Мир и нир - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 22

Сторговались посерёдке. Но в январе мама, обнаружив запись об этой сделке, встала на дыбы. Она очень толково объяснила, что заводить виноградник дорого. Сбыт не налажен. Сорта не проверены: вдруг там и правда моча. Хрымов, обученных ухаживать за виноградом, примерно – нисколько.

В общем, мама прошлась по моей мечте и по не выросшей ещё ягоде как вандалы Горбачёва. Но, в отличие от товарищей пламенных коммунистов, она права.

Восьмушка квадратной меры, засаженная по осени, когда ещё даст первые гроздья, причём первый урожай только поможет понять, что я на самом деле купил и на что годится этот виноград. Не исключаю – часть придётся вырубить, посадить другой. Брать саженцы от разных продавцов. Учить хрымов у местных виноградарей, видимо, тоже не слишком искушённых. Ошибаться и учиться…

Виноградная лоза, ты ни в чём не виновата! А виноват я, к переселению в этот мир не собравший достаточно информации. Но всего не предусмотришь.

– Господин Глей! Приближаемся к городу, – сообщил один из провожатых, оборвавший мои планово-хозяйственные раздумья и заслуживший погоняло «ваш кэп»: столица и так уже маячила впереди, окружённая чахлым кольцом посадов. – Нам сразу вернуться к хозяину?

– Я – ваш хозяин на ближайшие дни. Сопровождаете меня во дворец, я прошу аудиенции у короля. Вы ждёте. Можете щипать придворных баб-анток за ляжки, если не боитесь схлопотать по мордасам. Вечером сниму комнату в трактире. Жратва – за мой счёт. Один дук каждому в день.

Бодигарды переглянулись.

– Коль по прежнему месту жалованье сохранилось, готовы служить тебе месяц, господин глей! Или два.

Не знаю, что у них получилось с охотой на ляжки, я прождал долго и был принят величеством только вечером, когда основательно стемнело и пришло время вечерней молитвы Моуи. Когда перешагнул порог кабинета, монарх ещё пребывал в настроении молитвенного лицемерия.

– Рано темнеет у тебя, Карух, – начал я после полагающегося приветствия. – Окна от антов остались тёмные. Сейчас зима, небось, зажигаешь свечи уже часа в четыре?

– Слуги зажигают. К чему ты клонишь, непочтительный глей?

– Хочу предложить тебе немного прогресса и роскоши. Окно у тебя тёмное. Стёкла цветные и мутные. Оттого живёшь во тьме как ночная лесная птица. А я верну тебе солнце.

Протянул ему пластинку стекла.

Он взял, посмотрел через неё на канделябр. Подбежал секретарь. За ним – пара холуёв, из того состава, что были возле Каруха, когда я с ним торговался за налоги. Наверно, подобные типы крутятся у ног хозяина как собаки – в ожидании объедков с барского стола.

– Мой король! Хорошая работа! Такие стёкла продаются не менее чем за десять дуков, – восхитился секретарь.

– Действительно, – кивнул Карух. – Гош! Спасибо за подарок. Что ещё?

– Одна пластинка стекла – действительно в подарок, король. Но коль вы замените только одно стекло в витраже, получится лишь хуже. Начнёт гулять молва: Карух беден, раз вставил единственное прозрачное.

Он посмотрел на окно, подкрашивающее черноту январского вечера. Чтобы поменять все вставки, а там три десятка рядов в высоту и восемь в ширину, нужно…

– Пинх! Сколько стёкол в окне? – с таблицей умножения у монарха, видно, не сложились отношения.

– Двести сорок, король, – ответил я за секретаря. – Стало быть, все обойдутся вам, с учётом доставки и боя в пути, в две тысячи четыреста дуков. Или сто двадцать динов. Но поскольку заказ большой и в силу моего чрезвычайного уважения к твоему величеству, скажем так: сто серебряных динов меня устроят.

Повисла тишина.

Король переглянулся с секретарём. С друзьями. Открыл и закрыл рот. При свете свечей отчётливо было видно, как пунцовеют его щёки.

– Ты в своём уме?! Казна не может позволить себе таких трат!

О-о-о… Молодой человек не просто принял бразды правления, но и попробовал руководить, нарвавшись на подводные скалы безденежья.

– Я и не жду серебра прямо сейчас. Мой король, ты вправе давать балы, принимать иностранных гостей. Но бал закончился, гости разъехались. Всё! Серебро потрачено и не вернётся. А коль у тебя, единственного из королей Гхарга, во дворце появится окно на весь кабинет – из чистого прозрачного стекла, оно прославит Мульд на годы! На десятилетия твоего царствования. Всяк сюда входящий увидит: Карух велик. Наконец, сэкономишь на свечах и лампадном масле: моё стекло лучше пропускает свет.

– К пырху свечи… Расплачусь через два года!

То есть практически никогда. Ожидаемо. Послушаюсь мамочку.

– Я вообще не возьму с тебя серебра. Будем считать, что оно пойдёт в зачёт налогов будущего.

Если у местного яндекс-переводчика имеются шестерни, то они жалобно заскрипели, передавая фразу о налоговом зачёте. Слова-то все понятные, но не привыкли к подобным премудростям в этом мире.

– Какой зачёт? Ты чего надумал, глей? Своего короля хочешь обмануть?

– Готов повторить, положа руку на Камень Правды. Всё честно. Я отдаю тебе сто динов. Не само серебро, а товар на эту сумму. Ты мне даёшь королевский… пусть будет – мандат… В нём пишем: глей Гош освобождается от налогов на сумму сто динов, подлежащих уплате в казну после Дня пришествия Моуи.

– Манда…

– Мандат, твоё величество. Эдикт. Указ. Расписка. Лишь бы закреплённое в документе обязательство имело силу и принималось в суде с проверкой на Камне.

Он подумал. Почесал лоб и снова подумал. Потом спросил:

– То есть платить не надо? Ни сейчас, ни потом?

– Ты всё правильно понял, государь. Казна, правда, потом получит меньше налогов. Но через год, когда дела и так поправятся. А в новые окна будешь смотреть уже весной.

– Почему только весной?

– Если бы я мог наварить прорву стекла за неделю, поверь, оно бы не стоило сто динов. Процесс долгий. Затратный. Каждое стёклышко шлифуется. Часть бракуется и идёт дёшево мелким брентам. Часть неизбежно разбивается. Риск доставки во дворец – мой. А уж что наколотят твои рабочие, государь, то – твоё. За каждое лишнее стёклышко десять дуков, – увидев его возмущённый жест, торопливо добавил: – Конечно, распиской в мандате.

Он по-прежнему держал стекло в руках. Погладил пальцем кромку. Повертел.

– По-моему, ты меня дуришь. Но не пойму – как.

– Всё честно, твоё величество.

Он поднял руку, чтоб отпустить меня величавым жестом. Задержал её.

– Гош! Не надумал присоединиться ко мне походом за освобождение хрымов?

– Что ты! Слишком много расходов. На твоё стекло знаешь, сколько надо угля и кварцевого песку? А отобьётся лишь зимой. Вкладываешь восемьдесят серебряных и ждешь своей сотни почти год… У купцов капитал быстрее оборачивается.

Он подошёл вплотную.

– Мне тут рассказывали, ты не только можешь дружину выставить.