Иммунный (СИ) - Тимофеев Владимир Страница 23

В себя прихожу от выплеснутой на морду воды. То, что она ледяная, осознаю позднее. А пока моё тело попросту разрывает от боли. Болеутоляющая магия не работает, словно её и не было. По ощущениям, если конечно можно им верить, у меня сломано несколько рёбер, отбиты почки, вся рожа — огромный кровоподтёк, левая рука вывернута из плечевого сустава, а ноги просто не чувствуются.

— Мастер Габарий, можете поставить этого подозреваемого на ноги? — звучит чей-то вопрос.

— Попробую, господин судья. Но обещать не могу...

Говорящие вне поля моего зрения. Сквозь заплывшие щёлочки глаз почти ничего не видно, но коснувшееся меня и застывшее в считанных миллиметрах от покоцанной шкуры облако маг-энергии я всё-таки различаю. И сразу даю ему возможность проникнуть через невидимую защиту. Желая лишь одного — чтобы боль, наконец-то, ушла. Ведь сил её терпеть больше нет...

И боль, в самом деле, уходит. Пусть медленно, мучительно медленно, но это всё-таки лучше, чем тупо терпеть её дальше, изображая партизана-героя...

— Да вы настоящий кудесник, Габарий! — в доносящемся справа голосе слышится искреннее восхищение. — Минимум, третья ступень, как я понимаю.

— Увы, господин судья. Только вторая. Однако я очень старался, чтобы этот убийца предстал перед вами в относительном здравии. Думаю, оно ему ещё пригодится.

— Пригодится, но вряд ли понравится, — ухмыляется собеседник и тут же кому-то командует: — Ведите его в главный зал. Не будем тянуть, сделаем всё по-быстрому.

Меня вздёргивают на ноги и куда-то ведут. Ощущение — как будто плыву сквозь плотную клейкую массу. Тело уже не болит, но сознание — словно галюциногенами обдолбался. Всё, что происходит снаружи, воспринимается обрывками, эпизодами, как плохое кино, смонтированное недоучившимся режиссёром.

Вот я в каком-то набитом людьми душном зале. По бокам четверо стражников, на руках и ногах кандалы.

Вот седовласый чувак в чёрной мантии (наверное, это судья) спрашивает, кто я такой. С огромным трудом выдавливаю из себя: «Дарий из Марки».

Вот ко мне подходят по очереди хозяин трактира и двое вышибал, тычут в меня пальцем и говорят: «Он убил». Я мотаю головой, пытаюсь что-то ответить, но ничего не выходит.

Вот появляется подавальщица и тоже что-то говорит, но я её не понимаю. В ушах шум, а в глазах туман.

Потом к тому месту, где я стою, пытаются прорваться какие-то неизвестные. Они размахивают кулаками и что-то орут. Стражники их не пускают.

После чего снова идёт обрыв плёнки, и...

— Двадцать лет каторги, — объявляет судья.

«Хренасе покушать сходил...» — мелькает в замутнённом мозгу.

Двое стражников, как по команде, тут же шагают ко мне, подхватывают под белы рученьки и тащат во двор. А там меня уже ждёт местный вариант автозака — чёрная повозка, запряжённая двумя лошадьми, тоже чёрными. Кажется, их ещё называют вороными. Вместо сидений в тюремной телеге железная клетка в полный человеческий рост, один в один как на средневековых гравюрах про еретико́в, ведьм, инквизицию и публичные казни.

Меня без каких-либо церемоний запихивают внутрь и приковывают к стальной перекладине.

Возница щёлкает кнутом. Телега трогается с места.

Фильм обрывается. Сознание гаснет.

Занавес...

Глава 11

Призрачный дворец был настоящим городом в городе. Он находился в центре имперской столицы, по площади занимал больше четверти квадратной лиги и внешне, действительно, как будто парил над землёй. По крайней мере, большинство жителей величественного Арладара верили, что всё так и есть. Что он и вправду висит в воздухе и в любое мгновение, по воле Императора и Конклава, может сняться со своего привычного места и уплыть-улететь туда, куда прикажет Великий Ашкар и решат верховные маги. Но этот день, как гласили легенды, станет последним для внезапно осиротевшего города. Призрачный щит Империи больше не будет сдерживать зло, которое, хотя и было когда-то повержено, но не было уничтожено и до сих пор таилось под невидимыми магическими фундаментами, перекрывающими ему дорогу на волю.

Щит, защищающий мир от вселенского зла, как считали обычные люди, денно и нощно поддерживал сам император. Наверное, из-за этого он чрезвычайно редко являл себя простому народу. Не чаще, чем раз в три года, когда игралась очередная свадьба Ашкара, вечно юного повелителя Великой Империи, с его такой же юной невестой — невестой Ашкарти...

Как выбирают невест, Алина знала не понаслышке. В ту зону дворцового комплекса, где готовили будущих жён императора, она попала, когда ей едва исполнилось шестнадцать. С тех пор прошло пять с половиной лет, но внешне она оставалась такой же девчушкой, какой впервые ступила на дворцовые плиты. Магия жизни хранила её от любых изменений. Чары накладывали самые сильные маги Империи. Они же следили за тем, чтобы будущая невеста ни в чём не уступала бы прежним, ставшим «императрицами» раньше.

Об их судьбах в Империи не судачил только ленивый. Многие девушки мечтали оказаться на их месте, но удавалось это считанным единицам. Отдав императору свои юность и красоту, в ответ они получали неизмеримо большее — неимоверные магические способности, позволяющие жить, как и их повелитель и муж, практически вечно, проходя бесконечный круг всё лучших и лучших перерождений, черпая волшебную силу из света дня, сияния звёзд, запаха трав, дуновения ветра, шума дождя...

Как переставшие быть жёнами покидали дворец, никто кроме императора не знал, даже члены Конклава. Точно так же никто не мог точно знать, кем эти женщины становились, как они выглядели, где проживали. Бывшие супруги Ашкара, как объясняли в Конклаве, могли вновь выходить замуж, иметь детей, а потом опять исчезать, потому что не уничтоженное до конца зло никогда бы не упустило возможность отыграться за все свои беды и поражения на тех, кто когда-то был близок с хозяином Великой Империи, кто был ему дорог и кого он даже в разлуке старался предохранить от чужой подлости и жестокости.

Именно из-за этого, кстати, будущих невест Ашкарти прятали от людских глаз и запрещали кому бы то ни было к ним прикасаться. И даже само принятие в статус невест проходило в обстановке строжайшей тайны. Родственники и знакомые считали их умершими и, ничего не подозревая, честно оплакивали и хоронили подброшенные им куклы, изготовленные лучшими мастерами-големщиками. Самих же девушек, соблюдая все мыслимые и немыслимые меры предосторожности, переправляли в Арладар, в призрачный дворец императора...

Алине с ближайшими родственниками «повезло». Их у неё просто не было. Её обнаружил мессир Меноний, один из двух верховных магов Конклава, владетель Самаана, второго по значимости священного города Великой Империи. Именно он разглядел в замотанной в тряпьё нищенке будущую невесту Ашкарти.

Правда, поначалу Алина об этом, конечно же, не догадывалась. Просто однажды утром мимо ступеньки у храма Баа́т, где она привыкла сидеть и собирать милостыню, пронесли паланкин мессира. Девушка его даже не видела и уж тем более не могла и подумать, что может хоть чем-нибудь заинтересовать столь знатную персону. Однако ближайшей ночью в закоулок, где обитали нищие, вошли люди в масках, отыскали её среди остальных, сунули под нос пузырёк с какой-то пахучей жидкостью и, потерявшую сознание, унесли...

— К стене! — скомандовали из открывшейся двери.

Девушка быстро вскочила с подстилки и прижалась лицом к холодному камню. Оборачиваться без команды запрещалось. Наказание — удар кнутом.

За спиной прошуршали шаги. Затем что-то негромко стукнуло, словно на пол что-то поставили

— Подойди, — приказал женский голос.

Алина оторвалась от стены, сделала несколько коротких шажков и, остановившись перед высокородной гостьей, глубоко поклонилась. Так, как её учили ещё в школе невест, а затем, после случившегося в Шаонаре, продолжили в школе наложниц Горша.