Сергей Калашников - Своё никому не отдам Страница 23

— Ладно, Волкер, ты ведь нынче по хозяйству не шибко занят. Есть у меня для тебя заработок малый, если, конечно, желаешь?

— Отчего бы не желать!? Монетка-другая завсегда в прибыток пойдёт, если случай такой.

— Такой, Волкер, такой. Почитай в самом конце брусовой дороги под первым мостом имеется лагерь рядом с запрудой на ручье. Сходи туда и погляди, можно ли рядом с ним поля распахать и ладное ли место. А коли ладное, скажешь мне, и будут тебе солдаты в подчинение и тогда паши, сей только, и зерно продавай — деньги у тебя заведутся.

— Это ты, Гринь, что? На государевом жаловании хлеборобов собираешься содержать? И на довольствии вещевом и харчевом? — Федот аж взвился от возмущения. Он-то знает, во что обеспечение солдата казне обходится, сам за этим следит.

— Ты, князь не спеши кричать. Спробуем сперва, а коли не выйдет, ну так и не выйдет. Зато уж и сомневаться не станем, что не испытали задумку, — царевич и сам пока ни в чём не уверен, но перед ним нынче человек, хорошо понимающий в земледелии, и очень хочется видеть его своим соратником.

А как этого добиться? Да дело поручить. К работе приставить, к которой у него есть тяга. Пособить, чем попросит, тем более, что, вроде как на слове поймал. Слегка. Ну, про солдат в подчинении. Что же касается ответа, что ему, Грише и без того перед батюшкой ответ держать за изведённый корабельный лес и растраченную казну, так по сравнению с этим предстоящая малая трата — мелкая ерундовина, а не вина.

— А ты, Волкер, как придёшь туда, капралу от меня поклон передай.

— Постой, Гриня! Я ведь, почитай, только что из тех мест. На заработки ходил, почитай со всеми нашими мужиками. Ну, сам понимаешь, вот она рядом стройка идёт, а денежку заработать кому ж не охота. Так что седьмицу я на тех самых Селитряных казармах обретался и всё по округе видал, — Волкер сообразил, чего от него хотят.

— А тогда потребен мне человек, который вокруг того места сможет и рожь, и овёс вырастить, и огороды такие разбить, чтоб родили. Будет тебе за то солдатское жалование и довольствие. И от продажи зерна доля десятая. Только долю ту придётся между работниками делить, хотя, они тоже солдаты и на довольствии состоят.

— А как же лошади, плуги, инвентарь? За них из чего платить?

— То за мои деньги. За казённые, стало быть.

Волкер призадумался, беззвучно шевеля губами. Не иначе что-то подсчитывал. Посидели немного молча. Потом мужчина поднял взгляд, полный сомнений и какого-то страдания от неспособности решиться.

— Ладно. Покои тебе уже приготовлены, Тимка проводит. За завтраком ещё потолкуем.

На том и расстались.

Ночью пришла Наталья. Она спала иногда с ним в одной кровати, но без глупостей. Что называется, пошептаться приходила, помурлыкать. На этот раз всё было хуже. Девушка расплакалась:

— Ой, страшно-то как, Гришенька. Ты же всё не по-людски делаешь. А как не выйдет?!

— Не выйдет так — иначе попробую. Чай, не прибьет меня папенька совсем? А так прогневается, что глаз прогонит, пойдём с тобой по белу свету. Я стану горшки лепить, а ты их — на рынке продавать.

— Ага. А потом пьяный дружинник проедет на коне, толкнёт мой товар, и всё разобъётся.

Вот, незадача. Ничем её не проймёшь. Даже сказки они одни и те же читали. Елки, когда же он вырастет, чтобы как с женой обойтись с любимой?!

К завтраку Федот вышел с синяком под глазом. Князь, княжна и царевич потчевали Волкера, хранившего молчание по самому волнительному для присутствующих вопросу — согласен ли он пойти в солдаты, чтобы хлеборобствовать, как считает нужным.

Любава прислуживала, наряженая по рысскому обычаю в сарафан, а Татьяна оделась на иностранный манер в платье сельджукского кроя. Разговор вращался вокруг образования княжны. Учителя, что были приглашены для Григория, уехали ещё в начале лета, а кроме святых отцов грамотееев на острове не было. Федот просто в отчаянии, но сноситься со столичным островом нынче рискованно — кто только не шастает в это тревожное время в окрестных водах. Казаки трижды отбивали какие-то шайки, а на западном берегу патруль перестреливался с неизвестным судном, воспрепятствовав высадке со шлюпок.

Так что посылка весточки каждый раз — дело опасное. Только по великой нужде отряжают быстроходную ладью с тремя десятками стрельцов на вёслах, и редкий раз такой поход обходится без стычки.

Ещё поговорили о том, что в этом году крестьяне неплохой урожай собрали. Купцы, правда, не торопятся его скупать, полагая городские склады не особенно надёжным местом. Возвращения сельджуков опасаются все.

— Ваше Высочество! А нельзя ли восьмую часть от урожая на нужды хозяйства оставлять? А то ведь лошадей-то кормить придётся своим овсом, — вдруг спросил гость, когда дело уже дошло до кофе.

Гриша отломил краешек булочки. Вот не такие они, как у Прасковьи, и всё тут. Не хуже, но и не то. А что касается двенадцати с половиной процентов вместо предложенных десяти, так и ладно. Он ведь не считал, если честно признаться, потому что никаких исходных данных у него нет. Ну ни малейшего представления о затратах, что несут земледельцы не имеет. Но для виду подумал, помедлил, даже глаза к потолку поднял глубокомысленно, вроде как считает что-то.

— Ладно Волкер! Будь по-твоему. Только смотри же, по имени меня зови, как вчера. В кабинет пойдём, бумагу напишем для капрала. Подсказывать станешь, чего ему повелеть надобно. Тимоха! Прапорщика Тыртова пригласи, да сразу в кабинет веди.

Подумал, что прямо сейчас нужно договориться о работниках для заведения, где очищают селитру, и чтобы там заодно тем же народом ещё и пашни пахали, да рожь сеяли. Новобранцы-то тамошние все от сохи, им это не в диковинку будет.

Уехал Волкер. Командир крепости и вообще всего регулярного воинства на острове у царевича задержался. Сговорились с ним, что на жалование и довольствие для очищальщиков селитры деньги казна в полк перечислит, а на амуницию и огневые припасы — нет. Это Федот так настоял. Вроде как воины, но по хозяйственной части.

Жаловался прапорщик на то, что рекруты в этом году попались ему почти одни бестолковые. Парни крестьянские, достигшие нужного возраста, ни грамотностью не отличаются, ни склонностью к понятливости. Что послушны — это да. Строю их обучить можно, да и с ружъём управляться тоже как-то ещё выходит, а вот по основной части боя, когда сторой на строй в багинеты сходится, то, считай, на одну баталию всего пополнения только и хватит. Полягут, увальни криволапые. В первом же бою полягут!

Поначалу это не так заметно было, а как вернулась основная масса новобранцев с работ, куда по велению Григория он их посылал, так и проявилось всё.

— А что, в прошлые годы разве иначе было? — Федот, при разговоре сидел, поинтересовался.

— Другие годы мы столь не набирали. И потерь таких не было, и войны не случалось с той поры, как я на службу заступил, — Тыртов молод. Лет двадцати с небольшим.

— То есть что, строже отбор был, что ли?

— Конечно. Из желающих одного на десяток только и принимали.

— Отчего же столько много их на службу просится?

— Крестьянский хлеб не лёгок, да и надоело парням на земле пуп-то рвать. А если не женатый, так и хозяйства своего не заведёшь, то есть при отце оставаться приходится работником. Без хозяйки ни дома, ни деток не заведёшь, зачем оно им надо?

— Так женились бы? — Гриша в недоумении.

— Где ж девок на всех взять? Не каждая ведь роды переживает. Вот и выходит, что мужиков больше, чем баб. Да ещё за иного и вторая пойдёт, и третья, случается, а за кого-то и из-под палки не загонишь. Вот оттого в мужском населении и образуется неприкаянность. Опять же на государевых харчах меньше забот. Ни о пропитании думать не надо, ни об одежде, да крыша над головой имеется, — видно, что прапорщик, хоть и молод, но философ по складу души.

Гриша призадумался. Почему-то батюшка обычно отзывался о крестьянах, как о людях тёмных, но себе на уме. Что не своротишь их с пути, завещанного предками, не убедишь в том, что оброк надо сполна отдавать и повинности нести ради того, чтобы было кому защитить их от напасти. А они переедут всей весью с места на место, чтобы спрятаться и от сборов, и от работ по ремонту тех же дорог или мостов. А то боярину скажут, будто они казённые, а дьяку — мол, отдали уже все хозяину здешней земли — боярину. Сами же деревья с метками срубят на дрова или столбы межевые с места на место переставят и показывают каждому свои. Вот, поди, сыщи их сперва, а потом ещё попробуй взять положеное!

Ох, да все хитрят, чтобы добро своё сохранить. Ну да ладно, об этом в другой раз. Надо теперь о военных делах потолковать. Как-никак, война идёт, а тут чуть не тысяча бойцов под одной рукой.

— А что, стрелецкие дети или казацкие, они разве в полк не идут? Уж эти-то должны ловки быть.