В поисках смысла (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич Страница 18

— Не ругай меня только. Волков приезжал с семью уланами. Говорит, за ним сила. Уговаривал за себя идти.

— И что именно говорил?

— Что меня любит. Не винит ни в каком преступлении. Что, дескать, ты меня обманул и заставил. А я наивная согласилась. Обещал пылинки сдувать.

— С его точки зрения логично все. Есть преступник, которого покарать надо. Есть женщина, которую надо спасти. Он карает и спасает. По своему он прав. Что скажешь?

— Он карает и спасает не по своему усмотрению, а по закону, который ему другие написали. Только для себя выгоды хочет. Так не бывает. Сердце по бумагам, тюрьмой да силой не завоюешь. Не будет счастья ему.

— Я не про него. Я про тебя.

— А что я? С тобой навсегда. В Сибирь? Значит в Сибирь. Только если докучать будет, сбежать хочу, чтоб и следа не сыскать было.

Я отдал распоряжения. А ночью невдалеке проскакал целый эскадрон. Молодецкие посвисты да выкрики. Мои себя показывают. Солдаты бегали «В ружье». Я улыбался. Всегда приятно ощутить результат. Желаете спокойствия и удачной встречи Императора? Ну-ну.

Утром прибежал запыхавшийся лейтенант, начальник тюрьмы.

— Очень прошу отнестись со всем пониманием. Не подводите под монастырь, Андрей Георгиевич. Мое дело служивое. И так стараюсь скрасить вашу участь, как могу.

— Свою участь я сам скрашу, как в голову взбредет. О своей думайте. Но стремления ценю. И учту.

— Уж учтите, сделайте милость.

— Тогда пропускайте ко мне беспрепятственно посетителей, чтоб они по ночам не стучались.

— Что ж, извольте. Только не шумите в поздний час, жители окрестные волноваться будут.

— Пьянок не будет. Мне поговорить нужно.

К вечеру у меня сидят старейшины во главе с Егором. Часового на двери сменил мой человек. На время. Тому дали еды и рубль ассигнацией.

Время, когда чувствовал себя оставленным, прошло. Появилась решимость и даже жесткость. Принял доклады с мест. Все хорошо. С яицкими казаками разошлись миром, поделили дороги. Даже договорились о переговорах со мной. Представитель должен прибыть после осенней распутицы, когда урожай соберут. Очень импонируют им мои отношения к староверам. После поражения Пугачева, которого казаки поддержали, Екатерина Вторая переименовала их в Уральских, а реку Яик в Урал. И лишила автономии. Конечно, это не крепостные крестьяне, но былой вольницы уже нет. А хочется.

— Очень перспективное направление, — кивнул я, — правильно, все сделали, говорю. Нам с ними дружить надо, а потом и породниться.

— Так и мы вроде казаков? — спрашивает один из старейшин.

— Нет, и не надо вешать на себя эту метку. Мы — народ. Но мысль хорошая. Это для властей мы можем быть вроде казаков. А для себя мы должны быть тем, кто есть. Своими, родными, близкими. Для которых сначала семья, род и племя, а потом уже все остальное.

— А как же иноплеменники?

— А так же. Вы француза имеете ввиду? Если достойный человек и с нами, то наш. Да что объяснять?! Сами не видите что ли? Есть родня хуже чужих, а есть чужие ближе всех родных. Что толку одной крови быть с генералом, коли он служит другим за счет наших жизней, которые не жалеет? В этом у казаков можно поучится. Берут к себе всех достойных, а там все казаками становятся. Так и у нас пусть будет.

— Так не хочешь бежать? — Спросил Егор.

— Зачем? Я ваш представитель перед этой властью. Зачем мне от нее бегать? Сначала разобраться надо. Если не получится, тогда начнем по-другому. Действительно, как казаки.

— А что там получаться? И следователя твово, и Волкова этого в болото, чтоб воздух не поганили. Кто вякнет против, тоже долго живым не проходит.

— Подход верный. Так все и будет. Давайте чуть подождем, когда вякать начнут. Недолго осталось.

— Как скажешь. Парнишки наши тут постоянно, только кивни, тотчас записку снесут. Алена прочтет.

— Да я вижу, местных уже застроили.

Нашей молодежи хоть и приехало чуть больше десятка, но местных поколотили знатно. Те собрались в ответ в три раз больше. Но и так огребли. Теперь любого из наших, даже самого младшего, стороной обходят и сильно уважают.

— А пущай знают зарайских. Тут еще, это, мещера появилась. Точнее, мы до нее дошли.

— Племя?

— Ну, как племя, мещерско-башкирское войско. Навроде казачьего, только атамана у них нет. Тептяри в нем.

— Это еще что за экзотика? Народность?

— Сословие, как казаки, только из чувашей, остяков, удмуртов, татар, башкиров, мордвы.

— И полки казачьи есть из них?

— С Бонапартием воевали и полки.

— И что хотят?

— Пока ничего. Осторожно с ними надо. Миролюбивые, но при оружии. Правда, луки со стрелами, редко ружья фитильные, да сабли кривые с кольчугами.

— Мда. Действовать, как всегда. Нас никто не должен видеть и слышать. Мы должны видеть и слышать всех. Тайна — наш единственный союзник. Выведут на свет, тут же сделают казачье войско, подчинят, приструнят и заставят на себя служить. Проводите переговоры, ищите людей. Организуйте их по своему порядку. И жесткий контроль. Если с нами, то все для них, если предадут, не щадить. Так и объясняйте.

За две недели я обжился и занимался делами даже больше, чем раньше. Каждый день ко мне кто-то приезжает. Тюремщики вежливо здороваются со всеми. Следователь не появлялся. Как сказал начальник тюрьмы, и не появится, пока Государя не проводят.

Приезжал Петров проведать. Рассказал, как идет прием. Он теперь знаменитость. Приезжают из обеих столиц по сложным вопросам. Несколько раз вызывали для операции важных лиц в Москву. Усиленно предлагают перебраться туда лечить купцов и аристократов, дом обещают выделить и клинику построить. Но Сергей пока не хочет без меня никуда.

Заявился управляющий Рыбин. Серьезно и торжественно дал отчет о жатве и прочих делах, заверил, что никакое мое печальное положение не повлияет на партнерские отношения, которыми он очень дорожит. И даже приедет ко мне в Сибирь, коли на то нужда будет. Мы согласовали прожекты воспитательных домов, мельниц и мелких заводиков, вроде клееварного.

Неожиданно появился Алексей, трактирщик из староверов-странников. Принес узел с всякими вкусностями солеными и копчеными, жареными и паренными. Сказал, что раз я в тюрьме, на меня пост не распространяется. Рассказал о делах. И передал благословение старца Амвросия. Тот говорит, что искушений сверх силы не дается, зато дальше самое главное нос не вешать, и смотреть, что Господь откроет. А Он обязательно откроет. Тогда уж не теряться и брать, что дают. За нас молятся и все будет хорошо.

Утром девятнадцатого августа запыхавшийся мальчишка прорвался ко мне. Цыкнул на солдата так сурово, что тот не возразил.

— Черный Лис, для тебя срочное письмо, — торжественно заявил отрок, — на словахпередали сказать, что приезжал верхами капитан с двумя еще, тебя ищут. Велено предоставить в губернаторским дом в Мереславле. Им сказали, что ты в тюрьме. Так они хмыкнули, по седлам прыгнули да ускакали.

— Хорошая новость, Летящий Еж. Тебе сколько лет?

— Тринадцать.

— За что имя такое получил?

— В меня ежа кинули. Я поймал и не заплакал.

— Достойно. Пойдешь со мной юнгой в южные моря?

— Пойду! — Мальчишка аж задохнулся.

В записке было тоже самое с припиской, что лабораторию заканчивают перевозить, химик возмущается, но жена его усмиряет. Потому как за его жизнь опасается.

Ага, значит, ищут. Вскоре я увидел подтверждение. Но сначала услышал. На первом этаже начальник тюрьмы докладывал кому-то: «Кушает хорошо. Очень кулебяку с грибами уважает. Благодушен, когда сытый».

Ко мне зашел чиновник.

— Андрей Георгиевич, извольте собираться. Сегодня прибыл Государь и ожидает вас в губернаторском доме.

— Не пойду.

— Как так? Высочайшее повеление!

— А так. Я уже настроился жить в тюрьме. Это и передайте. Надо, пусть сам приезжает. Вместе со следователем, который меня сюда упрятал.

— Возможно досадное недоразумение. Вы должны понять.