Юрий Корчевский - Атаман. Гексалогия Страница 21

Панфил задумался.

– Нет, не наберу охотников для такого дела. Увидят татары – стрелами издали посекут.

– Я сделаю, причём ночью, чтобы татары не видели, пусть для них сюрприз будет.

– Смогёшь ли?

В это время подошёл кузнец. Стянул с головы картуз, поздоровался, спросил, зачем понадобился.

– Вот, гость московский тебя видеть хотел.

Поздоровавшись, я отошёл с Дмитрием в сторону.

– Сможешь ли сделать из железа что‑то вроде кувшинов с узким горлом?

– Сложно.

– Да мне не нужна форма кувшина, пусть это будет трубка, – я показал пальцами длину и диаметр, – только запаянная с одного конца.

Кузнец был краток.

– Сколько и когда?

– Штук десять‑двенадцать; чем быстрее, тем лучше.

– Тогда я пошёл делать.

Кирилла я послал за бочонком с порохом, Алексея обязал найти бечёвку, порезать на куски в локоть длиной, Сергея озаботил задачей найти хоть немного земляного масла, так здесь называли нефть, обычно им пользовались знахари.

Где‑то через час‑полтора хлопцы мои вернулись с добычей, вскоре подошёл и кузнец с железяками. Все вчетвером принялись готовить изделия – рассыпали из бочонка порох в трубки, мочили в нефти фитили, вставив, осторожно зажимали горловину. Примитивно, конечно, но самодельные бомбочки были готовы. Сунув их в узел из старой холстины, я поднялся с хлопцами на башню. Осмотрел пушечку, ввёл руку в ствол – паутина. Э, как тут у вас всё запущено! Стоящий рядом десятник смущённо крякнул.

Взяв банник, прочистил ствол, высыпал из находившегося рядом бочонка три пригоршни пороха, из тряпья скрутил пыж, затолкал в ствол. Ничего свинцового рядом не нашёл – ни дроби, ни ядра. Один из воинов принёс ведро камешков. Сгодится на один раз, решил я; набил в ствол камней, скрутил пыж из тряпья. Вроде готово. Конечно, меня брали сомнения – не разорвёт ли ствол? Я не был уверен, я не знал, сколько пороха надо, мала навеска или велика. Ну, рисковать мне одному, но завтра.

– На сегодня всё, теперь ищите пилу, желательно небольшую, не двуручную.

Парни помчались искать. Пока все мои действия были для них непонятными.

Начинало темнеть. Подойдя к дружинникам, я попросил их быть наготове, слушать и смотреть, – ведь пока я нахожусь под мостом, увидеть или услышать татар я не смогу, и буду фактически не в состоянии дать отпор, в руке ведь не оружие, а пила.

Парни принесли пилу. Я попросил их подстраховать меня на стене с арбалетами.

– Сделаем, атаман! – дружно гаркнули хлопцы.

– Какой из меня атаман, – пробурчал я, отходя.

Найдя место поукромнее, где почти не было отблесков от костров, вжался в стену и очутился вне города. С трудом балансируя на узкой полоске земли, дошёл до моста. Спустился, рукой прощупал опоры. Крепко сделаны, на совесть, долго пилить придётся, а их аж четыре штуки. Ладно, назвался груздем – полезай в кузов. Осторожно начал пилить, причём наискосок. Пилить дольше, зато гарантия, что мост при нагрузке рухнет.

Несколько раз высовывался из‑под моста, спрашивал, сильно ли слышно? Пилы, почти и не слыхать, мост звуки глушит. Уже хорошо.

В поте лица, до мозолей на руках трудился полночи. Тяжело перепилить ножовкой в темноте четыре толстых дубовых опоры. Уф! Последняя, четвёртая закончена. Можно и за стену. Отдохнуть надо, завтра может быть трудный день.

Просочившись сквозь стену, вызвал удивление моих ребят – они хоть и не видели, как я прохожу, но удивлялись: верёвки нет, а я уже тут, внутри.

Все улеглись спать, я отключился напрочь – сказывалась вторая ночь почти без сна.

Утром только успели перекусить, как со стены дозорные закричали:

– Идут! Татары идут на приступ!

Начало было как вчера. Татары несли лестницы, с ходу перебрасывали через ров, поднимали на стену.

Я взял с собой Кирилла, он нёс в руках зажжённый масляный светильник. Сам же за плечами тащил очень увесистый узел с бомбочками. Выбрал место, где татары скучковались погуще, зажёг фитиль, подождал несколько секунд, пока он разгорится, и швырнул в самую гущу нехристей. Несколько мгновений ничего не было, потом ка‑а‑а‑к жахнуло! У меня аж заложило уши. Во все стороны полетели клочья тел, куски земли, обломки лестницы, щепки от стен. Клубы черного дыма от пороха поднялись вверх.

Я выглянул из‑за стены. В разных позах валялись убитые враги – кто без руки, кто без головы, кто с распоротым брюхом, из которого вывалились сизые кишки.

Очень неплохо. И что интересно – на какой‑то миг всё поле боя замерло, стихли крики и звон оружия. И наши и татары смотрели, где и что так бабахнуло?

Пока над полем боя царило оцепенение, мы с Кириллом перебежали чуть подальше, я снова поджёг фитиль, бросил под лестницу, у которой толпился десяток басурман, присел. Бабахнуло здорово, оторванные конечности аж перелетали через стену. Таким образом, я пробежал вдоль всей стены. Памятуя, что запас бомбочек мал, кидал их только там, где врагов было много, и положение становилось угрожающим.

Неся тяжёлые потери, татары не выдержали и побежали. Бой стих. Ко мне подошёл десятник и с чувством обнял.

– Молодец, здорово выручил! Где ты так с огненным зельем обращаться научился? Я только слышал о таком, научи моих дружинников.

– Потом, уйдут татары – научу. Сейчас учить смысла нет, пороха‑то нет, да и время нужно.

На стене остались дозорные, мы спустились вниз, было бы неплохо и подкрепиться. Навстречу нам скакал воевода:

– Удержали? Кто из пушки стрелял?

Десятник показал пальцем на меня:

– Он, только не из пушки. Бросал огненное зелье в железных трубках, татар поубивало – страсть!

Воевода окинул меня внимательным взглядом.

– Молодец, всегда московиты чего‑нибудь учудят. Держитесь, голубь прилетел с донесением – из Ельца подмога идёт, дня три бы продержаться.

Хлестнул коня и умчался.

Сели на чурбаны, только поесть успели, снова дозорные руками машут:

– Идут! Тревога!

Все помчались на свои места. Я – в башню, к пушке, парни мои – со мною. Эх, жалко, бомбочка одна осталась.

Татары накатывались ближе и ближе. Среди клубов пыли, поднятой множеством ног, проглядывало что‑то непонятное. Я пристально вглядывался – что ещё удумали татары. Ба! Да это же они таран тащат! Человек двадцать несли здоровенное бревно, по бокам их прикрывали щитами от стрел ещё два десятка воинов. Таран был как раз напротив ворот. Метров за сто татары с тараном начали разбегаться, предполагая со всей силой ударить в ворота. Давайте, не споткнитесь только!

Ополченцы и дружинники взялись за луки, у кого они были. Щёлкали тетивы, выбивая одного за другим татар. Что было силы, я заорал:

– По тарану не стреляйте, он мой!

Меня услышали, перенесли стрельбу на другие цели, благо их было в избытке.

Татары домчались до моста, взбежали, успели сделать три‑четыре шага, и тут мост обрушился. Таран покатился в сторону, подмяв под себя татар, затем рухнул в ров, рядом упали остатки сломанного пролёта, похоронив тех, кто нёс таран и прикрывал щитами. Татары сначала оторопели, потом дико взвыли от неудачи и бросились на штурм. У башни их было много, и я тут же швырнул бомбочку. Бабахнуло! Из‑за дыма неслись крики раненых и вопли ужаса оглушенных.

Вдвоем с Кириллом развернули пушку вдоль стены, я подбил клинья, наклоняя ствол ниже, взял у Кирилла тлеющий трут, выгнал его из башни. Вдвоём тут делать уже нечего, случись что, пушку разорвёт, – я это затеял, мне и жизнью рисковать. Поднёс трут к затравочному отверстию и отбежал. Несколько мгновений ничего не происходило, потом пушка рявкнула, подскочила и отлетела к стене, назад. Я остался цел, и пушка тоже. Повезло! Я бросился к бойнице. Метров на пятьдесят стена была чистой – ни лестниц, ни татар. Здорово! Я побежал из башни на стену. Перезаряжать пушку долго и хлопотно, потом сделаем. Выхватил из‑за пояса топор, но повоевать не пришлось, татары бежали. На радостях я заорал: «Ура!» Мой клич подхватили другие. Отступали, драпали мародёры, воры и насильники мурзы Бакжи.

Поскольку день клонился к вечеру, наверное, можно и отдохнуть. Не сунутся они сегодня сюда, а завтра – посмотрим.

Я высунулся со стены, хорошо повоевали – пространство у стены и во рву, рядом с остатками моста, – ё было усеяно трупами неприятеля. Каждый раз бы так, и скоро от воинства мурзы ничего не останется. Всё, устал я, надо передохнуть. Вместе с хлопцами спустились со стены, подошли к чурбачкам, приготовленным для котлов, сели. Напряжение боя постепенно отпускало, уступая место апатии, усталости. Подбежал возбуждённый Панфил:

– Что ты сделал, а! Нет, что ты сделал?

Я вскочил и слегка перепугался – чего я мог натворить?

– Да ты один десятка воинов стоишь! Тебя сам Господь к нам послал. Сотни три на приступ шло, а сейчас половина под стенами лежит. Молодец! Благодарность и низкий поклон тебе от горожан. Не хочешь со своими молодцами в дружину к нам? Хороши воины, видно, опыт большой, да смекалка воинская есть! Вишь что удумал – мост подпилить, а с огненным зельем как удачно вышло. Недооценивал я сие зелье, да неправ был, при всех говорю – неправ.