Становление (СИ) - Старый Денис Страница 18

Степан, как самый младший, в компании братьев казался несколько забитым. За счет Степана самоутверждался старший брат. Лидером компании был, безусловно, Александр Борисович. Он считался и мозгом рода, и его двигателем. Ну и то, что именно старший брат являлся личным, может и единственным, другом государя, всегда прибавляло статуса Александру.

Средний из братьев, Алексей Борисович, был, как бы сказали в народе, «ни то, ни се». Отсюда, наверняка, и было удивление у Александра Борисовича, когда он узнал, что именно средний брат, Алексей, смог прорвать опалу и даже заявить о себе в высшем свете. При этом, мой покровитель ходил словно по лезвию ножа, но даже и не поцарапался. И это было не похоже на Алексея ну, совершенно. А еще эти письма от брата… Нет, Алексей был образованным человеком, но образование это было неглубоким, поверхностным. Александр не мог не знать, если это знаю я, что Алексей порой заучивает выражения некоторых великих людей, чтобы при случае процитировать мудрое высказывание, делая это не всегда уместно.

Когда столько нестыковок и новых, до селе незамеченных, вводных в поведении Алексея Борисовича, начинается поиск, кто замешан в подобных метаморфозах. Единственным человеком, кто попадает под подозрение, это я.

Алексей Борисович чинно, но, все же, несколько поспешно и скомкано представил меня своим братьям.

— Не соблаговолите, Михаил Михайлович, разделить с нами обед? Вы почти вовремя. Была только одна смена блюд. Кстати, господин Сперанский, мы испробовали салат, названный «Цезарем». Говорят, что такое кушанье — ваше изобретение, — говорил со мной Александр Борисович, сразу показав, кто, на самом деле, в доме хозяин.

— Смею надеяться, это не единственное блюдо, которое может быть вполне приятным на вкус. Я, ваша светлость, увлекаюсь кулинарией, — сказал я, присаживаясь за стол.

— Слово «кулинария» забавно. Это же латынь? Чудно, как и многое, что вокруг вас происходит, — это уже подал голос младший, Степан Борисович.

Понятно. Это экзамен. И экзаменаторов тут два, студентов же, которым и нужно отвечать на билеты и дополнительные вопросы, так же два.

Я и Куракин нынче проходили свое освидетельствование на профпригодность, наверняка, и на лояльность. Зря они определяют меня в свой клан, мои устремления более возвышенные, чем быть собачонкой Куракиных. Но здесь и сейчас необходимо подстраиваться под действительность, а то можно прослыть заносчивым авантюристом.

— Вы сегодня были на докладе у его императорского величества? Как прошло? — спросил Александр, по-хозяйски так спрашивал, словно я обязан ему докладывать.

При этом, Алексей Борисович все еще молчал. Наверняка, его пропесочили раньше, до моего появления.

— Спасибо, ваша светлость, государь был доволен, — скупо отвечал я, чем намекал, что не только подробностей не будет, но и вообще тема неуместна.

— Да, скажите, от чего вы нас называете «светлость»? Безусловно, это имеет место, если окунаться в глубину веков, откуда и вышел наш род. Гедыминовичи были на одном положении в местничестве с Рюриковичами, но все же, при иных, называйте «сиятельствами», — поправил меня Степан Борисович.

— Михаил Михайлович так и поступает, Степан! — с металлом в голосе сказал Алексей Борисович.

Ну хоть младшего своего братца одернул.

— Полноте, — улыбнулся Александр. — Всяко мы благодарны должны быть. Алексей оказался подле государя. Нынче Павел Петрович всячески благоволит к нам. Думаю, что некая заслуга в том есть и ваша, Михаил Михайлович. Мы, Куракины, умеем быть благодарными.

Экзамен прошел? Я настроился на большее. Ну так лучше. Оценка в зачетке, теперь что? Встал вопрос о повышенной стипендии?

— Михаил Михайлович, — после некоторой паузы начал говорить Александр Борисович. — Вы стремительно вошли в жизнь нашей семьи. При этом, существуют обстоятельства, в коих вы, господин Сперанский, поставили в зависимость от себя моего брата.

— Александр! Я не растерял способность самостоятельно изъясняться! — повышая тон, сказал Алексей Борисович.

— Да я и не умоляю твоих заслуг и способностей, Алексей, но… — Куракин-старший ухмыльнулся. — Имение в Белокуракино по присмотром господина Сперанского, орловские поместья так же уже проверяются людьми господина Сперанского, он пишет проекты, которые оказываются на столе императора.

— Михаил Михайлович, вы не держите обиду на моего брата, что он высказывается о вас в третьем лице, но все действительно так. А теперь еще именно вами отлажена работа в Правительствующем Сенате. По сему мы обязаны понимать то, какой человек теперь рядом с нашей семьей, — весьма дипломатично и даже дружелюбно объяснял Степан Борисович.

А на что я рассчитывал? Ладно Алексей Куракин. Я оказался рядом с ним, когда тот был если не в отчаянии, то явно растерявшимся, запутавшимся в жизни. С такими людьми достаточно просто работать. Даешь им надежду, подкрепляешь ее реальными делами, сдабриваешь обещаниями «по вкусу». И все — блюдо готово.

Александр Борисович иной. Он прибыл в Петербург не как опальный вельможа, а как победитель. Даже в столице распространялись сплетни, на ряду с действительными свидетельствами, что старший брат Куракиных устроил у себя в имении Саратовской губернии, названой «Надеждино», чуть ли не Версаль. Пышность приемов у, казалось бы ссыльного, Александра Куракина уже притча во языцех.

И понятно, почему он это делал. Мстил, доказывал свою состоятельность. Не бежал, чтобы спрятаться, а на показ в очень гибкой форме посылал всех причастных в опале Александра Борисовича к черту. Ну а еще он умный человек, прошедший через множество интриг, но не предавший Павла Петровича, от дружбы с которым князь Александр Борисович Куракин никогда не отрекался.

— Я все, понимаю, господа, — с некоторым вызовом начал говорить я. — Меня нельзя упрекнуть в том, что я хоть что-то сделал вопреки интересов его светлости Алексея Борисовича. И впредь не имею намерений будь каким образом вредить вашей славной семье. Напротив, вы можете мной располагать.

Я говорил несколько обиженным тоном. Тут был определенный расчет. Во-первых, обо мне разговаривали в третьем лице, когда я присутствовал. Уже такое обращение могло быть не причиной, так поводом для дуэли.

Во-вторых, я показывал своим тоном, что посчитал Куракиных недостаточно благодарными. Они меня приютили, вернее это сделал Алексей Борисович? Так нет, всего дали пансион, согласно договоренностям. Мне доплачивали за обучение детей? Кстати, нет. А хороший учитель — это дорого, весьма дорого. А я, смею утверждать, что отличный учитель. А то, что у нас есть договоренность по прибыли имения, так в подобном, когда не нужно вникать в хозяйственные дела, могут быть заинтересованы многие и многие помещики, которые находятся на государственной службе.

— Я уверен, что вы все правильно поняли. В любом случае ответили вы так, как того и мне желалось. Будьте рядом с нашей семьей, мы окажемся благодарными. Мы, согласны с тем, чтобы вы обследовали все наши имения и готовы заключить договор, подобный тому, что у вас имеется с Алексеем Борисовичем,- говорил Александр, прожигая во мне дыру своим взглядом. — Ну и следующее, сегодня на приеме вы будете присутствовать, как наша креатура. Если понадобиться, что прочтете стихи. Обязательно, в таинственной обстановке, по великой тайне, должна прозвучать «Молитва» и гимн. Я уговорил государя принять временным гимном Российской империи именно ваше произведение. Стоит ли объяснять, что именно будет значить то, что гимн империи, как и главный вирш на коронации, прозвучат в доме Куракиных?

Мне оставалось только благодарить, причем делал я это искренне, то и дело, посматривая именно на Александра Борисовича. Да, это был человек прожженный. Он уже включился в систему моих отношений с его братом. Вот и продвинул гимн и мои стихи. Нужно будет быть настороже, вместе с тем, я пока откровенно не желаю зла Куракиным, напротив, мне с ними по пути еще, думаю, до пяти лет.