Савин Влад - Алеет восток Страница 2

Прогудел паровоз. Валентин озабоченно взглянул на часы. За окном перрон медленно поплыл назад — и дверь купе открылась, впуская молодого старлея с солдатским «сидором».

— Ты когда армейскому порядку научишься, чудо в перьях? — сказал Валентин — где болтался, туды твою в качель? Понимаю, что вы люди творческие, товар особый — но до дембеля потерпи, порядок нарушать? Сколько можно тебя из комендатуры вытаскивать? Ладно, располагайся — товарищи, прошу любить и жаловать, переводчик с английского, японского, а теперь и китайского, и будущая звезда нашей литературы, старший лейтенант Аркадий Стругацкий. Несмотря на молодость, каковой недостаток относится к разряду быстропроходящих, успел зарекомендовать себя с лучшей стороны, удостоившись чести быть переводчиком нашей делегации при подписании капитуляции Японии. И вообще, я без него как без рук — по-немецки могу, по-английски, даже по-испански еще что-то помню, но вот китайская грамота для меня, абсолютно темный лес. Как будет «хэнде хох» выучил, и по-японски и по-кантонски и по-мандарински, а вот что посложнее — не осилил. Про письменность и не говорю — иероглифы! Японцы для простоты придумали азбуку, даже две. Но они — те же иероглифы…. Сам Смоленцев, впрочем, тоже, европейских четыре языка знает, но ни по-китайски, ни по-японски не умеет — и вот, своего личного переводчика мне временно уступил, по службе.

И как я танкиста не узнал, подумал Валентин. Слышал ведь эту историю, от самого Адмирала — бой у Маоки, самоходно-артиллерийский полк против японского крейсера, за что командир, тогда еще подполковник Цветаев Максим Петрович, единственный в Советской Армии получил флотский орден, чего сухопутчики даже за десанты не удостаивались — так ведь по чести, за участие в морском бою! И с летчиком мог пересекаться, фамилия приметная, Гриб, имя Михаил, как у нашего Адмирала, а по отчеству кажется, Иванович — слышал я ее, когда мы весной сорок четвертого в Специи стояли. Неужели память уже подводит — или просто, столько лет прошло?

Целая пятилетка минула с Победы. Успешно восстанавливаем народное хозяйство, карточки отменили в сорок седьмом, цены на товары для народа снижают ежегодно, 1 апреля. И сидит в Кремле Сталин Иосиф Виссарионович, живее всех живых, и дай бог ему многие лета, подольше чем до марта пятьдесят третьего. По крайней мере, не было у него инсульта как там в сорок девятом, курить бросил, за здоровьем следит. А еще, хорошо знает, к чему приведут СССР его наследники. История перевела стрелку… или все еще нет?

Там, в иной версии истории, в этот день началась Корейская война. Ну а здесь — вспомнилась фраза из фильма, который смотрел, кажется уже бесконечно давно, «батюшка-царь, так Казань мы уже взяли!». Фильм, кстати, на экраны здесь так и не вышел — сочли, что после «Ивана Грозного» неудобно, пусть пару лет пройдет. Хотя по мне, лучше бы «Ивана Васильевича» сняли, чем эйзенштейновский шедевр — вот прицепилось же к нашей службе прозвище «опричники», хотя формально мы к госбезопасности отношения не имеем (но их «корочками» для прикрытия пользуемся). Нет здесь двух Корей, мы ее всю освобождали, не деля ни с кем по 38й параллели. И строит сейчас в ней социализм некий товарищ с русскими корнями — а вот в Китае воюют до сих пор, и конца не видно. Хорошо, в этой истории из Маньчжурии мы так и не ушли, процесс замотав. К великому неудовольствию товарища Мао — и ведь к американцам тоже хотел переметнуться, сволочь, переговоры вел, знаем точно! Но не сложилось — слишком много США вложили в Чан Кай Ши. А вдвоем этим фигурам в отдельно взятом Китае не ужиться никак! Да и без масштабной советской помощи, и маньчжурской промышленной базы, Мао стал гораздо слабее, чем в той ветви истории. И возник соблазн у гоминьдановцев, зачем договариваться, если можно уничтожить? Чем и занимаются четыре года — война до последнего китайца.

За беседой, не забывали и о насущном, расстелили на столике газету, стали доставать свои запасы. Рисунок на газетном листе — как в Гражданскую были «Окна РОСТА», так в эту войну и сейчас, «Окна ТАСС». Это кто ж китайских товарищей в буденовках изобразил — с плакатно-мужественными лицами, отбиваются от лезущих со всех сторон мелких и раскосых тварей самого гнусного вида. Художник, еще реликт той эпохи, или хотел преемственность показать? Интересное сейчас время — когда живы еще романтики мировой революции, которые мечтали:

Нам снились папуасы на тачанках

В буденовках зулусы и в кожанках

А с другой стороны, вот будущая звезда советской литературы напротив сидит — кто напишет «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», и еще много из того, чем зачитываться будут наши люди и в конце века. Под конец правда, братцы сильно сдали и ударились в диссидентщину — последние их вещи с таким иносказанием и подтекстом, что можно голову свернуть, прежде чем поймешь. Так в той истории Аркадий Стругацкий о своей военной службе вспоминал, как о «потерянных годах», у черта на куличках, сначала Канск, затем вообще Камчатка — здесь же ему, как попавшему в Особый Список, жизнь устроили гораздо более насыщенную и интересную, одно лишь наше общество, людей из двадцать первого века (о чем Стругацкий, ясное дело, не догадывается) чего стоит! Так что очень надеюсь, станет его мировоззрение несколько иным, со всеми вытекающими отсюда последствиями для будущих книг!

— А простите това… Валентин, если не секрет, ваша первая звездочка за что? — спрашивает Цветаев — не с Ленфронта, случайно, Невский пятачок, Восьмая ГРЭС? У меня знакомый один, в сорок пятом был в «бронегрызах», 10я ШИСБр, а в сорок втором со Смоленцевым начинал — рассказывал, как Мгу брали.

Ну да, было, плыли мы тогда через Неву. Подводный спецназ, боевые пловцы, до нас уже были — но работать могли лишь у уреза воды, а мы умели, на берег вышли, и как полноценная диверс-группа. В тот раз мы дорогу расчищали десанту, как и позже на Днепре. Но Звезда — не за это. А за что — ты уж извини, я подписку давал.

И не расскажу я о том, никому и никогда — подумал Валентин — про ночной абордаж в Атлантике, как девятеро нас, пришельцев из двадцать первого века, и двадцать осназовцев из этих времен, брали уран для «Манхеттена», попавший в итоге к Курчатову на «Второй Арсенал». Операция «Полынь-3», с грифом «хранить тайну вечно». Тогда все свалили на немцев, и штатовцы поверили — сейчас вроде начинают что-то подозревать, но подозрения к делу не пришьешь, а точно знать они не будут никогда. За то дело, дали Героя, всем участникам. И нашему отцу-командиру, который сейчас в Наркомате ВМФ сидит, высоко взлетел!

— Понятненько — усмехнулся танкист — усе понимаем. Армейский телеграф, как с ним ни борись, все знает. Что у нас с союзничками уже тогда не все гладко было — мир, водка, ленд-лиз. Не против же фрицев — какие тут секреты, сейчас?

А если понимаешь, так молчи! Тут даже не обязательно вражьи уши рядом — выйдет как у Пушкина, «не сказала никому, кроме как попадье — и через неделю все уже все знали». Удивляюсь я, как такими манером про нашу главную тайну не выплыло еще — про то, что случилось восемь лет назад по здешнему времени, 3 июля 1942 года. Когда неведомый науке закон природы, или «зеленые человечки», или наши потомки из далеких времен, или хоть сам господь бог, если он есть, решили стрелку истории перевести на другой путь.

Девятеро нас было, группа подводного спецназа СФ из 2012года. Семеро остались — Андрюха Каменцев под Берлином погиб, а второй Андрей, Кулыгин, в Маньчурии в сорок пятом. В этой истории война с Гитлером завершилась в сорок четвертом — и Германия наша вся, встреча с союзниками не на Эльбе а на Рейне была. И еще, народная Италия тоже в числе соцстран, и Австрия, и Греция. Рассказывать о том, как изменилась история, можно долго (прим. — о том см. книги предыдущего цикла, «Морской Волк» — В.С.), меня же лично больше занимает вопрос — а Главную Стрелку в истории, мы перевели? Или все так по-старому и пойдет?

Читал я еще в той, прошлой жизни «альтернативную фантастику», Анисимов, «Вариант Бис». Мир вымышленный, а похож на тот, что здесь получился — тоже, конец войны в сорок четвертом, и Германия вся под нами; морские сражения показаны очень эпично, что было бы, сумей СССР построить Большой Флот? Вот только в конце то же самое — развал Союза, и те же проклятые девяностые, и разгул демократии с капитализмом, и «рюски оккупант» — так за что боролись, черт возьми? Плевать мне по большому счету что там в Китае или еще где — важно, для моей страны и народа, чтобы лучше было в этот раз, чем в той попытке! Войну мы выиграли, с лучшим итогом — так надо его конвертировать в лучший мир, чтобы я, если до девяносто первого тут доживу (а отчего бы нет — на здоровье пока не жалуюсь, если только не убьют), увидел СССР живой и процветающий.

А за окном убегает назад мирный среднерусский пейзаж под стук колес. Скорость привычна уже — а поначалу, как в это время попали, медленной казалась. В двадцать первом веке, поезд от Москвы до Владивостока шесть с чем-то суток шел — здесь же, пятнадцать дней. Правда, нам с Аркадием раньше сойти надо, в Харбине. Да и Максиму Петровичу тоже, ну а Михаил Иванович до Владика едет. У летчика в столице по службе были дела, а Цветаев из отпуска возвращается, через Москву (лишь отсюда идут поезда до Владивостока), причем успел и у себя дома, на Тамбовщине побывать, и в Питере, где у него то ли дальняя родня жила, то ли хорошие знакомые… ну мы все понимаем, сам не женат пока! А ведь пора бы, тридцатник разменял уже. Но война не отпускает, не каждый день, но каждый год здесь живу как последний — в смысле, совершенно не планируя, что будет через больший срок.