Гридень. Начало (СИ) - Старый Денис Страница 2

Две гранаты с выдернутыми чеками, зажаты у меня под мышкой.

— Руки в гору! — скомандовал явно славянской внешности «туарег».

— Как скажешь! — усмехнулся я и поднял руки.

Рычаги гранат разжались и…

«Правильно ухожу», — успел подумать я

И, словно в замедленном действии увидел, что фотография со счастливой русской семьей также падала, словно собой хотела накрыть гранату.

Взрывы… небытие.

Глава 2

Город Берлада

14 апреля 1145

— Фомка говорите кличут? — спросил мужик.

— Фомкой, как есть, — ответил писклявый бабский голосок. — Молчать стал! Обет за грехи взял при храме… — сквозь пелену слышу разговор.

Почему я не умер? Это как? Голова раскалывается, как тисками виски сжали. И… Ноги, руки, все на месте?

Звуки становились более отчетливее.

— Поднимите его! — скомандовал зычный голос. — Страшное мне поведали вы про дела сего отрока. Но, тем русская земля и живет нынче, раздираемая половцами али клобуками, да и самими же князьями.

— Так и ты на усобицу кличешь людишек за своего князя, — возразил кто-то из толпы, когда три мужика меня поднимали.

— У князя моего вотчину забрали. Он первый по праву в Галиче! — отрезал обладатель зычного голоса, после посмотрел на меня, а я на него своим мутным взглядом.

Получилось чуть приоткрыть глаз. Он был словно на фестивале реконструкции, но… Нет, реальность была иной, не фестивальной.

Наконец, получилось более или менее пошевелить конечностями. Руки чувствовались так, словно я спал на них, плохо поддавались контролю. Все равно усилием воли стал ощупывать себя. Хмурюсь — целый, живой.

Я стал щипать себя, но только добавил еще чуточку болезненных ощущений от сжатий кожи на боку, к слову, явно опаленному некогда.

А что вообще происходит? Я погиб, точно же должен быть мертв. Не в коме, а мертв… после такого не выживают.

Словно архивированными пакетами стала приходить или, правильнее сказать, возвращалась память. Все тело ощущало боль, словно тысячи иголок впились в кожу. Я терпел, и не такое приходилось переживать. Лишь головная боль действительно доставляла неудобства, так как не позволяла осмыслить происходящее.

Резко пришло осознание того, что меня могут узнать и это принесет беду. Мужик передо мной среднего роста, с густой черной бородой, лишь отдающей рыжеватым оттенком. Такой вот чернявый, голубоглазый… точно — десятник Мирон! Мысль как обухом по голове припечатала.

И он…. НАСТОЯЩИЙ. Быть такого не может, но это так. И меч с красным камнем на эфесе, и эта кольчуга со вставками пластин — все настоящее. И он нисколько не низкий, как мне показалось сначала. Я осознал, что Мирон, напротив, очень даже высок в сравнении с другими людьми.

Я закрыл глаза, подождал, вновь открыл, ничего не изменилось. Я — Владислав, сын Богояра, известный в Берладе, как Фомка, давший обет молчания. Похоже вооруженные парни начинают об этом догадываться.

Новый архив данных распаковывается у меня в голове и я уже менее болезненно воспринимаю очередную порцию информации. Я в Берладе — это город рядом с Дунаем, то есть где-то в современной мне Молдове или где-то там. Берладники же — это, словно казаки, люди, которые по разным причинам бежали со своих ранее насиженных мест. И я, судя по всему, туда же…

— Бери куну серебром, божий человек! Но не грех-то убить убивцев, а дело наше христианское оборонить единоверцев, — сказал Мирон, продолжая меня пристально осматривать.

Он протянул мне какой-то обломок металла похожий на серебро, но его быстро перехватила какая-то баба.

Я избегаю его взгляда, так как у Мирона, так его называли, могут быть ко мне вопросы, до конца мне не понятные, видимо, еще не распаковался нужный архив данных. А вот писклявую Бабу Ягу я рассмотрел. Вспомнил советские сказки, в которых образ не всегда злой бабки, но всегда крайне некрасивой, отыгрывал актер Георгий Миллер. Была и бородавка на носу, фу, и еще одна под левым глазом.

Баба… Пришло понимание, кто передо мной. Улка, так зовут эту тварь. Что удивительно, ей нет сорока лет, а я бы дал все восемьдесят с гаком годиков. Она чаще всего просит у людей милостыню для меня. Именно так. По мере «распаковки архивов» я все больше осознавал себя личностью, которая прямо сейчас формируется из двух людей.

— Вот на том, спаси Бог тебя, вот енто так, по-христиански сирому немому помочь, — запричитала она, часто кланяясь.

— Сюда отдай! — вырвалось у меня.

Чуть ли не выворачивая руку бабе, я забрал у нее кусочек серебра.

Тело будто само среагировало, похоже, злобы на эту бабульку скопилось через край.

Уже чуть меньше ощущались уколы, я смог пошевелить даже пальцем на ноге. Однако, говорить о том, что полностью овладел своим телом, рано.

В толпе разом повисла тишина, как будто молния в поляну ударила. А потом все зашептались:

— Заговорил… Фомка заговорил.

У Мирона же лицо вытянулось, он стал переглядываться с другими ратниками. Явно был чем-то удивлен.

Вокруг меня было человек… несколько сотен было точно. Разношерстная публика. Были те, кто не многим отличался облачением от князя, правда, таких мало. Стояли вокруг и люди без оружия, скорее всего, ремесленники и купцы. У них были добротные пояса, которые провисали от тяжести калит, толстых мешочков, где наряду с русскими гривнами могли храниться и ромейские монеты. Это также пришло в голову, как только я подумал, что может находиться в мешках на ремнях.

Чуть в стороне стояли и другие люди. Вот это была, по всей видимости, городская беднота. Крайне заляпанные, часто порванные одежды из ткани, более всего похожей на мешковину. У них не было ни ремней, роль которых выполняли веревки, ни каких-то предметов, по которым можно было определить род занятия людей.

Берлада — своего рода отстойник, куда стекаются те, кто по разным причинам стал неугодным власти и месту, где до того проживал. Или же Берлада — это дом для тех, кто бежал от других и от себя самого. От чего бежал я?

— И когда ты молвить стал? Все же мычал, да рычал! — обомлел мужик с мордой кирпичом, оказавшийся ближе остальных.

Да это, с позволения сказать, «лицо» точно просило кирпича. Вот взять стереотипную внешность бандюгана, срастить ее с образом конченого пропойцы и выйдет такой вот персонаж. Но все ждут от меня ответа.

— А вот сейчас и стал разговаривать, — отвечал я, стараясь быстро размышлять о своем положении.

— Люди вот мне сказывали, что ты, прежде, чем в скит идти, отбился от половецкого отряда, один во всей дружине выжил. Правда то али какой вымысел люда острого на язык? — спросил Мирон… ага, вспомнил, он десятник в дружине князя без княжества, Ивана Ростиславича.

Почему-то в памяти всплыла и такая информация. Я знал, что Мирон только что прибыл в Берладу.

И тут «распаковался» очередной информационный пакет. Удалось проломить барьер. Чье-то сознание внутри меня, наверняка, реципиента, тщетно сопротивлялось именно подобной информации.

Каленое железо мне в бок, жар, приторный запах подпаленного человеческого мяса, моего мяса, ухмыляющиеся, веселящиеся…. Степняки… Я ненавижу Степь. На поляне сидели шесть степных разбойников, людоловов. Возможно, это были половцы-кипчаки. Скорее всего, они, но также могут выглядеть и клобуки, и даже мадьяры. Эти степные тати, придерживая кости, жадно откусывали большие жирные куски мяса, не заботясь о том, что жир капает на халат. Они даже хвастались друг перед другом тем, насколько просаленные халаты.

А еще возник образ, как я разбиваю череп одного из разбойников и его мозг, разлетаясь, измазывает мое лицо, как уже раненный в ногу стрелой кидаю камень в лучника и попадаю ему в грудь, отчего тот заваливается…

Воспоминания все еще накатывали и было бы время, то я разбирался бы с этим вдумчиво, но от меня ждали ответа на вопрос.

— Правда, — ответил я, еще не придя в себя от тех эмоций, что успел пережить во вспышке воспоминаний.