Новая жизнь. Финал (СИ) - Хонихоев Виталий Страница 2

— Это чушь собачья — вздыхает Натсуми: — я вот не верю ни во что. После смерти будет только ничто и темнота… — вспыхивает фонарик, и я морщусь.

— Извини — говорит она: — я не могу… в темноте мне страшно. Можно я так оставлю? Просто мощность света уменьшу.

— Конечно — говорю я: — конечно. Может быть сейчас электричество еще включат и лифт поедет. Может просто в здании свет отключили?

— А грохот? А удар? А предупреждение от муниципалитета и министерства по чрезвычайным ситуациям? Нет — мотает головой Натсуми: — это злой рок. Насмешка надо мной. Разве я так многого хотела? У меня и так жизни то почти не осталось! Несправедливо!

— Жизнь вообще несправедливая штука. Полагаю, что и смерть тоже… но ты мыслишь очень интересно, На-тян. Какая разница, сколько кому оставалось, если мы умрем здесь и сейчас? Больше, чем суждено не проживешь… и меньше тоже. Sic transit gloria mundi…

— Я могла что-то изменить — настаивает Натсуми: — могла! И ты! Ты — тоже мог! Этих уродов из «Общества Божественной Истины» убить, например!

— Могла. И я — мог. Оставлю за скобками твою ненависть к секте, я тоже не их фанат, хотя Зрячий меня впечатлил… он прямо матерый такой манипулятор — хмыкаю я, откидывая голову назад, на холодную стену лифта: — но Шизуке было достаточно его извинений. А если она его простила, то кто я такой…

— О… господи. Ты не понимаешь, у них это не просто секта, а тотальное промывание мозгов! Даже тебе уже Зрячий смог мозги промыть! Ты уже как его паства говоришь! Я тебе и экскурсию организовала, и домик рядом… ты мог все сделать!

— Честно говоря, все, что ты предоставила мне — не было достаточно убедительным. Догадки. Что до сексуальных извращений и насилия… хм, вот кто бы говорил. Я и извращенец, и руки в крови по локоть. Ну да, не насиловал никого, но уж насилия как такового вокруг меня всегда много было. С этой точки зрения меня надо сперва стрелять… а ты меня подставила. И не в первый раз уже, На-тян. И хрен с ним, что только меня — ты же всех подставила. У нас коллектив образовался, может семьей нас пока рано называть, но уж друзьями — уже можно. И ты не только меня, но и моих друзей под монастырь подвести могла, что в первый раз, что во второй. Так что у меня к тебе претензии есть…

— Да какая разница уже! — вспыхивает она: — какая разница! Все равно мы тут помрем! Попросту задохнемся и все!

— Всегда полагал, что умирать легче с чистой душой — отвечаю ей я: — и я не сержусь. Давай лучше я у тебя прощения попрошу сперва.

— За что?

— Конечно за то, что пытался тобой манипулировать, На-тян. — пожимаю я плечами: — за то, что поддавался на твои манипуляции с целью перехватить инициативу и в конце концов — переиграть тебя на твоем же поле. За то, что заигрался в эти игры и искренне полагал что мы с тобой — игроки за шахматной доской, а ведь это жизнь. Что в общем-то и привело к этой вот ситуации. А еще за то — что не поверил тебе. Зрячий действительно угроза для всей страны… и уж для членов своего культа — однозначно. Он мегаломаньяк, искренне верящий в то, что творит.

— Надо же… — буркает Натсуми: — дошло наконец… только что толку…

— И за то, что позволил Ши-тян поверить в извинения Зрячего. Но… ей так будет легче жить.

— Испытывать иллюзии, да⁈

— Иногда милосерднее не говорить всей правды, а ты бы видела как она потом улыбалась… — вспоминаю я лицо Шизуки тем вечером: — как будто изнутри светилась. Полагаю что ее угнетал именно когнитивный диссонанс «я верила такой сволочи», а после того, как она поверила, что этого не было, что насильником был другой…

— И ты толкнул ее обратно в лапы этого маньяка, вот что ты сделал! — выкрикивает Натсуми: — вот до чего же ты слепой, Кента! Он у нее с детства — высший авторитет, только Темная Комната и заставила ее думать иначе! А теперь — ты ей позволил испытывать иллюзию, что этого не было, что зло наказано, что Зрячий — хороший дядюшка… как ты думаешь, много времени пройдет, прежде чем она к нему вернется⁈

— Даже если это произойдет… сейчас все по-другому — отвечаю я: — сейчас никто не сможет использовать ее против ее желания. Да… у нее весьма специфические вкусы…

— Которые вы ей и привили!

— И снова не буду отрицать… знаешь что? Мне надоело оправдываться — говорю я: — можешь считать как хочешь. Да, я не сумел сделать то, что надо было. Да, я испортил Шизуку и, наверное, даже подтолкнул ее не в том направлении. И вообще — я худший из всех людей. Сволочь, манипулятор и извращенец.

— И трус! — добавляет она.

— И трус — соглашаюсь я. Она замолкает. Я — тоже. Фонарик на телефоне гаснет, и мы снова погружаемся во тьму. В тишине слышно, как где-то скрипит металл, испытывая нагрузку на сжатие и скрутку. Вот сейчас не выдержит… как схлопнется кабина лифта и все…

— Никогда не думала, что так умру — звучит в темноте голос. Я — молчу. Слушаю ее дыхание и скрежет металла где-то снаружи.

—… все равно уже… — снова звучит ее голос и раздается всхлип: — все равно… а я еще думала, что теперь проживу достаточно долго, чтобы увидеть свадьбу своей старшей сестры… у нее жених появился. А может даже достаточно, чтобы понянчиться с ее дочкой. Почему-то я так уверена, что у нее будет дочка… я так хотела дожить до этого. Увидеть, как папу переведут обратно в Токио и извинятся перед ним, а Зрячий — умрет как собака, так ему и надо! И… — снова всхлип. Тишина. Что-то мягкое прикасается к моей руке. Ее рука. Она берет мою руку в свою, и я отвечаю ей пожатием — все еще молча.

— Мне, наверное, тоже следует извиниться — говорит она: — за все. Надо умирать с чистой душой ты говорил…

— Не обязательно — говорю я: — но будет легче. Наверное…

— Я прошу прощения за то, что манипулировала тобой и другими… не спросив вас и не подумав о вашей безопасности — говорит она: — за то, что добавляла жара в огонь, но мне казалось, что ты — не сгоришь! Ты же как птица Феникс, Кента-кун, ты всегда восстаешь из пепла, умеешь любую ситуацию в свою пользу повернуть, я поверила в тебя! Поверила, что ты — можешь все! Это… как Бьянка — она же тоже увидела в тебе это. Не то, что ты похож на ее придуманный образ злодея из комикса, а то, что ты — можешь! И я — поверила! И… решила использовать. Да. Извини меня за это. Прости. Я… как будто человек, который нашел на дороге жемчужину и решил обменять ее просто на сытный ужин. Словно человек, который забивает микроскопом гвозди. Ты — намного более ценен, чем обычный убийца-громила… ой… видишь, я до сих пор говорю о тебе как об инструменте — полезном, ценном, но не более… Ксо! Прости, прости, прости! — она сжимает мою ладонь крепче: — Извини. Жаль, что я не могу извиниться перед девчонками… перед Бьянкой, она видела меня насквозь, но разрешила мне все это… молча, но разрешила. Наверное, она тоже верит в то, что ты — справишься.

— Боюсь вы меня переоцениваете — хмыкаю я.

— Не смей так говорить! — предупреждает меня она: — не смей! Я все еще верю в тебя. В то, что ты нас спасешь… верю.

— Зачем же ты тогда очищаешь свою душу признаниями?

— Потому что… потому что если я и выйду отсюда — то другим человеком — говорит она задумчиво: — это словно испытание, знаешь? Если я не буду искренней, если я совру сейчас — то мы с тобой так и останемся тут… навсегда. А муниципалитет потом сгребет все бульдозером и поставит памятную доску… ай, не хочу об этом думать. Надеюсь, с папой все хорошо…

— Выходной день же. Наверняка он в своем доме вместе с твоей мамой был, а не на работе. Все хорошо. — говорю я и чувствую, как рука Натсуми — деревянеет в моей руке.

— Ты не знаешь — говорит она: — ты и правда не знаешь.

— О чем?

— Так ты не проверял меня? Ты бы мог. У тебя есть связи, одна Бьянка чего стоит. Или Кума… ты бы мог пробить меня и мою семью… но не стал. У тебя странные понятия о безопасности. Я вот тебя — пробила.

— Это скорей к сохранению тайны частной жизни. — отвечаю я: — если мои друзья чего-то не хотят мне говорить — я и не лезу. У всех есть право на свои секреты.