Упущенные Возможности (СИ) - Ande Страница 20

В общем, кайло и тачку, на гуманных пять лет, словили арестованные в компании бандитов поэты, писатели, художники и актеры.

То есть, во-вторых, общественность пришла в возбуждение и брожение. А условия отсидки, как я понял, от моей реальности не сильно отличались. По крайне мере, вопрос высокой смертности заключенных, поднимался даже на уровне СНК.

НКВД получил славу бездушного монстра, а товарищ Ягода, в тридцать пятом, был снят с должности за перегибы. Тем не менее, канал был построен к тридцать четвертому году. А уголовный розыск, и судебная система отработала алгоритм.

— Ты же понимаешь, Боб — Чашников разлил еще по одной — что простой кампанейщиной преступность не победить. Народ, из деревень, на стройки двинул. Да и бытовуху никто не отменял.

Но, тем не менее, любой вздумавший заняться разбоем, сейчас совершенно точно знает о скорой неотвратимости наказания. Во всех городах без исключения, работают дежурные суды. Круглосуточно. У ментов, с размахом, отработаны оперативные мероприятия. Созданы рабочие дружины поддержания порядка. А эти вообще, сначала стреляют, а потом думают.

Заодно, в тридцать четвертом, создана Прокуратура, возглавляемая товарищем Сольцем.

Сейчас всем известно, что согласно опубликованной статистике, любой совершивший преступное посягательство, оказывается на нарах в течение двадцати четырех часов. То есть, где то в глуши, бывает всяко, конечно. Но не в Москве.

— От Москвы, Боб, вся эта шушера бежит сейчас как черт от ладана. Хоть чего –то, опасаться можно начинать на дальних окраинах, типа Останкино. Но никак не здесь…

Во вторник, меня вызвали ровно в двенадцать. Зайдя в приемную, я угодил не то чтоб в толпу, но было многолюдно. Кроме непонятных личностей, многих из присутствующих я узнал. Я помню их фото по прошлой жизни.

Шахурин, Хруничев, Илюшин, Туполев, Поликарпов, и, совсем молодой Яковлев. Тут же Зам. Наркома Обороны товарищ Трифонов. И, член Политбюро, товарищ Каганович. Все они толклись в приемной, в ожидании, когда их пригласят. И вся эта сходка, называется Комиссия Политбюро по вопросам авиастроения.

Но в целом, я не удивился. Товарищ Иванов, заглянул ко мне еще до приезда Калинина. Юрий Степанович сообщил о предстоящем мероприятии, попросил не снижать бдительности.

Я, конечно, заверил в неустанном бдении. Хотя, не нужно быть семи пядей во лбу, что бы сообразить. Больше всего охранное начальство напрягают наивысшие руководители. Как я заметил, на выступления перед простыми работягами и ИТР, и на многолюдные митинги, меня привлекают изредка. А вот на всех встречах с высшей номенклатурой, мое присутствие — безусловно обязательно. Вполне очевидно, что мне не все говорят. Какие-то нюансы вызывают у товарища Берия нешуточное беспокойство.

В общем, Поскребышев выдал мне папку с документами, что я буду подавать Калинину во время беседы. Я прошел в кабинет, поздоровался с вождем, и уселся на привычное место. Попутно подмигнул стенографистке Людочке Маловой. Она и Ирка Розенгольц — моя обычная компания в обед. Но та не отреагировала. Что, впрочем, неудивительно.

Руководство Особого Отдела, самими разными способами, вбивает персоналу в мозг незаметность, как главное правило работы. Ни при каких обстоятельствах не привлекать внимания вождей, и не отвлекать их от важнейших мыслей.

Похоже, сегодня ожидается обсуждение достижений. Советским авиаторам есть чем гордится. Недавно Чкалов долетел до Ванкувера. Бьются, один да одним, рекорды. Видимо, руководство будет поощрять и стимулировать.

Я стал разглядывать посетителей, что шумно наполняли кабинет. За столом для совещаний рядом с Калининым, уселись Каганович и Трифонов.

О товарище Трифонове, я, в свое время узнал случайно. Читая биографию его сына, Юрия Трифонова, известного писателя, заинтересовался, и узнал поразительное. Валентин Трифонов — старый большевик, участник Гражданской. Нес по матушке Буденного с Ворошиловым, за черезмерное увлечение Первой Конной мародерством.

В начале тридцать седьмого года, он написал книжку — ' Контуры Грядущей Войны'. В ней он подробнейшим образом рассказал, как будут развиваться события в случае нападения Германии на СССР. С беспощадной прямотой описал разгром, что и случился летом сорок первого. Уничтожение авиации на аэродромах, войск в лагерях и на марше. Брошенная техника повсюду. Окружение и плен огромных масс солдат. С потерей Украины, Белоруссии, Донбасса. С немцами на пороге Ленинграда и Москвы… Он разослал свою книжку всем членам Политбюро.

Кстати, одним из способов это избежать, предлагал сосредоточиться на создании приличной бомбардировочной авиации, и специализированных боевых самолетов, а не молиться на скорость и количество, как главный критерий побед.

В моей реальности, мужика тут же и шлепнули, ибо нефик всяким троцкистам нагнетать и порочить. Здесь он занимает пост Зам. Наркома, типа, по перспективным вооружениям. В отличие от Кулика, что отвечает за вооружение армии в целом. Казалось бы, легкая бюрократическая загогулина, а все меняется более чем существенно. Тем временем Калинин откашлялся, и сказал:

— Ну, что же. Приступим, товарищи.

Я открыл папку, и протянул Михаилу Ивановичу листок. Он мельком глянул в него, и попросил товарищей отчитаться о работе возглавляемых ими организациий:

— Давайте по алфавиту — предложил Каганович, — начнем с вас Олег Константинович.

Кажется, заговоривший мужик, это был конструктор Антонов…

По окончании первого же своего рабочего дня, в качестве референта, я пришел к Поскребышеву, и сказал что это на грани дебильности. На встречах высшего руководителя, постоянно присутствует какой-то идиот, непонятно зачем. Может, меня за ширмой спрятать? Иль еще что придумать? Помолчав, Александр Николаевич со мной согласился. Со следующего дня мне, перед каждой встречей выдавалась папка. Там лежали документы, с прикрепленными скрепкой листочками. На листочках были записаны номера очередности, и время, когда нужно передать документ Калинину. То, что время всегда оказывалось плюс-минус минута, а как правило, просто в точку, повергало меня в задумчивость. Вплоть до того, что я начал подозревать, что моя встреча с Калининым, на шоссе Ленинград- Москва, сильно не случайна.

Тем временем, Антонов закончил, и слово дали какому-то Григоровичу. Потом еще кому- то. Потом еще… Общий тон бы деловито –победный, с нотками печали. Дескать мы бы могли –огого, но смежники. Ильюшин похвастался запущенным в серию, самолетом ИЛ-4. Туполев рассказал, что ТБ −3 будет модернизирован, готовится программа. В общем, товарищ Калинин, все отлично, но вот моторы, и совсем нет алюминия, а еще куча бессмысленных прожектов. Пора уже выработать приоритеты, и отказаться от ерунды, типо вертолетов каких-то.

Тут, как говорится, началось «оживление в зале». Гул голосов, на мгновение перекрыл даже очередного говорившего. Каганович попросил всех успокоиться. А Калинин спросил:

— А я что-то Сикорского не вижу? Он не заболел?

Лазарь Моисеевич объяснил, что у Игоря Ивановича сегодня испытания предсерийного армейского геликоптера, и он отпросился. А Трифонов проронил, что Сикорский ведет перспективнейшую тему, и он, Трифонов, разрешил ему сегодня не приезжать. И вам бы, Михаил Иванович, не помешало бы лично посмотреть на эти вертолеты.

Тут уж поднялся откровенный шум, и галдеж. Похоже, эти авиаконструкторы- тот еще змеюшник.

Но я недооценил Калинина. Он сказал лишь: «Так», и шум мгновненно стих. А потом Михал Иваныч начал жечь напалмом. Что победные реляции и несомненные успехи, скрывают отвратительное состояние дел в авиации вообще, и производстве авиатехники в частности. Что партия и правительство учтет сложившуюся ситуацию, прежде чем приступать к организационно структурным мероприятиям. И что нежелание товарищей конструкторов признать технологическую неготовность к их конструктивным решениям, ведет к ужасному качеству авиатехники, что исправимо, хотя бы теоретически. Но и к отвратительной конструкторской проработке принятых к производству образцов, что несет за собой просто гигантские убытки.