Конторщица-2 (СИ) - Фонд А. Страница 19

Дома мне предстоял серьезный разговор с Риммой Марковной, хоть и поздно уже. А вот завтра в обед я планировала навестить «опиюса» и обсудить с ним подробно график воспитания дочери его сожительницы, и рассчитывала я получить рублей семьсот, не меньше. Все ж не чужой человек Светке, практически отец творческого семейства.

Затем мне предстоял поход в институт, нужно донести обещанные документы и узнать расписание вступительных экзаменов.

А уж потом, после этого, надо заскочить в органы опеки и попечительства, благо это совсем рядом… Нехорошо же, что маленького ребенка родители бросили у чужих людей… а Лидочка Горшкова — совершенно посторонняя тетя. Очень надеюсь, бедного ребенка рано или поздно вернут непутевым родителям.

В общем, планов — громадьё.

Глава 12

Я открыла дверь и тихо вошла в квартиру. Пахло корвалолом.

На кухне горел свет. Римма Марковна ждала меня.

Я зашла на кухню и села напротив нее за стол.

Цокал будильник.

Пауза затягивалась.

— Знаешь, Лида, — Римма Марковна сглотнула, притянула к себе стакан с остывшим чаем и сделала глоток. Зубы ее стукнули о стекло, — я же понимаю, отдаю себе отчет, что не надо было… Светочку не надо… я не должна была…так…

— Тогда зачем?

— Сложно объяснить… — вздохнула она и надолго замолчала, уставившись невидящим взглядом на стену.

Я не торопила.

Будильник цокал в тишине, цокал, цокал. Эти будильники всегда так громко цокают…

Где-то за окном протарахтел грузовик.

— У меня была дочь… — наконец, прошелестела Римма Марковна, еле слышно. Она опять замолчала и отвернулась к стене.

Что-то подобное я и предполагала.

— Сколько ей было? — выдавила я.

— Три, — наконец, прервала молчание Римма Марковна. — Такая… хорошая девочка… смеялась всегда… А потом… потом Басечка заболела.

— Вы не рассказывали, — только и смогла сказать я.

— Да. — выдавила Римма Марковна, глядя в пол, и руки ее бессильно опали. — Менингит.

Будильник продолжал отцокивать жизнь.

— Она так долго мучилась. Головку не держала. Глотать сама не могла. Я ее из трубочки кормила, месяц. — Римма Марковна посмотрела на меня сухими воспаленными глазами. — Я как Свету увидела — у меня сердце заболело. Глупая я… но вот так…

— Они похожи?

— Нет, — покачала головой она, — внешне — нет. Просто, понимаешь, эта девочка никому не нужна, она только пришла в этот мир, а уже сирота, ей страшно. Я не могу тебе объяснить это. Как подумаю, что моя Бася там, на том свете, тоже одна, и как же ей там, одной, страшно, так только плачу, плачу. Глупо, да?

— А вы не думали еще ребенка родить? — ляпнула я и тут же заругала себя за бестактность.

— Не могла я, — вздохнула Римма Марковна, — да и дела у меня тогда были плохи.

Я вспомнила ее биографию, которую мне рассказали месяц назад.

— Понимаешь, Лида, много детей рождаются и сразу сироты, — продолжала Римма Марковна, не поднимая глаз от стакана с чаем, — Но у них нет родителей на этом свете. А у Светы — есть, и мама, и папа есть, а она — все равно сирота. Это страшно. Очень страшно. И она ведь понимает это. А ей всего пять.

Я не нашлась, что сказать.

Будильник цокал…

— Лида, — попросила Римма Марковна, тихо, — накапай мне корвалолу. Там, в правом ящике.

Я накапала. И себе тоже.

Вот так, только отращиваешь клыки и когти, только планируешь взорвать этот бестолковый мир к чертям, а потом Римма Марковна просит накапать корвалолу и все.

Я спешила на работу, влившись в поток людей, оживленный проспект тормошил, будоражил радостным рабочим шумом, звенел смех, голоса, кто-то со мной здоровался, кто-то что-то спрашивали, но я ничего не слышала — мыслями я была там, на кухне.

Мы тогда полночи проговорили. А потом корвалол закончился.

Господи, как же все сложно…

На работе была обычная суета, я отпросилась у Ивана Аркадьевича донести документы в институт, он отпустил легко, до конца дня, только опять прицепился выспрашивать как дела с каким-то странным видом. Что-то я упускаю, только со всей этой неразберихой мне и обдумать некогда. Скорей бы экзамены уже сдать и вздохнуть спокойно.

И, кстати, три дня прошло, и давно, а никто со мной «из этих» не связывается. Так не бывает. И тут я вроде как начала понимать странный интерес Ивана Аркадьевича. Значит, завтра надо будет поговорить. Обязательно надо.

С такими мыслями я сидела за столом и собирала в кучу вырезки из газет с моими заметками. Более того, на всякий случай я выпросила у Тони стенгазету, которую я когда-то делала ко Дню космонавтики, чтобы продемонстрировать экзаменаторам креатив. Что-нибудь да «выстрелит», — рассуждала тогда глупая я.

Я уже почти выбегала из здания депо, как меня окликнули:

— Лидка! Горшкова! — растянул рот до ушей Егоров. — А ну стой!

— Привет, Василий, — вернула улыбку я. — Чего хотел?

— Поговорить надо, — подмигнул с хитрым видом он.

— Вась, я спешу, — попыталась отмазаться я.

— Лидия. Надо. — строго отчеканил он и изобразил на лице какую-то замысловатую пантомиму.

— Говори, только быстро, — вздохнула я, покорно, поглядывая на часы.

— Но не тут же! — возмутился он. — Пошли к нам, Мунтяну о тебе уже раза два спрашивал. И Мина. Совсем пропала ты.

— Вась, — сделала жалобное лицо я, — реально спешу. У Карягина еле отпросилась. Мне документы досдать надо, я же в институт поступать буду. Одну справку не сдала, если сейчас не принесу — не допустят, сказали. А секретарша там уже скоро уйдет. Давай потом, а?

В общем, еле спрыгнула. На этот раз.

Лев Юрьевич не изменился. Все такой же холеный, ухоженный. И такой же сердитый.

— Зачем ты опять приперлась? — не проявил дружелюбия Большой Человек.

— И вам здравствуйте! — «подставила левую щеку» я.

— Что на этот раз выпрашивать будешь? — с мрачным видом не повелся на мое христианское смирение он.

— Деньги, — просто и честно сказала я. — Много денег.

И улыбнулась, как мне казалось, милой дружелюбной улыбкой.

У Льва Юрьевича дернулся левый глаз.

— Что Ольга опять натворила? — без лишних реверансов задал он вопрос, сердито.

Вот это по-нашему! Уважаю деловой подход.

— Ваша супруга приходила, била меня, — наябедничала я и загнула первый палец. — Больно била.

Лев Юрьевич сохранил спокойствие, но левый глаз задергался сильнее.

— Перепутала меня с Ольгой, — пояснила я. — Спросила только, где Горшкова с двадцать первой квартиры. Я сказала, что это я, и она сразу бить меня начала.

Лев Юрьевич что-то буркнул сквозь зубы, я точно не разобрала, но явно не комплемент.

— Все соседи видели, моя репутация пострадала, — загнула второй палец я, смущенно.

Лев Юрьевич скривил лицо, но как-то равнодушно, что ли.

Мне вот даже обидно стало от такого безразличного отношения к моей репутации. Чай не чужие люди теперь.

— Ольга отказалась от Светы. — расстроенно от его черствости и безразличия продолжила загибать уже третий палец я, — Отец Светы тоже. Они не нашли ничего лучшего, как спихнуть ее мне. А я сейчас развожусь с Ольгиным братом, так что мне Света более чужая, чем вам.

Лев Юрьевич побагровел и вытаращился на меня с таким видом, примерно, как наш дворник Семен на календарик с отметкой, что летние каникулы уже начались.

— Ну, вы же со Светой как-никак не чужие, — четко разъяснила свою позицию я, — но, если вам некогда Светку забрать, я могу вашей жене домой отвести, адрес уже знаю. Я же все понимаю, совещания у вас, дела и все такое. Кстати, телефон ваша жена мне потом оставила, когда мы разобрались. Только мне бы побыстрее, а то Светочка уже мне все обои помадой изрисовала, придется переклеивать, видимо…