Галина Гончарова - Голос рода Страница 2

Тьерина неплохо держалась в седле, но из дамского она бы точно выпала. Только вот и бешеный конский бег не избавлял от тяжелых раздумий.

Путь окончился у маленького охотничьего домика, почти крестьянского. Правда, у крестьянских домиков не бывает настолько выглаженных досок, украшенных искусной резьбой, да и внутри дом был далеко не крестьянским. Камин, громадная кровать, стол и пара кресел. И все. Ясно, для чего его строили. Гнёздышко для любовных утех.

Неужели…

– Вы дали слово, Даверт!

Голос, как она ни старалась, сорвался, чуть дрогнул.

– И я не дотронусь до вас и пальцем. – Луис прекрасно понимал, о чем думает девушка. Но не в городской же дом ее везти? – Даже и не мечтайте. Поживете здесь, пока не выберут Преотца, а потом пожалуйте к папаше на руки и обратно домой.

Луис сильно подозревал, что предстоящий Эльнор потом не доедет до дома, но это уж как отец распорядится.

Тьерина вспыхнула, когда смысл его слов дошел до девушки. И долго же он шел! Не всегда красоте сопутствует острый ум.

– Вы мерзавец, Даверт! И я искренне надеюсь, что…

– Можете и не надеяться. Я в вас не влюблен, – отрезал Луис. – Учтите, я оставлю охрану. Если попытаетесь сбежать, я снимаю с себя всякую ответственность за их действия. Вы девушка красивая, а они люди простые, темные…

Мелания побледнела.

– Арден покарает вас за это!

– Когда у него дойдут до меня руки, я уже буду в гостях у Ириона, – ухмыльнулся Луис. – Счастливо оставаться.

Развернулся и вышел вон, оставив девушку кусать губы.

Мерзавец, подонок, негодяй!!!

Да как он только посмел намекнуть?!

За дверью, там, где тьерина не могла его видеть, Луис тут же стер с губ глумливую усмешку и подозвал к себе старшего.

– Десятник! Дим!

Мужчина сделал несколько шагов к молодому тьеру. Не поклонился, да Луис и не требовал. Дим когда-то его мечом владеть учил, какие тут могут быть церемонии?

– Стеречь, как свою дочь. Если кто ее хоть пальцем тронет – отрезать буду сам. И не пальцы даже, и не в один прием, поняли?

Дим кивнул.

– Попугать можно?

– В меру. Чтобы от страха не описалась и в бега не сорвалась. Поняли? Она мне нужна живой и невредимой.

– Да, тьер.

Луис хлопнул старого вояку по плечу, развернулся и вскочил в седло.

Ему нужно было обратно, в Тавальен. Завтра будет тяжелый день. Поспать бы хоть часок, что ли?

– И восстанет Ирион,И наш мир поглотит он.Чешуя его блеснет,Он родит водоворот…

Голоса сплетались в хор.

Красивый, даже восхитительный. Таким многоголосием не побрезговал бы и Морской Король.

Но был и один участник, который не мог оценить красоту песнопений. А именно жертва.

Сейчас она лежала на алтаре.

Совсем юная девушка, голубые глаза которой были полны слез. Она не кричала, дурманное снадобье делало свое дело. Собравшиеся не хотели раньше времени нарушить ритуал криками жертвы или ее преждевременной смертью от болевого шока…

Сейчас она почти ничего не чувствовала.

Верховный жрец посмотрел на нее, коснулся бьющейся жилки на шее.

Да, уже скоро.

Восемь человек, положенных по ритуалу, уже овладели ею, сейчас свою работу заканчивал девятый. Потом можно будет продолжать…

Крест был готов, готовы были и ядовитые змеи…

Этой ночью Ирион получит еще одну жертву.

Массимо Ольрат посмотрел в окно.

Занимался рассвет.

И где эта соплюшка?!

Ругался он не то чтобы зло, не слепой же! Давно видел, что у племяшки что-то сладилось с молодым Шернатом, могли сегодня и до сеновала дойти, дело-то житейское… Но ведь все равно душа не на месте.

Ладно.

Подождем еще чуть-чуть, а потом зайдем к соседям… или сейчас сходить?

А, ладно! Сколько можно?

Спустя десять минут его уже лихорадило. Роман Шернат был дома. А вот Мариль…

Они вчера расстались чуть ли не у калитки. Он проводил девушку, Массимо тогда еще был в лавке, Роман думал, что Мари дома. А ее нет?!

А где она?!

Массимо тоже хотел бы это знать. Они с Романом переглянулись – и разбежались в разные стороны. Искать, выспрашивать…

Улицы, дома, люди… вы не видели светловолосую девушку? Красное платье, белый передник?

Нет?

Жаль, очень жаль. Вы не видели?..

Так, в своих расспросах, Массимо добрался до рыночной площади. По раннему времени там бывало совсем немного народа, но не сегодня. Нет, не сегодня…

Люди стояли толпой, плечом к плечу, и смотрели на что-то… там? Впереди?

На что?

Что толкнуло Массимо в спину? Что заставило его пробиваться вперед, расталкивая зевак локтями? Он и сам бы не ответил.

– Уведите парня, рехнется!

– Самогона ему налейте!

– Куда стража смотрит?!

Сердце Массимо недобро сжималось от каждой фразы, но он упорно шел вперед. Толкался, получал в ответ тычки и пинки, но продвигался к центру площади, словно его чья-то воля гнала.

Он и не осознавал ничего, пока не увидел это.

Тонкое тело в алом платье. И кровь.

Черная на алом…

Мариль лежала на серой брусчатке. Светлые волосы тоже слиплись от крови, в глазах отражалось небо, руки еще хранили следы гвоздей, а распоротый живот явственно указывал на причину смерти. Рядом с телом любимой на коленях рыдал Роман.

А потом Массимо услышал чей-то вой и только через пять минут осознал, что этот звук вырывается из его груди. Столько в нем было боли…

ЗА ЧТО?!

Тьер Луис Даверт поправил волосы, еще раз погляделся в зеркало. Из позолоченной рамы на него надменно взирал красавец двадцати семи лет от роду в бархатном берете. Черные волосы локонами падают на широкие плечи, идеально овальное лицо окаймлено короткой шелковистой бородкой, под черными усами белеют ровные зубы, высокий лоб и тонкий прямой нос идеально дополняют картину. Все портят только глаза.

Карим глазам сложно быть холодными, особенно если они имеют цвет горького шоколада. Луису это удалось.

Шоколад его глаз был давно и надежно затянут льдом.

Стуча каблучками, в комнату вошла мать.

– Ты готов, сынок? Отец не любит ждать.

Луис еще раз скользнул глазами по зазеркальному красавцу. Поправил небрежную складку мантии, улыбнулся…

– Да, мама.

Единственное живое существо, к которому он до сих пор питал приязнь. Его мать, тьерина Вальера Тессани.

Луис придержал перед ней дверь, галантно предложил руку и проследовал вместе с матерью вниз, в большой зал, пред светлые очи своего отца.

Тьер Эттан Даверт. Точнее, сейчас предстоящий Эттан Даверт.

Луис склонился в почтительном поклоне, поцеловал протянутую ему руку с сапфировым перстнем, коснулся губами камня цвета моря – и выпрямился.

– Отец…

Шоколадные глаза встретились с такими же, но чуть светлее. В глазах Эттана плясали золотые тигриные искры.

– Ты готов, мальчик мой?

– Да, отец.

– Сегодня наш день.

Глаза мужчины горели веселой радостью, только вот Луис не обманывался. Это была радость хищного зверя, который чует кровь. Много крови.

Если сегодня все пройдет как надо, Совет Предстоящих выберет Эттана Преотцом. Это важно для всей семьи. Для матери, для Луиса, для братьев, для сестры – они смогут получить намного больше, чем будучи просто детьми служителя или возносящего. Даже сан предстоящего ничто перед властью Преотца. Под его рукой будет весь Храм Ардена. Но для этого необходимо, чтобы избрали именно Эттана Даверта.

Как проходит Избрание?

Должны собраться сорок предстоящих и принять решение. Тридцать голосов за, десять против – и Преотцом изберут кого-то еще. А значит, необходимо обеспечить решительное большинство. Каждый добивается этого по-своему.

Кто-то трясет мошной, кто-то угрожает силой, кто-то…

Много есть возможностей, хотя на люди они и не выносятся. Совет Предстоящих избрал.

Точка.

Еще не хватало тупому быдлу судить о путях власть имущих!

Луис все знал о подводных течениях в Совете. Он знал каждого предстоящего на всем Треугольнике[1], знал, чем они дышат, с кем спят, на что особенно падки, знал, чем можно пригрозить, а чем прельстить, знал чуть ли не о каждом их вздохе. Так распорядился его отец – этого достаточно.

А еще…

Всего предстоящих – семьдесят человек. Если отец станет во главе Совета, его младший сын Родригу сможет стать предстоящим Тавальена, и не важно, что ему всего двадцать четыре недавно сравнялось, сам Луис будет воевать, а Эрико, средний из сыновей Даверта, встанет во главе купеческой гильдии. У отца найдутся средства, чтобы обеспечить им эти посты.

Но только в случае победы. А поражение…

Поражение принесет им смерть. И матери, и Лусии…

– Отец!

– Дочь моя?

Сказано было с легким неудовольствием. Эттан считал, что дочь должна знать свое место – сейчас на женской половине дома, а потом в постели того, за кого он отдаст Лусию замуж. Разумеется, для укрепления своей власти. А зачем иначе нужны дочери?