Самид Агаев - Из Баку с любовью Страница 2

– Ладно, – буркнул Мурад.

Он был раздражен. Два часа рабочего времени коту под хвост. А надо было еще делать план. Часы пик он угробил на спекулянтов.

– Послезавтра я приеду. В какое время не знаю, в течение дня. Где вас искать?

– Увидишь, где цветами торгуют, там найдешь.

Сзади посигналили. Задумавшись, он отстал от очереди. Мурад запустил двигатель и поехал вперед на ленту транспортера. Выключил мотор, машина поехала вперед. Форсунки лили воду со всех сторон. Вертикальные и горизонтальные щетки облепили машину и елозили по кузову. В конце процедуры стояли две пожилые женщины в резиновых сапогах, в черных прорезиненных фартуках. Они домывали те места, которые были недоступны щеткам – зеркала, коврики, пороги. Женщинам также полагался двугривенный. Система работала, как часы. В этой финансовой цепочке нижним платежным звеном были таксисты. Они отстегивали всем службам. Cуществовала раздача ежедневная и периодическая, к которой относились ремонт и техническое обслуживание. Водители платили независимо от того удачным ли был день, были ли вообще чаевые. Порой приходилось на раздачу отдавать деньги из собственного кармана. Каждая служба платила дань своему начальнику, а тот – своему. Неизвестно, как высоко поднималась эта финансовая пирамида. Нафанаил Ханаанович, директор таксопарка, тучный высокий еврей на собраниях, коря присутствующих за невыполнение плана, любил подчеркнуть, что свои двести рублей должностного оклада он получит в любом случае. А вот водители останутся без премии. Иначе говоря, намекал на то, что взятки до него не доходят. Тех правдолюбцев, которые считали, что платить ни за что не обязаны, ожидало так называемое лечение. Их переводили на каждодневный режим работы и сажали на старую машину, именуемую на сленге – рыдван. (Любознательный Мурад, размышляя над этимологией этого слова, решил, что это означает – рыдающий Ваня, сокращенно.) В настоящее время один из таких принципиальных людей, некто Тарасов вел многолетнюю неравную борьбу с таксопарком. Когда его выбрали партийным секретарем автоколонны, он решил, что новый статус позволяет ему не давать взяток, и перестал платить, но даже коммунистическая партия не смогла одолеть систему. Его быстро переизбрали, и с тех пор большую часть рабочего времени он проводил в ремзоне. Мужик оказался с характером, сдаваться не собирался. Однако рассказ, собственно не об этом.

Выехав из мойки, Мурад поднялся по пандусу на второй этаж, где размещалась автоколонна № 2. Сменщик работал по ночам, он как раз был вокзальщиком, поэтому машину надо было поставить поближе к выезду. И так, чтобы ее не заставили другие. Если этого не сделать, будет орать как резаный. Записавшись в журнал у механика, Мурад дал ему полтинник и отправился в диспетчерскую, где сдал путевку и выручку. На этом раздача закончилась.

В такси Мурад оказался осознанно. До этого он работал на заводе им. Лихачева, через дорогу. На самом что ни на есть конвейере по сборке автомобилей ЗиЛ, как Чарли Чаплин в фильме «Новые Времена». Но пришел он в такси не за чаевыми, в отличие от алиментщиков, хапуг и прочих теневиков, желающих скрыть свою реальную зарплату. Он пошел туда, как бы это странно не звучало, как бы не пафосно – за свободой. Ибо при тоталитарном строе, каковым являлся общественный порядок СССР – только шофер имел относительную свободу, ибо имел роскошь не трудиться в коллективе, хотя был связан определенным маршрутом. Таксист же обладал полной свободой. Он выезжал из ворот гаража и был абсолютно независим. От него требовалось только вернуть машину через двенадцать часов, ибо работал он через день, и сдать в кассу определенное количество выручки, то есть денег.

Закончив с формальностями, Мурад вышел из конторы и направился к универсаму. На прилегающей к нему открытой террасе было многолюдно. Примерно десятую часть составляли таксисты. Кивая знакомым, пожимая руки, уклоняясь от предложений быть третьим, Мурад добрался до стеклянных дверей абсолютно трезвым, хотя бывало всякое. Но не потому, что любил выпить, такого за ним не водилось, но случалось проявлял слабость характера. В магазине купил на ужин хлеба, триста грамм колбасы, пару пива (выбрал в темных бутылках), десяток яиц, пачку сливочного масла и отправился домой. Он жил на Нагатинской улице рядом с музеем «Коломенское».

Вечер он провел у окна, глядя на гуляющих в парке людей. Хорошо было бы и самому пройтись, размять ноги, но было лень, поэтому он продолжал пить пиво и возвращаться в мыслях к загадочной красавице на рынке, в свои двадцать семь Мурад еще не был женат. Не то чтобы он жил затворником. Пару раз даже было дело, доходил до загса, то есть до подачи заявления. Инициатива всякий раз исходила от девушки, а в его же голове перед самим торжественным мероприятием, возникал вопрос: «Зачем я это делаю»? Не находя ответа, он впадал в панику и ретировался. А девушка была хороша. Вряд ли они еще раз встретятся, а даже если встретятся, не станет она водиться с таксистом. Это было единственным недостатком его профессии, – сомнительный имидж. Когда-то он, отработав два года в такси, уволился, чтобы пойти в дальнобойщики и ездить за границу, а его не взяли. Оказалось, что нужно для этого быть членом партии, а он тогда был еще беспартийным. Возвращаться в парк было неловко, и он стал искать себе работу водителя. Но во всех гаражах кадровики, узнав, что он таксист, тут же возвращали ему трудовую книжку. И Мурад вернулся в таксопарк. Самое смешное, что обратно его тоже взяли не сразу, долго кобенились.

Через несколько дней Мурад вновь заехал на Ленинградский рынок. С деньгами он мысленно уже расстался, семь рублей небольшая сумма, однако неприятно было осознавать, что провинциальные ребята, талышские спекулянты оставили его столичного таксиста в дураках. Дело уже было не в деньгах, вопрос стоял принципиально.

Саадат встретил его радостной улыбкой.

– А земляк, салам! Как дела? Какими судьбами?

– Разве ты не знаешь, какие дела меня привели сюда? – ответил Мурад холодно. – Где твой друг?

– А-а, так ты за деньгами! Ты знаешь, торговля очень плохо идет. Веришь, аренду еле отбиваем. После праздников денег ни у кого нет, ты же знаешь, как эти русские пьют. За праздники всё прогуляли.

– А как же восьмое марта, хочешь сказать, что вы ничего не заработали?

– Ну, немножко заработали, бир аз[2], отрицать не буду, только расходы тоже были. Тебе надо было сразу после праздника приехать. Мы тоже погуляли немножко, зачем буду скрывать, ресторан, девочки, туда-сюда, потанцевали, сам понимаешь! Садагат только что отошел в администрацию. Брат, не сердись за задержку с деньгами. Зато у меня есть для тебя приятная новость.

– Интересно, это какая же?

– Девушка помнишь? Красивая такая. Почти каждый день приходит, наверное, тебя ищет.

– Прямо-таки ищет, – скептически сказал Мурад, – спрашивала наверно обо мне?

– Нет, не спрашивала, зачем буду врать. Просто мимо идет и смотрит, и так каждый раз.

– Это ни о чем не говорит. Может она цветами любуется? Иди лучше Садагата позови.

– Я в этом разбираюсь, – многозначительно произнес Саадат, – цветами любуется или человека ищет. Видать, ты ей понравился, по сердцу пришелся. Везунчик, клянусь честное слово.

Мурад улыбнулся, злость его вдруг растаяла. Эти наивные попытки отвлечь его от неприятной темы возврата долга неожиданно развеселили.

– Ну что, ты идешь или нет? – тем не менее, поинтересовался он.

– Ала[3] иду да, иду, – со вздохом ответил Саадат. – Посмотри здесь, если кто подойдет, продай. Ценники везде висят.

Он ушел. Мурад осмотрелся. Цветы стояли в одинаковых вазонах. Розы, хризантемы, тюльпаны и многие другие, названия которых он не знал. Оглядев все это флористическое хозяйство, Мурад взглянул на часы и отметил, что двадцать минут рабочего времени уже потеряно. Когда он поднял глаза, то увидел пресловутую девушку. Она стояла поодаль. На сгибе ее руки висела небольшая плетеная корзина, лукошко, так сказать и, по всей видимости, оттягивала ей руку. Девушка внимательно смотрела на него. Мурад готов был в этом поклясться. Он кивнул ей приветственно, улыбнулся, но девушка никак не отреагировала. Тогда Мурад извлек цветок из подручного вазона и протянул ей. И тогда девушка приблизилась к нему.

– Здравствуйте, – сказал Мурад, – как поживаете?

– Спасибо, хорошо, – ответила девушка, – но я не принимаю цветы от незнакомцев.

– Как же. Ведь мы знакомы. Мы виделись недавно, буквально неделю назад. Правда, у вас не было этой корзины. Я вас все время вспоминал. Меня зовут Мурад. Возьмите, это астролябия, а как вас зовут?

– Красивый цветок, – словно не слыша вопроса, сказала девушка.

Мурад не стал настаивать на пустяках, решив сразу взять быка за рога. На него это было непохоже, но другого случая могло не представиться.