Главред: назад в СССР 3 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич Страница 2

— Здравствуйте, товарищи, — я улыбнулся, подходя к стенду, народ расступился.

— Не иначе как вражеские голоса, — подсказал кто-то.

— Да наши это, — еле слышно поправил другой.

Люди еще o чем-то переговаривались, но я не слушал. Все мое внимание оказалось приковано к стенду: прямо на передовицу моей газеты кто-то прилепил испещренный машинописными строчками листок. Клея не пожалели, щедро полили. Судя по всему, недавно, так как бумага еще отходила c уголков, если потянуть.

— Самиздат, — важно сообщил кто-то густым басом.

Выглядела листовка убого по меркам моей прошлой жизни, но здесь она смотрелась нахально и смело. Неизвестный автор словно бросал мне в лицо свои домыслы, нещадно громя материал Зои o безопасности атомных станций.

…пропагандисты.

Наглая ложь…

…только мы скажем правду.

Весь мир отказывается от атома, но только в «совке»…

Распечатанный на машинке текст хлестал по глазам, пугая страшными сценариями повторения чернобыльской катастрофы. А внизу подпись: Смелый.

«Не такой уж смелый, — усмехнулся я про себя. — Что же свое имя настоящее не указал?»

Я повторил эту мысль уже вслух, стараясь рассуждать максимально спокойно. Уж мне ли, человеку из будущего, не знать методы таких вот диванных аналитиков?

— Сплошные громкие слова, — добавил я. — Но ни одного факта. Страшилки, оскорбления, обвинения. Сравните co статьей в «Андроповских известиях». Наши сотрудники были там, все описали, отсняли, привели экспертные комментарии. А тут человек пишет, основываясь исключительно на своих домыслах.

— А может, того… — несмело проговорил кто-то. — Наврали эксперты ваши?

Голос неизвестного потонул в возмущенном гомоне, и сомневающийся поспешил уйти в себя, затаиться. Однако напряжение по-прежнему чувствовалось — народ все же начал сомневаться. Вот так бывает: кажется, что слова правильные, позиция твердая, и тут одна-единственная реплика все меняет.

— Что ж, — я внимательно оглядел присутствующих. — Вы подали мне хорошую идею. Как вы смотрите, товарищи, если в одном из следующих номеров мы новую статью опубликуем? Разберем несколько экстренных ситуаций на атомной станции и объясним, как они будут решаться. Привлечем физиков, наших опытных ликвидаторов… Распишем возможные сценарии.

— А не боитесь? — спросил кто-то из задних рядов.

— А чего бояться? — улыбнулся я. — Вон городские петухов боятся, потому что не знают, как себя c ними вести. А мы-то готовы. Чернобыль нас много чему научил. А самое главное, распишем все подробно, чтобы все понятно было.

— Что, и формулы будут? — вперед аккуратно вырвался мужик лет пятидесяти в круглых очках и типичной профессорской бородкой. Кажется, я его видел на выставке в нашем НИИ мелиорации. Или в статье про андроповскую физическую лабораторию, уже точно не вспомнить.

— Будут, — уверенно ответил я. — Естественно, те, o которых можно писать, не секретные. Так что желающие сами все смогут проверить.

— Я бы такое точно почитал, — одобрительно закивал «профессор». — Так сказать, наглядности ради…

— Можно, чего уж тут…

— Напишите, пожалуйста!

— Да, Евгений Семенович, побольше узнать не помешало бы!

— Значит, так и сделаем, — резюмировал я. — Спасибо, товарищи! Спасибо за критику!

Удивительное дело. Общество в этом времени хорошо образованно и в то же время ждет какого-то чуда. Вот почему его так легко толкнуть в объятия шарлатанов, что и произойдет уже очень скоро. Но если подпитывать думающую жилку, то в будущем этих людей обмануть станет гораздо сложнее…

Больше мне тут находиться не имело смысла, пора в редакцию, особенно если я все еще хочу прогуляться пешком. Обратная связь по статье еще только набирается, это же не лайки и репосты в интернете, тут людям дать время нужно, чтобы бланки заполнили и на почту отнесли. А вот новая статья по горячим следам народного интереса — это вещь выигрышная. Надеюсь, наверху меня и в этом плане поддержат. Все же в наших общих интересах, в конце концов.

— Громко выстрелили, Кашеваров, — едва я сделал всего пару шагов, рядом раздался знакомый гнусавый и нудный голос. — Должен признать, c такой пропагандой сложно сражаться.

Напротив меня остановился, зажав в руках свежий номер «Андроповских известий», диссидент Алексей Котенок, будущий лидер городской оппозиции. Неприятный человек, но чего не отнять — говорить o своей точке зрения он не стеснялся. По крайней мере, co мной.

— Из ваших уст это комплимент, — усмехнулся я.

— Нельзя недооценивать противника, — Котенок смотрел на меня сквозь затемненные стекла очков.

— Ваших рук дело? — я указал большим пальцем себе за спину, примерно туда, где на свежем номере был приклеен подпольный листок.

— О чем вы? — диссидент оскалился, словно строптивая лошадь перед тем, как укусить незадачливого ездока.

— Я o самопальном воззвании.

— А я ничего не палил…

Нашей намечающейся перепалке помешал скрип тормозов милицейского «лунохода». Из машины, хлопая дверцами, вышли патрульные в длинных зимних шинелях и меховых ушанках. Форма неудобная, но все еще вызывающая уважение перед органами.

— Котенок, пройдемте, — угрожающим тоном произнес старшина.

— Что? — диссидент растерянно повернулся к нему. — Уже прямо так? Просто? Даже ничего не предъявите?

Котенок, похоже, снова ломал комедию, привлекая всеобщее внимание. Главное, чтобы милиционеры не сорвались на нем, потому что тогда они потерпят фиаско. Задержать-то его задержат, вот только co стороны это будет казаться произволом.

— Вы подозреваетесь в незаконной агитации против советского строя, — в голосе старшины сквозило раздражение, но он держался. — К нам поступил сигнал, мы обязаны отреагировать…

— Чего? — взгляд Котенка упал на газету в собственных руках, потом он близоруко прищурился, глядя на стенд позади меня.

— Пройдемте, пожалуйста, добровольно, — милиционеры встали по бокам диссидента. — Давайте не будем усложнять.

— Дайте мне посмотреть! — от голоса Котенка заложило уши, словно кто-то скребнул металлом по стеклу.

Он рванулся к стенду, патрульные от неожиданности выпустили его. Вот только худощавый диссидент и не думал удирать. Уткнулся носом в машинописную листовку, пробежался по тексту, развернулся c перекошенным лицом.

— Это не я! — проскрипел он, глядя попеременно то на меня, то на милиционеров.

— Разберемся, — уже более благодушно сказал старшина. — Пройдемте.

Двое рослых патрульных аккуратно, но уверенно схватили Котенка под руки и повели к «луноходу». Диссидент не сопротивлялся, лишь задержал на мне взгляд и отрывисто проговорил, задыхаясь от возмущения:

— Кашеваров, это не я! Я за честную борьбу! Ты мне веришь, Кашеваров?

— Бодрее идем, Котенок! — старшина чуть повысил голос, и диссидент понуро побрел к машине.

Я смотрел ему вслед, борясь c неожиданным ураганом в душе.

На столе стояла белая кружка c масляно-черным кофе. Уже третья за этот день или даже четвертая, надо бы остановиться. Но у меня не получалось. Я сидел за макетом следующего номера основной газеты и все никак не мог перейти к располосовке вечерки.

С одной стороны, Котенок был мне абсолютно несимпатичен. Особенно после выходки во время демонстрации седьмого ноября, когда он ради пиара собирался испортить людям праздник. А c другой… Обдумывая его слова, я понял, что он не кривил душой — действовать диссидент предпочитал и вправду открыто, словно нарочно испытывая судьбу. Я ведь давно предположил, что Котенка опекает контора, иначе трудно объяснить его непотопляемость. И тут вдруг уверенного в себе почти системного оппозиционера задерживают — как там сказал старшина? — из-за поступившего сигнала. Кому-то наш Котенок перешел дорогу? Или вдруг надоел КГБ, после чего от него решили избавиться самым топорным образом?

Кем бы ни был на самом деле этот загадочный Смелый, подписавшийся так в листовке, он не мог не учитывать, что Котенок автоматически подпадет под подозрение. Значит, его подставили? Вероятно. Теперь нужно решить, праздновать ли мне чужую победу над моим врагом или сделать так, чтобы восторжествовала справедливость.