Царь Горы (СИ) - Рымжанов Тимур Страница 2

— Почему вы наблюдались у психиатра? Три месяца, да еще и в стационаре!

Ну, тут я оторвался…Заголосив дурниной, загремел наручниками о железку, к которому меня «заботливо» приковали местные опричники.

— От пришельцев прятался! Честно скажу дяденька, они гады меня фиолетовыми кузябликами до икоты запугали. Грозились оторвать лапы всем моим плюшевым мишками… надругаться над моими куклами Барби!

Не произнеся больше ни слова, доктор шумно захлопнул папку с документами и, не прощаясь, буквально вылетел из кабинета. Я даже удивился: как дверь-то не снес, толстомордый. Напротив, стремительно распахнувшись перед ним, она тут же захлопнулась, звонко клацнув замком. Да…! Ему бы самому не помешало нервишки подлечить. Неужели и вправду думал, что я, в такой ситуации, честно стану отвечать на его дурацкие вопросы. Наивный. Видал я таких невропатологов… с резиновыми дубинками. Судя по его мундиру под белым халатом, он точно из той конторы. Хотя брать меня отправили не гвардейцев, а скорее армейский спецназ. Не почуял бы засаду, моргнуть бы не успел, как уже профессионально упаковали, словно египетские жрецы мумию фараона. Не шевельнуться, ни вякнуть, а от полицейских «спецов» — один только мат, да пинки по почкам и твое конституционное право орать во всю глотку.

Чтобы это значило? Воспользовавшись передышкой, я стал озираться. Комната больше пыточную напоминает…ну точно! Сразу вспомнил сцену из фильма «Семнадцать мгновений весны», где шеф гестапо Мюллер допрашивает нашего артиста Тихонова в такой же комнатке…только в подвале. Окон нет, дверь без ручки, замочной скважины нет. Тишина мертвая, но я чую — за дверью что-то происходит, какая-то бурная деятельность кипит и булькает. Телекамер не видно, но то, что за мной наблюдают — к гадалке не ходить! Нагибаюсь всем телом к подлокотнику, делаю вид что пытаюсь почесать шею, а сам стараюсь вытащить из-под ворота булавку. Изловчиться бы еще точно уронить ее в подставленную ладонь.

Минут через десять, в бесшумно открывшуюся дверь, вошел тот самый «облом» из группы захвата; меньше трех часов назад получивший от меня пару тумаков, только теперь, почему-то, в черной маске. Я решил, что он сейчас будет меня бить. Во всяком случае, я явственно считал такое его желание. Однако, следом за крепышом воякой стремительно появился щуплый человек, очень напоминающий внешним видом заморенную лабораторную крысу. Костлявый, сутулый и из-за этого кажущийся низкорослым, с угловатой головой и длинным носом. На вид — лет пятидесяти, голова седая, глубокие морщины на лбу и вокруг рта. Движения человека в сером костюме были резкими, четкими и весьма точными. Он прошел за стол, шмякнув, походя, на него очередную толстую папку документов в свеженьком переплете и пристроился в кресле, развернувшись лицом ко мне. Спецназовец остался стоять у входа, расслабленно привалившись плечом на старые, еще с советских времен медицинские весы, стоящие возле ширмы, при этом, чуть не своротив их всей тушей, за что удостоился свирепого взгляда начальства, от которого превратился в статую. Затем, и я попал под пристальный, изучающий взор.

— Моя фамилия Терентьев, — наконец, наигравшись со мной в гляделки, заговорил человек-крыса в очень подходящем образу костюме. — Я здесь самая большая «шишка» и мне даны чрезвычайные полномочия привлекать любых людей для выполнения…

— Наручники заберите, надоели уже! — буркнул я, шмякнув по столешнице глухо звякнувшими «браслетами».

— Могли бы и вежливо все обставить, господин «большая шишка», я же сам пришел и не надо было никаких засад. Культурненько бы позвонили, пригласили… может быть, я нашел время…

— Мы должны быть уверены, — ответил невозмутимо Терентьев и отшвырнул, не глядя, наручники ожившей «статуе» у двери. — «Может быть», нас не устраивает.

Он выразительно покачал головой, засуетившемуся было вояке, да так, что тот мигом вернулся к двери, застыв там истуканом и сверля мою спину свирепым взглядом, аж под лопаткой зачесалось.

Я нехотя ответил на рукопожатье «большой шишки» и стал демонстративно растирать затекшие запястья, стараясь разогнать кровь в тех местах, где их сдавливали тугие кольца наручников. Терентьев, водрузив на свой носище небольшие очки для чтения и раскрыв папку, зашелестел бумагами.

— Ты, Белов — ходячая катастрофа, хоть и уволился из армии с очень хорошим послужным списком. Только, с весьма нелестными характеристиками, имея в виду эту кипу докладных и рапортов о твоих заскоках. Взять хотя бы этот случай с комбатом… ведь прикрыл же его от пули, а потом морду зачем-то набил. Хотя, может быть, ты был и прав. Батальон ведь, он гаденыш, чуть было, не сгубил. Если бы не папа при больших погонах, то загремел бы под трибунал…

Терентьев помолчал, ожидая моей реакции, но не дождавшись — продолжил:

— А ведь тебя звали обратно. Начальство готово было терпеть твои выходки. Да, выговоров не счесть и в звании понижали, но ценили! С чего бы вдруг такая нелюбовь к воинской службе?

— Надоело выполнять тупые приказы. Душно стало. Воли захотелось.

— Веский аргумент, хоть и наивный. Ну и как на воле? Дышится?

— Издалека начали, генерал. Давайте ближе к делу. Вам собственно, от меня чего надо?

— А с чего ты вдруг решил, что я генерал? — удивился Терентьев, приподнимая одну бровь, — только не говори, что догадался.

— Я за такие догадки три месяца в психушке парился, пуская слюни. После «дурки», еще хуже стало. Просто утвердился в мысли, что я полный психопат и мне все можно и ничего за это не будет. У меня даже справка есть. Вот, к примеру, капитан ваш, что сопит за спиной, хоть и прикрыл рожу, а я все равно знаю, что фамилия у него Зацепин, и зовут его Алексей Витальевич. Жена — Марина, любовница — Света из Подольска. Где, между прочим, у вас тренировочная база очень секретная. Двое детей подростков, желчная теща всю плешь мужику проела. Ужасно бесится, что давно не получает повышения в звании. Хотя у самого косяков не счесть, к тому же выпивает немерено…

— Эй! Хорош уже! — рявкнул капитан, опомнившись.

— И что, про меня тоже все можешь рассказать? — спросил генерал, метнув сердитый взгляд на вояку, заметно насторожившись и озабоченно почесывая пальцем у виска.

— При подчиненном — не буду. Да и пристрелить можете… за разглашение государственных тайн, — приплел я, в попытке набить себе цену и напустить погуще тумана. На самом деле прочесть мысли генерала мне толком не удалось. Лишь поверхностная информация, самый минимум.

— Мудрое решение, — заметил Терентьев и прищурился, явно поведясь на мою браваду.

— Ты, действительно, опасный человек Белов. Я бы даже сказал очень опасный. Благо, что умный. Иначе бы, мы давно за тобой пришли. Хотя не факт, что застали бы на месте. Упекли бы не в «дурку», как ты изволил выразиться, а в шарашкину контору, чтоб лишнего не сболтнул и без дела не сидел. Как ты это делаешь? Эти твои фокусы с чтением подноготной?

— Сам не знаю, — пожал я плечами, — стоит только коснуться человека или предмета, а в голове, будто слайды с озвучкой взбесившегося хора прокручиваются. Кто, откуда, как зовут, ближайшие родственники, круг знакомых. Сценки какие-то из жизни. Очень наглядно, но не всегда подробно с предметами… Словно комикс какой-то. Да и не со всеми, и не всегда получается, и когда в неясных картинках, некоторые образы трудно расшифровать и понять однозначно. Самое сложное — суметь отделить собственную информацию от чужой, но то, что вы меня ищите, легко считал при контакте с капитаном.

— При силовом контакте! — уточнил генерал, усмехнувшись.

— Не люблю, когда грубят, хотя знаю, что приказ не церемонится исходил от вас лично.

— А как бы я убедился, что ты обладаешь способностью чуять опасность? Так, что извинений не жди!

— Ну тогда, я тоже извиняться не буду за помятого капитана.

— Все. Забыли. После увольнения в запас проработал в охране по сопровождению грузов, — продолжил Терентьев, то и дело пролистывая папку с документами, — бросил, ушел в какой-то заштатный автосервис. Учеником механика! Не похоже на карьерный рост, как раз, напротив.