Мамина улыбка - Владарг Дельсат Страница 2

За завтраком она увидела полные тоски глаза папы, поняв теперь, что если она Джинни, то Альбус, наверное, стал папой. И теперь они точно все-все смогут исправить, потому что мама и дядя должны быть вместе. Так решили двое детей из далекого будущего, так решила одна маленькая девочка, осознающая, что ей будет за такую шалость.

Больше всего Розу, ставшую тетей Джинни, интересовало, какой сейчас год, но она решила, что узнает это попозже, чтобы не «палиться». За такие слова мама очень сильно ругалась, могла и наказать, даже сильно, однако полностью избавить дочь от сленга так и не смогла. «Теперь нужно будет следить за речью», — вздохнула девочка, решив еще немного побыть Розой, чтобы потом привыкать к тому, что она Джинни. Покушав, девочка вопросительно взглянула на папу… то есть на Рона, и тот кивнул ей. Привыкнув с детства не замечать многих вещей, Роза удивилась тому, какой папа живой, настоящий, не было всего того, к чему девочка привыкла с детства — фальши.

— Ну что, мы идем? — раздался голос той, что была для Розы олицетворением успеха, семьи, и ради кого девочка решилась на тот ритуал. Позади стояла… мама. То есть Гермиона Грейнджер, конечно. Совсем молодая, улыбающаяся своей самой волшебной на свете улыбкой, стояла мама. Роза только в последний момент успела подавить желание броситься к Гермионе, чтобы обнять ее.

— Да… — очень тихо прозвучал голос папы совсем рядом. — Это будет сложнее, чем я думал… — Альбусу было очень сложно — напротив стоял… папа. Тот, кто и был смыслом жизни Альбуса Поттера, ставшего сейчас Роном Уизли, дядей, из-за которого оказалось невозможно папино счастье… осознавать это было очень тяжело. Альбус сразу же понял, что Роза оказалась в маме, очень уж необычно себя вела Джинни: не было этой игры в голосе, не было равнодушной улыбки. Рыжая девочка сейчас явно держалась из последних сил, со слезами на глазах глядя на тетю Гермиону, поэтому мальчик обнял ее, шепнув на ушко год.

Этот год был страшным, не таким, как те, что пришли через три года, но именно в этот год папу предали все, кроме тети Гермионы, это Альбус помнил очень хорошо. Даже зная, что их ритуал уничтожил будущее, стерев брата и сестренку, Альбус все равно пошел на него, как пошла и очень любившая Хьюго Роза. Потому что… Разве можно быть счастливым, когда родители страдают?

Гермиона, конечно же, увидела, как изменилась Джинни и как она смотрела на нее. Перестав глазеть на Гарри с фанатичным обожанием, что иногда раздражало, теперь рыжая девочка смотрела на нее саму так, что в горле вставал ком. Решив разобраться с этим позднее, Гермиона двинулась к поезду вместе со всеми Уизли. Начинался четвертый год обучения в школе волшебства, Гермиона была полна надежд, еще не зная, что ее ждет, а Рон и Джинни… Они хотели, чтобы папа Гарри и мама Гермиона были счастливы, ведь они столько испытали. Совершенно, абсолютно уверенные в своей правоте дети…

Часть 2

В поезде Джинни и Рон уединились на некоторое время, чтобы поговорить обо всем. И девочка, ставшая тринадцатилетней, и мальчик, осваивавшийся в четырнадцатилетнем теле, знали, что это будет за год, сколько боли он принесет самым близким людям. А следующий вообще грозил быть адом. При мысли о том, что рано или поздно наступит девяносто восьмой год, Розе становилось плохо, она смотрела на Альбуса с такой надеждой, что у того просто пропадал дар речи.

— Мы стали… Ты стал своим дядей, а я своей тетей, — криво ухмыльнулась Роза. — Теперь-то точно мама и папа на нас не женятся, но…

— Год будет страшный, — кивнул Альбус. — Зато мы теперь на одном факультете… держи себя в руках.

— Я почти не могу, Альби, — грустно проговорила девочка. — Это же мама, понимаешь? Это мама! Такая живая, радостная, а не погасшая и строгая…

— Я понимаю тебя, — мальчик прижал сестру к себе. Теперь они были совсем одни, несмотря на братьев и ба… маму. Не имея права никому открыть себя настоящих, как оказалось, совсем не готовые к этому дети смотрели на своих родителей, мучаясь от невозможности обнять и просто все-все рассказать.

Разговаривая между собой, готовясь к сложному году, Рон и Джинни не знали того, что любопытная Гермиона смогла обоих подслушать. Услышанное не укладывалось в голове девушки, слышавшей «это же мама!» с таким надрывом, что даже ей становилось понятно, что здесь все не так просто. Услышав, что Рон назвал Джинни Розой, мисс Грейнджер решила запомнить это имя, немедленно вернувшись в купе с Гарри.

Гарри, несмотря ни на что, совсем тупым все-таки не был, скорее, немного нерешительным. Поэтому он тоже заметил и взгляд Рона, и взгляд Джинни. Мальчику были эти взгляды совершенно непонятны, поэтому он решил поговорить с Гермионой, пока Рон с Джинни куда-то ушли. «Гермиона умная, она подскажет», — подумалось ему, когда девушка вернулась в купе.

— Ты заметила, как переменились Джинни и Рон? — поинтересовался Гарри у очень задумчивой Гермионы.

— Они смотрят на нас по-другому, как на очень близких людей, — ответила ему девушка.

— Но мы же друзья, — не понял мальчик, — конечно, мы близкие.

— Нет, Гарри, — грустно улыбнулась Гермиона. — Так на родителей смотрят, на детей, на родных, понимаешь? И у Джинни глаза постоянно мокрые, это неспроста.

— Давай тогда с ними поговорим? — предложил Гарри. — Сразу после ужина, да?

— Давай, — согласилась девушка, загадки, конечно, любившая, но…

Даже не ведая, что оказались раскрыты внимательными друзьями, вернувшиеся в купе Джинни и Рон пытались вести себя «как всегда», но, видя эти взгляды, которыми обменивались рыжие, ловя на себе взгляд Джинни, старавшейся смотреть в пол, Гермиона постепенно убеждалась в своей правоте. А Гарри был поражен в самое сердце тем, как изменился Рон — говоривший тихо и… Тактичный Рон — это как танцующий Снейп.

Поезд пришел вечером. Большой зал без портретов героев, с Дамблдором на золоченом троне… Роза смотрела на то, как выглядел замок до войны, понимая, как много бед натворила война, та самая война, что ждала их всего через пару лет… Девочка хотела уже присесть на свое привычное место, но в последний момент успела остановить и себя, и Альбуса, рванувшегося в привычном направлении.

Объявление о Турнире, вызвавшее желание плакать,