставить жаба задавит, ну, и женщиной с детишками повязать.

Впрочем, люди в этом времени отнюдь не разбалованы. Мало того, так они ломают мои стереотипы о человеческой природе. Я-то считал раньше как? Если работнику положить зарплату в условную тысячу денег, то он уже скоро захочет две, а через некоторое время посчитает, что и три тысячи оплаты его труда вполне заслужены. Сперва ел курицу, после перешел на индейку, но и она так себе, можно уже переходить и на мраморную говядину, отрицая сам факт возможности вновь есть только курицу.

В этом мире не так. Здесь люди умеют ценить то, что есть. Почему? Я как-то задался этим вопросом. На мой скромный взгляд, люди средневековья все равно ждут подвоха, ожидают, живут в тревоге, с пониманием того, что уже завтра всего достатка не будет. Постоянное ожидание голода, лишений, болезней и войн заставляет людей ценить настоящее, благодарить Бога, что имеетсяпрямо сейчас шуба и не холодно, а в горшке каша с мясом, да лепешка.

И у меня складывалось такое ощущение, когда я только въезжал на свои земли, что многие были с настроением, которое я бы охарактеризовал такой фразой: «Ну, наконец-то, что-то плохое. Уж лучше такое испытание, чем голод или болезни». Люди ждали негатива и радовались тому, что это самое плохое случилось и оно оказалось далеко не самым плохим.