Имперский престол (СИ) - Старый Денис Страница 2

Мое участие во всем этом заключалось, скорее, в добром слове жене и волшебном пинке всем причастным к процессу выздоровления. И что я получаю? Недовольство от жены и упреки. Ладно, пусть перебесится.

— Акинфий! — звал я своего помощника, который показал себя большим молодцом и смог закрыть немало вопросов и проблем, которые возникали в связи с моим отсутствием.

Он смело общался с боярами, выслушивая от тех, порой, весьма оскорбительные речи. Он доставлял мне послания, корреспонденцию. Смог сохранить в тайне мой неоднозначный, а, скорее, глупый поступок от многих. Все челобитники разворачивались под разными историями-предлогами. И пусть по Москве понеслись слухи, а Захарий Петрович Ляпунов не успевал отслеживать сплетников, в целом, справились и паники в стольном граде не случилось. В этом весьма помогла газета «Правда», вышедшая с заголовками и статьями, что, мол, все в порядке, царь жив. Лишь царица слегка приболела.

— Государь-император, чего изволите? — как обычно, из ниоткуда, материализовался помощник.

— Что нового по расследованию? — спросил я, не уточняя по какому именно, так как это было само собой разумеющееся.

— Другой день уже Захарий Петрович самолично просит прибыть, — отвечал Акинфий, семеня следом за мной.

Я шел широким шагом, быстро, решительно направляясь, в сторону своего кабинета.

Могло складываться впечатление, что я убегаю от проблем, и это так и было. Я не просто оказался раздосадованным реакцией Ксении, но и обижен на нее. Балконов тут нет, падать на меня не чему, но хотелось бы, что все поступки были оценены. Однако, убегая от одних проблем, я врываюсь, словно ледокол на северном морском пути, в ворох иных важных и сложных вопросов.

— Кто из бояр в Москве? — спросил я на ходу.

— Князь Пожарский завтра-послезавтра прибудет. Головины с англичанами и голландцами прибыли, — докладывал Акинфий.

— Первым зови Захария Ляпунова. После обеда жду к себе англичан. На завтра давай Тохтамыша, — тут я задумался. — И сразу Сагайдачного, токмо не вместе, но они должны друг друга увидеть.

Я накидывал задачи Акинфию и определял свой график на ближайшие дни. Предстоит провести немало встреч и переговоров. Встречи с англичанами больше приятные, так как там речь пойдет об увеличении объемов товарооборота и перспектив использования Риги, как русского порта.

— Акишка, доклады от Скопина-Шуйского пришли? — спросил я.

— Да, Государь, — отвечал Акинфий, посмотрел на меня, вспомнил, продолжил. — Привез Хворостинин Юрий Дмитриевич. Это сеунч, государь-император.

Сеунч — важная составляющая военных традиций Руси. Радостная весть о победе. Тот, кто приносит добрые вести о великих свершениях, должен быть поощрен. То, что Скопин прислал Хворостинина, это хорошо. А ведь мог пожадничать и оставить себе, ограничившись письменным докладом. А мне нужно придумать, что именно даровать Юрию Дмитриевичу Хворостинину.

Скопин начал компанию резво, бьет ляха и там, и сям. Как бы это ни странно звучало, в подобном подходе и крылась ошибка. Головной воевода, даже существенно уступающим в численности отрядам поляков, дает полноценное сражение, где артиллерия отрабатывает на полную мощность. Расходы ядер, дроби, пороха, колоссальны настолько, что, несмотря на накопленные на складах запасы, уже сейчас приходится экономить.

А нынче, подойдя к Вильно, и сходу взяв небольшие укрепления на подходе к столице Великого княжества Литовского, началась осада большого города. Вильно больше, многолюднее, чем многие русские города, там узкие улочки и много каменных строений. Взятие штурмом такого города возможно и я знаю, что сейчас Скопин готовится именно с мясному штурму. Но при наших больших потерях военная компания может войти в затяжную фазу и превратится в войну ресурсов. Мы потеряем динамику и это может грозить переходом к инициативой к врагу. Подобное было уже в Ливонскую войну Ивана Грозного, моего, получается, официального отца. И в таком противостоянии выиграть можно, в долгую. Однако, затяжной конфликт с Польшей вынудит, пока не так, чтобы решительную Швецию вступить в войну.

Отпив ячменного напитка, напоминавшего дешевый растворимый кофе из будущего, я зарылся в бумагах. Пока прибудет Захарий, надеялся посмотреть и проанализировать отчет Луки.

— Что было бы, если они работали в экселе и пауэр поинте? — причитал я, вникая в огромное количество цифири и исчислений.

Радовало, конечно, что отчетная документация от ведомства Луки приходит такая скрупулёзная, сам настаивал на подобном. Но я и не подозревал, что породил бюрократически-статистического монстра. К такому подходу приложил руку даже сам Иоганн Кеплер, который перепроверял расчеты и подсказывал математические методы вычисления и площади и составлял уравнения. Великий ученые стал своего рода программистом, который создал программу для мозга Луки, ну а тот теперь пользуется «программным обеспечением».

— Вот же паразиты… — усмехался я, когда только окинул взглядом отчет. — Не на то я учился…

Не знаю, как в будущем получали образование студенты-экономисты, но, уверен, что подобный отчет, если туда добавить графики, мог стать вполне сносной дипломной работой.

А насколько я, государь-император, должен быть в теме, если для работы с сельским хозяйством уже используются математические методы анализа и прогнозирования? Думаю, что быть в курсе, в общих чертах, для меня достаточно. Вполне хватит изучения информации после слов «выводы» или «итого».

Итого… Посевная шла в полном разгаре. Перспективы вырисовывались вполне радужные. Был проведен анализ того, как родили культуры на разных почвах. Так, под Суздалем и Ростовом урожайность ржи и ячменя была на процентов двадцать-тридцать больше, чем, к примеру, под Москвой. При этом, в ряде поместий, которые были в государственной, моей, собственности, проводились одинаковые мероприятия, такие же, что и в других регионах. Имелся вывод, суть которого в том, что нечего засорять черноземы Суздаля, Ростова и частью Владимира-на-Клязьме, всякой огородниной из «колумбового списка». Так что картошки там не будет, как и других овощей, но этот регион станет исключительно житницей для центрально-европейской части России.

В то же время эксперименты с посадкой кукурузы севернее Белгорода дали понять, что это дело не имеет перспектив, если только не использовать исключительно для корма животных. Прорастало семян вдвое меньше посаженного, вырастали какие-то кусты, чаще всего вовсе без початков. И почему в покинутом мной мире кукуруза выращивалась повсеместно? Селекция, не иначе, как она на то повлияла.

С подсолнухом так же проблемы. Нет, он растет, более-менее, под Астраханью. Посадили эту культуру и чуть севернее. Но… это красиво и пока не так продуктивно, как ожидалось. Семечки есть, но очень мелкие, хотя, как уверял отчет, прошлогодняя семечка была на семь-десять процентов больше и маслянистее годом раньше.

И тут скроется вопрос… А не накручивают ли мне лапшу за оттопыренные уши? Как они подсчитали в процентах увеличение семечки? Да и маслянистость не так легко определить. Там нужно было бы провести немалое количество экспериментов. Между тем, если в прошлом году подсолнечным маслом был обеспечен Кремль и Патриархия, в эту осень, если все будет так, или рядом с тем, как описано в отчете, часть масла можно продавать в войска и пробовать реализовывать на внутреннем рынке. Пусть малой, пробной партией, но и так можно понять уровень спроса у населения на такую «алию», как многие называют любое жидкое масло.

— Государь-император, прибыл Захарий Петрович Ляпунов. Пусчать? — мой мысленный поток прервал Акинфий.

— Пускай! — ответил я, складывая разложенные листы бумаги.

А бумага стала немного, но лучше. До тонких белоснежных листов из будущего далеко, но вполне добротная и не настолько уже и толстая, плотная. Другие листы бумаги берешь в руки и понимаешь, что из одного листа можно было сделать три.

— Государь-император! — Ляпунов зашел в мой кабинет и склонился в поклоне.